Рисунок автора. Карандаш.
Глава 1.
Конечно, он не мог запомнить этот год.
Тот самый год, когда на свет он появился.
В ту сказочную ночь был звездным небосвод
И месяц молодой лишь только народился.
Случилось это всё ещё при господах...
По масти мать его была почти каурой;
Потомком Дончаков, о девяти годах;
Когда-то дед Митяй назвал её Заурой.
Отцом же ему стал игривый жеребец
По кличке Чингисхан, семи годов от роду.
(Его пять лет назад привел на двор купец)
По масти серым был – в Орловскую породу.
Отпетым сорванцом у барина рос сын,
Но мать, его любя, прозвала – «одуванчик»,
Любил на жеребце скакать он через тын.
И кличку он же дал родившемуся – Зайчик*.
*(ЗА-ура + ЧИ-нгис: — ЗА-й-ЧИ-к)
В трагический тот год пришла бедой война.
Ушёл на дальний фронт и отставной поручик.
Остался дома сын Василий да жена,
И Зайчик во дворе играл, как солнца лучик.
Младому барчуку пятнадцатый шёл год,
И был он в их семье единственный ребёнок.
Но роскошь не любил и убегал в народ,
И тягу к лошадям испытывал с пелёнок.
А время мерно шло, и Зайчик подрастал,
Он ветер обгонял, когда в степи резвился.
Когда ж ему узду набросили – восстал.
Но не прошло трёх дней – он с участью смирился.
Забавными подчас бывают господа.
Став пленником причуд, в ущерб дворянской чести.
Василий с жеребцом, как «не разлей вода»,
С рассвета до темна дни проводили вместе.
И говорила мать с обидою на них,
Когда опять Васёк в ночное собирался:
«Ты только посмотри – уже почти жених,
А он всё в пастухи никак не наигрался!
А тот строптивый бес – твой рыжий жеребец -
Ведь он же никому и в руки не даётся.
Вот дай лишь только срок! Вернётся твой отец…
Ну что так смотришь сын?! Увидишь, он вернётся!»
Но Васька точно знал, что больше нет отца...
Под Танненбергом полк, где тот служил, разбили,
Сам генерал прислал с известием гонца
И крест тот, что его посмертно наградили.
Вот и пришла война издалека бедой,
Слезами в пареньке горючими сказалась.
В одно мгновенье мать вдруг сделалась седой,
Но прогнала гонца и верить отказалась.
Глава 2
Он был уже большим и рыжим жеребцом,
Окрасом точно в мать, но с крепкими ногами,
Что от отца ему оставлены творцом,
И иноходью мог стелиться над лугами.
Привык давно к седлу и с радостью встречал,
По-своему любя, товарища и друга.
А острый глаз и ум всё видел, подмечал.
И сердце вдаль рвалось, за горизонт, из круга.
К неведомому страсть в груди была сильна.
С рожденья знать хотел – откуда дует ветер,
Но знать не знал тогда, что степь врагов полна.
И вот на склоне дня волчицу как-то встретил.
А ведь ему тогда был о'т роду лишь год -
Совсем ещё юнец по лошадиным меркам.
И стать бы роковым мог встречи той исход,
Ведь мало кто готов к судьбы таким проверкам.
Волчица, поприсев и мелко семеня,
Наперерез пошла, скрываясь за травою.
Она убить могла и взрослого коня,
Но лишь недавно став трагически «вдовою»,
Она не знала, как себя ей повести,
Как нужно загонять добычу в одиночку.
Зачем-то залегла и начала ползти,
Неопытностью дав жеребчику отсрочку.
Запомнил он тогда тот липкий жуткий страх,
И вой волчицы вслед густой и безнадежный;
Переходя на рысь, запутавшись в ветрах,
Сшибая, не щадя, пыльцу с былинок нежных...
Прошло с тех пор пять лет. От Волги на Кавказ
Гражданская война катилась по станицам.
Не в силах удержать, Деникин дал приказ:
На Маныч отойти, оставив град Царицын.
А за рекою Сал оставлен был заслон –
Сто сабель, сто штыков, – занявший оборону.
Здесь каждый понимал: ценою жизни он
Мог обеспечить марш на Туапсе барону.
К седьмому января, как раз на Рождество,
Отряды красных войск пришли в долины Сала…
Отвага, долг и честь! И смерти торжество -
Всё это кровью здесь история писала.
В составе красных войск был молодой казак,
Любитель лошадей, оружия и скачек.
Подстать ему и конь - не чистый, но рысак,
И кличка у коня была смешная – Зайчик.
И был тот конь–огонь и строг, и норовит.
Хозяин же любил поспорить для потехи
С бойцами, что никто в седле не усидит.
И многим смельчакам «досталось на орехи».
Глава 3
Потрескивал мороз. Сходил закат на нет.
