Однажды, забытой зимой, (как в детстве, в шапке ушанке)
Вернусь я уставший домой, на российском танке…
И холодно будет, заснежено будет и скользко,
На том же пересечении Школьной и Комсомольской.
Я так же, (озябший), в родительский дом забегу,
Как раньше, в две тысячи том, довоенном когда-то году…
И мне после стольких боёв и побед будет всё по плечу,
«Я здесь, я приехал!» - я маме своей, я маме своей прокричу!
«Я сорок снарядов потратил, последний остался снаряд,
Но он мне не нужен, я дома! И нет для меня здесь преград!»
Но в доме моём даже пёс мой не будет мне рад,
И вырублен будет давно тот Вишнёвый сад.
В том доме, вместо икон, свечёй во главе угла
Подсвечены будут руны и Мёртвая голова…
И взглядом жестоким, укором безмолвным сама
Одёрнет и путь преградит мне моя одряхлевшая мать:
«Однажды, забытой зимой, (как в детстве, в шапке ушанке)
Мы звали тебя домой, но не на российском танке…
Мы ждали тебя, ты был главным в нашем роду
В две тысячи том, довоенном когда-то году…
Прочь уходи, ты нам враг, не зря же разлаялись псы,
Ты раб и предатель, ты трус и мне ты не сын!..»
…Город будет объят чёрным дымом с туманом внахлёст –
Словно, опять съев человечины, отрыгивает Холокост!
…Идя по замёрзшему снегу, я упаду там, где скользко,
На том же пересечении Школьной и Комсомольской.
И всё так знакомо мне будет и чуждо кругом,
И в доме моём узнать не смогу я свой дом…
Но с детства я помнил завет строгих учителей:
«Сколько раз увидишь врага – столько раз его и убей!»
И воздух вдыхается чаще и мысли надсадно звенят,
И не пригодившийся там, на войне, я здесь заряжаю снаряд…