И снова мой путь через полночь
к дрожащим рассветным стихам
ведёт. Дымом едким наполнен
камин. Я к трещащим дровам
протягивал зябкие руки,
дремал, видел странные сны.
Где дочь самурая Харуки
покрыла узором из хны
и лоб, и ступни, и ладони.
Чтоб имя своё начертав,
доверить змее и дракону
любовь. Как-то в общих чертах
запомнил чешуйчатый панцирь,
на острых углах позвонков,
достойный лишь кисти фламандцев,
блеск хищных когтей и клыков.
А влажное скользкое тело
лоснилось под взглядом творца
и в кольца свивались умело,
дракон и змея, без конца.