И над рекою Сал дым от костров стелился.
На левом берегу сушил бельё корнет –
Всё угли ворошил и на восток крестился.
У этого ж костра сидел штабс-капитан,
Он руку разминал, что беспощадно ныла.
Поверх златых погон наброшен был кафтан,
Но кровь от старых ран и от мороза стыла.
Шесть лет он на войне. Где только ни бывал.
За батюшку царя, за матушку Россию
Лишения терпел, кровь с потом проливал!
А позже в Колчака поверил, как в Мессию.
Когда ж тот был разбит, собрал полста бойцов,
И вышел в октябре близ города Воронеж.
Где и вступил в ряды деникинских «донцов».
Ведь он Отчизну-мать хотел спасти всего лишь.
Он осознал давно, что нет пути домой.
Россия никогда уже не будет прежней.
А с красной властью ей в геенну путь прямой.
И ничего, увы, нет в мире безнадежней...
А там – у тех костров, всего то в трёх верстах,
Вот так же на огонь глядит такой же русский.
И сушит сапоги с молитвой на устах.
Ведь в Рай проход один, и тот довольно узкий...
Качнулся ветерок, и звёздный небосвод
Повис над головой медвежьими ковшами.
На правом берегу краском* сменил развод.
И сухо треснул лёд. И прянул конь ушами.
Превратности судьбы Василь давно постиг
И приобнял коня, мол, не дрожи напрасно.
Но конь копытом бил, и всё ушами стриг,
Как будто слышал то, что людям не подвластно.
*(Крас-ный Ком-андир: КрасКом)
С восточной стороны забрезжил первый луч.
И прозвучал сигнал надрывно и тревожно.
А утренний мороз до боли стал колюч,
И Зайчик потянул за повод осторожно.
Любой боец здесь знал, что утром будет бой,
Но предсказать итог судьбы никто не брался.
Василий говорил тихонько сам с собой.
А Зайчик понимал и тоже волновался.
Он знал, что впереди и сабель перезвон,
И взрывы у копыт, и пули свист шипящий,
И взрытая земля, и смерть со всех сторон,
Осколков перекрест, и черный дым клубящий.
Что нужно от коня - так это быстрый бег.
И Зайчик точно знал, что он в бою – основа.
Ещё он понимал, как скользок лёд и снег,
И то, что у него разболтана подкова...
Глава4.
Свершилось. Началось. Сверкнул штыками строй.
И конница пошла. И замерла округа.
Повисла тишина. Лишь фыркнет конь порой,
Да лязгнет громко сталь , да заскрипит подпруга.
Всмотрелся Зайчик в даль: за Салом снег блестит,
Но встретить их огнём та сторона готова,
Ещё полста шагов - и пуля засвистит.
(Ну что ж так не к добру разладилась подкова!)
Вот первый недолёт и мёрзлые комки
Передовой отряд накрыли, как шрапнелью.
И едкий сизый дым лёг сажей на штыки,
И пешие полки отличной стали целью...
— В рысь! Право по реке! — скомандовал краском.
И Зайчик осознал неотвратимость драки.
Легко ушёл вперёд. Всего одним броском.
И уровняв свой ход, ждал сабельной атаки.
Вот конница зашла во фланг, замедлив бег,
Чтоб дать восстановить дыхание и силы.
Её ещё скрывал высокий левый брег,
Но ждал штабс-капитан и развернул мортиры.
"В атаку на врага!" и "шашки на голо!" –
Кричал краском хрипя. — "Ура!" – кричал Василий.
Он сжал эфес клинка, да так, что аж свело
Фаланги пальцев рук чрезмерностью усилий.
Ударил мощный залп, и вздыбилась земля.
А Ма'ксим выбивал из строя уцелевших.
И бесновалась смерть свой голод утоля,
Метанием коней, от страха ошалевших.
Но Зайчик был из тех, кому неведом страх,
Он уши лишь прижал, идя к заветной цели.
Ещё один рывок! За всё ответит враг.
Пощады пусть не ждёт от тех, что уцелели.
Навстречу понеслись каза'ки вдоль реки.
И Зайчик выбрал цель – высокого гнедого.
И шёл он грудью в грудь, но слева от руки,
Гнедой же на себе нёс всадника седого.
Василий был левшой и Зайчика учил
Направо уходить в любой подобной стычке.
И в этот раз гнедой налево отскочил,
И рубанул комбриг по серебристой лычке.
Тем временем уже пехотные полки,
Резервы подтянув, заканчивали дело.
На то, как в плен сдалИсь последние стрелки,
В бинокль штабс-капитан смотрел осиротело.
А Зайчик гарцевал, как будто ни с чего.
Но это ж он принес в бою победу снова!
Он даже сам забыл про то, что у него
На задней на ноге разболтана подкова.
Глава 5.
