Дя тех, кто называет русских мусульман «предателями родины и народа», полезно
знать, в царской России таких «предателей» насчитывалось сотни тысяч (если не
миллионы). Речь вовсе не о прозападных кругах русской интеллигенции — либералах
и марксистах, речь о крупных общинах русских крестьян, решительно порвавших с
православными догмами и обрядами, но отнюдь не отказавшихся от веры в Бога, Его
ангелов, пророков и писания. Из них к Исламу ближе других подошли молокане,
обладавшие следующими характерными признаками:
— отвергали церковную иерархию, земное священство в виде «церковных должностей»;
— не признавали рукотворных храмов и образов, не создавали изображений креста
и не поклонялись ему, не осеняли себя крестным знамением при молитве;
— признавая святость Христа, молокане, тем не менее, не причисляли никого к
«лику святых», не поклонялись и не молились святым, поклоняясь только Богу;
— их молитвенные собрания были сходны с собраниями протестантских (евангельских)
течений. Однако молокане не использовали музыкальные инструменты, не
практиковали декламацию стихов и сценки;
— признавая спасение по благодати через веру, большое значение они придавали
добрым делам (подробнее здесь: http://molokanin.ru/old/).
Далее изложена краткая история этих общин (из журнала «Живописная Россия»,
№№ 23 и 24 от 1905 г.):
"Время возникновения духоборчества относится к середине прошлого столетия (18-
го), молоканство возникло несколько позднее. Место первоначального появления
духоборцев, за отсутствием исторических данных, а также личность основателя
секты точно определены быть не могут; можно только с вероятностью предположить,
что секта духоборцев возникла именно в Тамбовской губернии.
Некоторые (напр., проф. Новицкий) желают видеть в возникновении духоборства
влияние западно-европейского квакерства, но мнение это не выдерживает критики
и не опирается ни на один исторический факт, так что духоборчество, как и
молоканство могут быть признаны вполне самобытным явлением. Относительно
молоканства достоверно известно, что оно явилось впервые в Тамбовской губернии,
и что начало ему было положено деревенским портным Семёном Уклеиным.
Отрицательное отношение молокан и духоборцев к Церкви, отвержение ими всей
обрядовой стороны религии, а также одинаковый образ жизни подали повод
правительству и народу смешивать эти две секты и считать их за одну. Народ и
доселе во многих местах называет безразлично тех и других сектантов
«молоканами», обозначая тем же именем и многие новейшие секты. Правительство
также долго называло представителей обеих сект безразлично то молоканами, то
духоборцами и принимало по отношению к ним одинаковые меры. Обе секты, тотчас
же по своём возникновении, стали быстро распространяться, и к началу прошлого
столетия духоборство было распространено по всему югу России, а на севере
поднималось вплоть до Новгородской губернии, молоканство из Тамбовской губернии
перешло в соседние Рязанскую, Пензенскую, Саратовскую и Воронежскую, проникло
далее в Симбирскую и Самарскую, спустилось в Астраханскую губернию, на Дон и
на Северный Кавказ.
Сначала о существовании и распространении новых сект не знали даже ближайшие
к народу власти, светские и духовные, и потому сектанты были свободны от
преследований. Но уже с 1779 года правительство обращает внимание на
распространение новых сект и начинает преследовать их приверженцев. Такие
преследования усилились к концу царствования Екатерины II и особенно стали
жестокими с вступлением на престол Павла. Сектантов ссылали на фортификационные
работы в Азов, в Ригу, на о. Эзель, в финляндские крепости, на Соловецкие
острова, в Екатеринбург в рудники и в Сибирь; их беспощадно секли, клеймили,
рвали им ноздри. Известный Лопухин писал в 1801 году по поводу гонений на
духоборцев, которых он не отличал ещё от молокан, следующее:
«Никакая секта до того времени не была столь строго преследуема, как духоборцы,
конечно, не потому только, что они всех вреднее. Разными образами истязали их,
целыми семействами ссылали в тяжкие работы, заключали в самые жестокие темницы.
Некоторые из них сидели в таких, где ни стоять во весь рост, ни лежать,
протянувшись, нельзя было. Это мне сказывал, хвалясь своим распоряжением, один
из начальников тех мест, в коих они содержались. Всякий генерал-прокурор
вследствие губернаторских представлений объявлял именной указ о ссылке их целыми
семействами в разные места на поселение и на каторгу, и сослано их таким образом
не одно сто».
И действительно, дело дошло до того, что стоило только быть уличённым в
принадлежности к гонимым сектам, чтоб быть отправленным на каторгу.
Распространение сект этими жестокими гонениями не останавливалось. Сектанты то
и дело открывались и, притом, на различных концах России: то в Архангельске,
то в Херсонской губернии, то в Тверской, то на Кавказе.
