Все безымянные тропинки
травой печали заросли,
и потускнели все картинки
и грусть в пейзажи привнесли.
Тут где-то школьная тропинка,
твердил стихи тут без запинки,
выстраивал сюжет весной,
А. Пушкин был всегда со мной.
Я откровенничал с ним часто,
и, как себе, я доверял ему,
когда шагал зимой сквозь тьму,
и ликовал я с ним от счастья,
что мы с “Онегиным” дружны
из деревенской тишины.
Простите, критики, не верю
высокопарным словесам.
На свой аршин других не мерю,
когда гуляю по стихам.
Читаю подлинные чувства,
пусть будут даже буйства,
но проникает в Душу стих,
хоть необузданно он лих.
И всё в нем будто верх изнанки
и откровения волна
неудержимая, вольна,
иль неудачные приманки
стихи неодержимые гнетут,
огромный в них заложен труд.
– Осенний круг моих сомнений
плывёт, как солнце, в высоте
из непонятных выражений,
записанные в чистоте
неисправимого везенья
там, на обочине зазренья
в обёртке солнечного дня! –
не утверждая, крикнул я.
Ко мне прислушалось пространство,
кукушка нагадала жизнь,
в которой я науки грыз.
На уровень врывался странный
и шёл до горизонта лет,
где брезжил, угасая, бред.