Шёл солдат

Шёл солдат

Шёл солдат с войны до дома,
Покорив Европу,
Шёл, спешил по буреломам,
По звериным тропам,

Торопился. Даже слишком.
Шёл, углы срезая.
Нёс гостинцы ребятишкам,
Радость предвкушая:

Сахар, пиленный кусками,
В маленьком мешочке,
Три платка: жене и маме,
Синенький для дочки,

Двум сынишкам по рубахе,
В Вене взял, на вырост.
И ремни с солдатской бляхой.
Всё сынишки снились.

Старшему теперь уж десять.
Дети. Три. Погодки.
Думал, уходя: «На месяц»,
Думал: «Путь короткий».

Но война взяла за горло,
Била и крошила,
Рать стеной фашистской пёрла,
Заживо душила.

Был ни раз, ни дважды ранен,
Подлатают – в битву.
Крест берёг на шее мамин
И её молитву.

Выжил, голову не прятал,
Награждён медалью,
Воевал за то, что свято:
За домок, где пахнет мятой
В дали синедальней.

Шёл от станции полями,
Напрямую, лесом.
Вот домок под тополями
Ставенки развесил.

Из окошка свет чуть виден,
Знать, горит коптушка.
Полушалок жёнкин, Лидин.
Со спины – старушка.
 
Он в окно глазами впился: 
«Нет, не мама это.
Кто же это?» - удивился,
«Эх, чуть больше б света».

Повернулась. Прядь седая:
«На кого ж похожа?
Боже мой! Она. Родная.
Не узнал я что же?!»

Как её согнулись плечи,
Скорбные морщины…
Всё. Последний шаг до встречи.
Воину, мужчине

Страшно стало. Сердце сжалось.
Слёзы навернулись.
Вспомнилось, как провожала,
За телегою бежала,
Как года тянулись.

Постучал ногтями в раму…
- Кто там? – голос детский.
- Дочка, позови-ка маму.
- Кто ты?
- Дед соседский.

- Что-то я тебя не знаю.
Говори, что надо!
- Таня, это я, родная. 
Иль отцу не рада?

Вскрик и стон. И настежь двери,
Словом, не опишешь.
Плач. От радости хмелели:
- Жив! Вернулся! Тиша!

- Что ж молчал? Полгода скоро.
Думали – убили.
Собрались соседи споро,
Вспомнили, как жили.

Непришедших помянули,
Все друзьями были.
Дети на печи уснули,
Мужики махру курили,
Бабы говорили.

Говорили: «Поседела 
Лидкина свекруха,
Пятьдесят, а постарела,
Ну совсем старуха.

Да и Лидкины височки
Сжёг морозный иней…»
- Тихон, подросли сыночки?
- И совсем хозяйка дочка.
- Ишь, платочек синий!

А солдат сидел и слушал.
Говорить нет силы.
Выворачивало душу,
Слёзы задушили.

Думал: «Соберёмся с духом,
Гитлера разбили,
Одолеем и разруху,
Снова будем в силе».

Да, солдат, отвоевался
И домой вернулся.
Тот осколок, что остался,
Будто повернулся.

Под лопаткой так скололо –
Ни дохнуть, ни охнуть.
Посидел. Всё. Отлегнуло.
«Ещё дома, - промелькнуло,
Не хватало сдохнуть».

Не спалось, поднялся, вышел,
Лиду не тревожа.
Та во след:
- Куда ты, Тиша?
Заболел, быть может?

- Так, в груди чего-то ломит.
Сяду на пороге.
…Месяц, как живёт он в доме.
Кончились дороги.

Подлатал, подладил крышу,
И в колхоз, как прежде.
Лида светится вся: «Тиша!»
В нём семьи надежды.

А в колхозе – дети, бабы,
Старики, калеки.
Поберечь здоровье рад бы…
Люди-человеки… 

Грудь шарфом покрепче свяжет,
День до ночи долог.
Никому он не расскажет,
Что в груди осколок.

Руки, ноги – всё при месте,
Всё б глазами сделал.
Только будто ватный весь ты,
И болит всё тело.

Воз вчера увяз в болоте,
Помогал ребятам.
Эта не для них работа,
Больно маловаты.

Надавил на лагу с силой,
И с тех пор всё колет,
Будто бы воткнул кто вилы
И вот-вот распорет…

К косяку прижал затылок.
Что ж не отпускаешь?!
Ну, фашист, заходишь с тыла,
Изнутри взрываешь!

…Отлежусь… Хлеба скосили…
…Охватило жаром.
Свет в глаза и в небе синем
Солнце белым шаром.

Схоронили на погосте.
Со звездою крестик.
Где хозяин, а где гость ты –
На котором месте?

Плачьте, плачьте, по родному,
Горевать не стыдно.
… Шёл, спешил с войны до дому.
На побывку, видно…