Восторг немого вожделенья
в бумагу пролитых чернил…
Он обнимал её колени,
и говорил, и говорил…
Он говорил, она молчала.
Резвился волнами прибой,
толкались лодки у причала
и небо сыпало крупой.
Спускался вечер тихий, гладкий
на два невидимых крыла.
Она была его загадкой,
последней тайною была.
Стрелой, застрявшей в сердце ночи,
струной, дрожащею в руке,
одной из странных червоточин
и многоточием в строке.
Сверчки настраивали скрипки.
Он был в растерянности глуп,
когда печаль её улыбки
слетала с тонкой нити губ.
И оголяла нега плечи,
и месяц плавился в реке,
и миг тянулся, бесконечен,
зажатый в нежном кулачке.