Да в том-то и дело,
что только быть первой
мечтала душа моя.
Судьба захрипела,
когда в её тело
вбил шпоры, как штопор я.
И судей обляпав,
и пеною капая,
шампуни роняя в грязь,
не тихой сапой,
а злым нахрапом
к барьерам она понеслась.
И перед барьером
сдавали нервы,
и топот стелился шёпотом,
и выжав резервы
из бешенной стервы,
я в грязь за барьером шлёпнулся.
Меня обгоняли,
скакала, хромая,
моя лошадина злющая
туда, задарма где
давали корма мне,
меня не желая слушаться.
Я стал тогда грубым,
я бил её в губы,
хрипел я, в седле звереющий:
«По-моему будет,
победу добудем!» -
и взят уже проще следующий.
Не в финише дело -
что ленту задену,
а в том, что покуда скачки,
беру я барьеры
аллюром, карьером,
на брюхе и на карачках.
Наказана, мчится
туда моя птица,
где пропасть — не имитация,
и надо нам взвиться,
и в камни те впиться,
чтоб с краешка не сорваться.
Наверное, можно,
и это не сложно,
рысцой по дорожке с гравием,
но мне так дороже:
к препятствию с дрожью,
и шею свернуть - или справиться.