Ты слышишь, на жёлтых каштанах качается в люльке грусть?
Скрипит сыровато и гадко, как ржавая сталь ружья.
На «Пасмурной, 40» остуженный воздух луной блеснуть
не в силах, не в слабости. Кажется, дождь невпопад зажат
мохнатыми лапами странных и капельку злых существ.
И это не ночь у ворот, оплетённых плющом, темна
— дурацкая осень в свою канитель бы смогла вовлечь
кромешного мрака и некуда хуже хандры тона.
На «Пасмурной, 40» ветра вплетены в макраме октав.
Ещё один дом ловит сонные звёзды открытым ртом.
И вроде бы поздно уже побывать в Малибу мечтать,
и вроде бы рано ещё не мечтать ни о чём таком.
Срывается дождь стаей диких собак, и бежит ко мне,
не съесть, а чесать языком про любовь и хвостом вилять,
и гром, будто выстрел из прошлого, вновь пригвоздит к стене
— как много за сорок таких сентябрей растеряла я.