Человейник

В этой реальности стих рассыпается,
В этом абсурде, бессмыслице, лжи:
Мысли и рифмы скользят и срываются,
Под мишурой миражи обнажив.

Это какой-то абсурд и бессмыслица:
Вот обнажилось круженье толпы,
Всякий спешит, копошится, возвыситься
Жаждет, а в сущности – жалкая пыль.

Будто бы демон безумный вселился
В отару толпы, одержимую им:
Каждый барашек заблеял, взбесился,
Кружит бессмысленным тельцем своим.

Но человейник уже приготовлен:
Камеры, чипы, клеймо и вольер…
Сыр в мышеловке блазнится истомой,
Ошейник сомкнулся на шее в колье…

Зомбокоробка вещает, внушает, –
Внемлет отара ей – блеет, бредёт,
Крутится, бегает, бредит – без шансов:
На бойню придёт, иль в обрыв упадёт!

Мне б в одиночество, что ли, сокрыться,
Уединиться, – да некуда уж!
Блеют барашки, влекутся к корытцу…
Их Пастухи – это нелюдь без душ.

Или их души настолько уж чёрны,
Что беспросветно сливаются с тьмой…
Блеют барашки, бредут обречённо,
Брешут собачки и брызжут слюной…

Ох, о собачках – особо замечу:
Лижут сапожки они Господам,
Лают – и гонят отару овечек,
Прикажут куда им; да хоть – в никуда!

Ошейник, намордник – удел их убогий,
Цепь, конура; по приказу Господ
Также ползут они тупо на бойню,
Также в тупой обратилися скот.

С тоской созерцаю я это виденье,
Словно с холма; а над лесом рассвет
Уж край неба тронул, наметились тени,
Блик лучика в тучке оставил свой след…

Стих собирается, словно осколки
Сливаются в образ прекрасных миров…
Блеянье, лай чуть притихли, примолкли;
Тьма отползает как будто бы в ров…

Нет не виденье то, – горькая правда,
Лишь чуть прикрытая флёром личин…
Иль лучик рассвета, в преддверии ада,
Нам дарит надежду, что мир – излечим?...