Вот лёгкий ветерок донёс далёкий храп
Бегущего коня из дальнего оврага.
Ушёл штабс-капитан от смерти цепких лап,
Отрёкшись навсегда от Родины и Флага.
Пришпоривал коня, срывая блеск погон:
Всё! Хватит! Отслужил. На всё Господня воля!
А по его следам на Зайчике вдогон
Летел младой комбриг стрелой по краю поля.
,,Английский верховой,, стал явно уставать,
И Зайчик нагонял его широкой рысью...
Но гнал штабс-капитан, уставший воевать,
Туда, где горизонт сходился с синей высью.
Привстал комбриг в седле, винтовку приподнял,
Полста шагов всего до уходившей цели.
Он с детства на скаку без промаха стрелял,
И вот уже спина маячила в прицеле.
Ему неведом страх. Ему неведом грех.
Поймал он шаг коня, прицелился, как в тире...
(Когда слепой азарт берёт над смыслом верх –
Ничто уж не спасёт от дырочки в мундире).
Вдруг Зайчик на скаку на заднюю припал
(И всё же подвела проклятая подкова!)
И выстрелил комбриг, да только не попал!
Но рухнув в рыхлый снег, винтовку вскинул снова.
На этот раз гнедой зарылся в белый снег,
Который взвился ввысь подобием фонтана –
То пуля прервала коня ретивый бег,
И тем определив судьбу штабс-капитана.
Он ноги из стремян освободить не смог,
Придавленный конём, не в силах шевелиться,
Прикрыв глаза, лежал и подводил итог,
Той жизни, что давно могла остановиться.
Василий встал с колен и перевёл затвор.
Взгляд с цели не сводя, шёл тихо, осторожно.
Ведь к классовым врагам он скор на приговор!
Что ж сердце так стучит неровно и тревожно?
Любой на свете спор мог разрешить свинец.
И царский офицер ждал смерть свою достойно.
Василий вдруг застыл: ,,Не может быть! Отец?,,-
Не в силах осознать, ствол опустил невольно.
Морозный ветерок ноздрями конь поймал,
Смотрел, не подходя, на странные объятья.
Он этих чувств людских, как конь, не понимал.
(Гражданская война – сильнейшее проклятье!
Когда на брата брат, когда сын на отца –
В народе правды нет. И время то бесславно.
Где истина войны? В чём промысел творца?
И людям не понять. Ну а коню подавно)...
Глава 6.
Жестоко отгремев, у Сала бой затих.
И каждый понимал, что времени немного.
– Эй, Зайчик, подойди, – махнул рукой комбриг.
(Он знал, что по следам должна пойти подмога).
Такой вот поворот преподнесла судьба. .
Не зря, выходит, мать во здравие молилась,
И значит до Небес дошла её мольба,
Смерть крепко обняла, но все же отступилась.
— Послушай, мой родной, – обнял Васёк коня –
Мы столько лет и вёрст с тобой не расставались,
И преданней, чем ты, нет друга у меня,
И дружбы той пути нам нелегко давались.
Но вот пришла пора. Час истины пробил.
И на тебя опять лишь одного надежда.
Ты вынеси отца, не пожалей, брат, сил,
И норов укроти, и слушайся прилежно.
Я вас в родном краю, где мать живёт, найду.
Ты помни: никого нет у меня дороже.
Ну что, родной – пойдешь? И конь кивнул: ,,пойду"
Отметив про себя, как эти два похожи.
Не нравился коню столь безрассудный план:
Скрываясь от людей блуждать в краю забытом.
В драгунское седло вскочил штабс-капитан.
Смотрел комбриг, как снег клубится под копытом...
Однажды дед Илья за хутором пас скот.
И выйдя на бугор, коня узрел в овраге.
На заднюю хромал и под седлом был тот,
И, судя по всему, досталось бедолаге.
Не дался в руки он, но и бежать не стал,
В округлый рыжий бок змеёй впила'сь подпруга.
Скитаться по степи конь взнузданным устал
И в этом старике хотел увидеть друга.
Так вместе со скотом пришел на баз и конь.
От зноя и от мух спина его саднила.
Высокий на ногах и рыжий, как огонь.
Под срезанным седлом плоть до костей прогнила.
В лечении пришёл на помощь солидол,
Которым раны дед коню обильно смазал.
А по'д ноги ему ложился мирный дол.
И назван Зайчик был по новому – Алмазом.
Вот так сменилась жизнь! Но кто в том виноват?
И к кличке конь привык, и к новому порядку.
У местной детворы Алмаз стал нарасхват.
Забыл про сабель звон, но вспоминал Васятку...
Осталось нам Илью за сказ благодарить.
Конь двадцать лет прожил на хуторе у деда.
И если кони бы умели говорить,
То Зайчик сам свою б историю поведал..