а страх цепляется за стены, тени, прилипших спин в угол забвения пальцем затронувших со четверых сторон
выедает бяжь, выедает кость зубами, выедает гладь пропуская шорох шершавости языка у зверя, целует, выпивая благоразумия плоти кубок, набегает, разгоняя мрачность воображения в дощатость под ногами, цепляет высохших запястья в петлях отчаяния тряся, разочарования тисками по вискам и сединою покрывает, понимая, увядание не за горами, ожидания разломались о трещины в стен'ах, дряхлость запёртых плоскостей, о луч презрения, тайком проникших в застеночную тишь душевных потрясений, трясиной разрастались песков зыбучих временности нахождения, хождения по углам, прямым и острым, разворачивая направление в конец, и перенося изнеможённость на начальность, растворялось, осознание терялось забегая на расстояние лишь дотянись, молясь, одёргивая руку уходящего почти, оставаясь, пластом кидалось под тяжестью растаявшихся колебаний, нарочито сложно простоту оберегать в ненастьях, колеблясь полевым цветком под растерзание обуревающих гнева ураганов, возникая, преклоняясь головой оземь, от шёпота всё время осанкой заносилось в небность, просыпаясь, всем назло, небо макушку целовало остов поддерживая нисходящимся лучом, пучком, на пучках струнностью проигрываясь жизнью