По окраине посёлка Прудбой, в нескольких километрах от нашего лагеря, то и дело меняя своё направление, изгибаясь подобно степной гадюке, протекала Карповка – маленькая речка с чистейшей холодной водой и глубокая для своей небольшой ширины, словно противотанковый ров. От нечего делать и, чувствуя, непреодолимую жажду перемен, подполковники Розов, Огарков и майор Бунин решили поехать на рыбалку. Забравшись кое-как в уазик, посадив за руль попавшегося под руку командира второй роты старлея Полувольского, старшие офицеры отъехали в сторону посёлка. Весь этот парадный выезд представлял довольно комичную картину. Спереди сел Огарков, как инициатор и главный вдохновитель предприятия, маленький щупленький человечек с жиденькими седыми усиками. Он то оборачивался назад, чтобы обменяться репликами с товарищами, то кричал что-то Полувольскому, пытаясь указать, как ехать, несмотря на то, что сбиться было невозможно, потому что дорога извивалась без ответвлений и явно выделялась среди выжженной солнцем сухой травы и редких кустарников. Сзади, резко контрастируя между собой, и при этом, периодически падая друг другу в объятья при поворотах руля, расположились небольшой, но коренастый, пытающийся сохранить бравый вид, изрядно вспотевший майор Бунин и длинный, тощий и с трудом сидящий от выпитого, подполковник Розов. Издалека это выглядело, как будто разведгруппа геройски захватила упитанного вражеского генерала и, отрываясь от погони, из последних сил на предельной скорости торопится доставить его в штаб.
Сначала решили заехать в посёлок и там разделиться. Относительно бодрый Бунин и поддерживаемый им Розов, прихватив снасти, наживку и предварительно сговорившись с Огарковым, направились пешком к месту предполагаемого клёва. До речки было минут пятнадцать небыстрым зигзагообразным офицерским шагом. Огарков должен был пополнить запасы спиртного и закуски, а затем присоединиться к ним на том же уазике, управляемым Полувольским. Планировали добраться до места назначения одновременно, но операция в посёлке затянулась. Жара стояла невыносимая даже для местных жителей при полном отсутствии существенной растительности, способной бросить на раскалённую землю хоть какую-нибудь жалкую тень. Ясное дело, офицеров и так «хорошеньких» начало развозить ещё больше. Завершилось тем, что ничего не соображающий Огарков, тяжело дыша, вернулся к автомобилю ни с чем, и добычей вынужден был заняться старший лейтенант. Наконец, погрузив добычу, он под храп подполковника Огаркова в клубах пыли погнал уазик к месту рыбалки. Каково же было его удивление, когда, остановившись на обочине около тропинки, спускающейся к реке, он увидел возвращающихся Розова и Бунина. Точнее сказать, шатаясь и широко расставляя ноги в мокрых штанах, возвращался один Бунин, а Розов, перекинутый, словно плащ-палатка, голый выше пояса со следами кровоподтёков по всему телу, аккуратно свёрнутый в трубочку, безжизненно лежал на его плечах. Увидев Полувольского, Бунин, как мог, ускорился по направлению к уазику.
- Я святого убил, святого убил, - со слезами на глазах, с трудом выговаривая слова, причитал он.
Пройди мимо онемевшего старлея и проснувшегося, но не понимающего, где он находится, Огаркова и выгрузив бесчувственное тело на заднее сидение, Бунин опустился на землю, оперевшись спиной на переднее колесо, и горько зарыдал.
- Иуда, убийца, душегуб, - бормотал он, мотая головой.
Кое-как осознав произошедшее, Огарков с трудом вывалился из автомобиля и, качаясь, попробовал наклониться к Бунину. Потерпев в этом неудачу, он решил сесть на корточки, но в итоге получилось только встать на карачки.
- Как это произошло, что случилось, Борис? – стоя на четвереньках, заглядывая в глаза и для равновесия виляя задом, как ласковый голодный щенок, не вполне разборчиво стал выяснять Огарков.
Остекленевший взгляд Бунина упёрся в лицо Огаркова, наконец, слёзы брызнули из его глаз.
- Как? Дошли мы до берега, я бросил на траву удочку, сел на обрывчик, – принялся он рассказывать, постоянно всхлипывая, - Иван копошится спиной ко мне, распутывать леску что ли. Ну и пусть думаю. Сам, ясно, достал фляжку, смотрю на небо, на воду. А он обернулся, увидел фляжку, встал, ручки тянет. Я решил пошутить, фляжку-то за спину спрятал, улыбаюсь ему в глаза. А он взъелся, бросился ко мне отбирать. Ну я за спину руку держу, отступаю немного, а он в драку полез. Я его предупредил, значит, - но он как оглох, ничего не слышит, руками машет - я уклонился и дал разок промеж глаз, чтоб успокоился. Смотрю, он упал на воду, и не тонет, лежит на поверхности, не шелохнётся и только золотистые круги от него по воде расходятся. И такой чистый спокойный, как отмучился.
Бунин опять зарыдал, но вскоре перешёл на крик:
- Откуда ж я знал, что он святой? У них, известно, у благочестивых, душа еле-еле в теле держится. Да я б, если знал, пальцем его не тронул и никому не позволил приблизиться.
Ошеломлённый Полувольский перевёл взгляд к неестественно лежащему телу, над которым начали кружить мухи, а одна из них уже села на ещё не утратившее красок лицо. В тот миг, когда он, сняв пилотку, принялся разгонять надоедливых насекомых, вдруг воскресший Розов поджал под себя ноги, просунул ладони под голову и, устроившись таким образом поудобнее, испустил жуткий храп. Два других старших офицера, один спиной к колесу, второй на четвереньках, застыли от неожиданности, словно бронзовая скульптурная композиция. Даже Огарков перестал вилять задом. Сначала они не поверили было собственным ушам, но вскоре Бунин, поняв, в чём дело, резко вскочил с земли и кинулся к автомобилю.
- Ах ты падла, святым притворяться?
С этими словами он, не открывая дверцы и, невзирая на звание, принялся неистово метелить по бокам Розова. Опешившему сначала Полувольскому с трудом и не сразу удалось оттащить Бунина от машины.
- Пусти, лейтенант, убью тварь. Я уже всю жизнь свою перечеркнул. Пусти, говорю.
Так продолжалось около минуты. Наконец, то ли поддавшись уговорам, то ли утомлённый сопротивлением, обнимающего его Полувольского Бунин, матерясь и сплёвывая в пыль, направился к реке.
- Протрезвеешь, с…, я тебе устрою.
Чуть поодаль за ним медленно шагал Полувольский, с трудом уже понимая, за кем из старших офицеров ему лучше присматривать. У речки Бунин сел на тот же обрывчик, а лейтенант принялся собирать разбросанные и местами втоптанные в пыль и грязь снасти. Подойдя к воде, он скоро понял весь комизм ситуации. Горевший по весне прошлогодний камыш оказался скрыт от взора поднявшейся в паводок водой. Не смотря на стоящую жару, уровень ещё не упал настолько, чтобы обнажить обугленные головёшки. Новый камыш был то ли выдернут, то ли срезан приходящими сюда порыбачить местными жителями. Упав на воду, Розов не мог утонуть, а лишь исцарапал и изрезал себе спину, что было воспринято Буниным, как признак святости. Избегая новых разбирательств, и желая поскорее отделаться от своих компаньонов, Полувольский, собрал вещи, запихнул офицеров в уазик и отвёз их обратно, ничего не рассказав и навсегда сохранив загадку о причине столь странных и удивительных событий.