А быть может пора бы тебе вглядеться
в говорящую гладь моего котла,
нефтяных и кисельных болот принцесса,
что притихла, родная, что не смела?
Вместо россыпи звёзд там тускнеют лампы,
металлический змей с вереницей ртов,
как прикованный к полу, ревёт и слабнет,
как летящий вперёд, к суете готов.
Всюду люди, почти как и ты, с мечтами,
пара рук, пара ног, удрученный вид,
в лабиринтах пещер городских блуждают,
так блуждают, что гладь в котелке рябит.
Ну, смотри же, какой он большой и жуткий.
Там нет сладости пьяных дождём трясин,
стены стенами дышат, как небом — утки,
над безликой хибарой с крыльцом косым.
Подземелье распахнуто вечным страхам,
змей плюётся людьми, змей сжирает чернь…
Это, детка, метро, и не надо ахать,
этот чокнутый мир на словах примерь.
Ты же будешь и дальше послушной малой,
— города не для нас, города кишат…
Как метро бойся тайных своих желаний,
и не слушай, о чём голосит душа.
Твоё царство в лесах, твоё царство зори!
Городские темницы не знают лун,
ну а нашу огромную я зашторю,
а попросишь, как с ветки айву, сниму.