Со вступлением на престол Александра I, отношение высшего правительства к новым
сектантам резко изменилось. Помимо общего либерального направления политики
первой половины царствования Александра I и его личной терпимости, духоборцы и
молокане улучшением своего положения в значительной мере обязаны вышеупомянутому
Лопухину, сенатору и доверенному лицу Александра.
<...>
Опасения духоборцев о возможности преследований со стороны низших властей,
вопреки распоряжениям высшего правительства, оправдались в самом
непродолжительном времени. В начале 1803 года тамбовский губернатор доносил
государю об открытии духоборцев в пределах вверенной ему губернии; в изданном
по этому поводу указе государь рекомендовал относиться к духоборцам возможно
осторожнее, не стеснять и не отягощать их ничем, не судить и не обвинять их «по
единому смыслу их ереси». Но через несколько же времени по получении этого в
высшей степени гуманного указа, в той же Тамбовской губернии заседатель Фон-
Меник, обобравши всячески духоборцев, несколько из них засёк до смерти, и когда
началось по этому делу следствие, то оказалось, что «наказание духоборцам дано
соразмерное и умерли духоборцы, вероятно, от ядопринятия (чтобы, значит, своею
смертью подвести под суд заседателя!), от какого могли произойти и сине-багровые
пятна и иные знаки на спине и животе наказанных». Дело это кончилось тем, что
оставшихся в живых духоборцев ещё раз посекли и затем сослали в Кольский уезд
Архангельской губернии. Неудивительно, что от таких порядков духоборцы и
молокане массами устремились на Молочные воды, где они надеялись найти хоть
некоторый покой.
<...>
В последующие годы прибывали новые партии переселенцев, хотя правительство
ставило уже ограничения и препятствия этой иммиграции, а в 1824 прямым запре
щением положило ей конец. Духоборцы, сравнительно мало распространённые, почти
все перебрались на Молочные воды, тогда как молокане, гораздо более
распространённые, могли выделить лишь часть общего числа членов секты. К концу
царствования Александра I на Молочных водах было более 15 деревень, населённых
сектантами, и общее число их здесь превышало 20 тыс. человек.
Между тем, в то время как молокане и духоборцы отовсюду собирались на Молочные
воды, в других местах преследования против них продолжались по-прежнему. Одним
из указов Александра I, очень либеральным вообще, определялось, что сектанты
могут быть преследуемы только в случае «явных соблазнов» и притом «по законам
на нарушителей общего благочиния поставленным». Но при желании под категорию
«явнаго соблазна и нарушения общаго благочиния» можно было подвести всё, что
угодно. Заспорил молоканин с православным о вере — вот уже и есть «явный
соблазн»; собрались духоборцы и запели свои псалмы — соблазн ещё явнее. И вот
мы видим, что в течении всего либерального царствования Александра I идут
беспрерывные суды над духоборцами и молоканами, ссылки в Соловецкий монастырь,
в Колу, в Сибирь, ссылки на каторжные работы, отдача в солдаты, наказания
кнутами и т.д. И всё это — за то, что «начали открыто рассевать своё учение»,
что «неоднократно повторяли, что беседуют с Богом», что «произвели
возмутительные действия явным разглашением своих толков», словом за то, что
«производили явный соблазн». От этих преследований духоборцы и молокане
разбегались во все стороны: одни из них стремились, как мы видели, на Молочные
воды; другие переселялись на Кавказ, где духоборцы поселились в Елисаветпольской
губернии, а молокане в Елисаветпольской, Тифлиской и Бакинской, и на Северном
Кавказе — в Терской и Кубанской областях; некоторое количество духоборцев
переселилось в Сибирь; ещё больше отправилось туда молокан, которые впоследствии
осели на Амуре.
<...>
На Молочных водах сектантам сначала жилось недурно. Хозяйство их было в очень
цветущем состоянии, благодаря обилию земли, трудолюбию и восприимчивости к
сельскохозяйственным усовершенствованиям.
<...>
Недалеко от сектантов жили менониты-колонисты, и духоборцы и молокане переняли
от своих хозяев много полезных сельскохозяйственных сведений. У немцев же они
переняли костюм и способпостройки домов. У духоборцев ко всем этим благоприятным
условиям присоединилось ещё то обстоятельство, что первое время они вели всё
полевое хозяйство общими силами всей общины. Благодаря всему этому молочанские
сектанты скоро разбогатели, развели многочисленные стада скота и в особенности
овец, покрыли степь красивыми деревьями и цветущими нивами и вообще обратили
пустынный дотоле край в один из уютнейших уголков России, благодаря взаимопомощи
и устройству запасных магазинов, они могли безбоязненно переносить временные
бедствия, вроде засух и неурожаев.
Кроме земледелия, они занимались и другими отраслями промышленности, например,
производством шерстяных поясов, шапок и т.п. У духоборцев, в их главном селении
был выстроен сиротский дом, в котором призревались бедные, престарелые и сирые.
Нравственность сектантов, по отзывам всех официальных лиц, посещавших
молочанские поселения, была примерная. По отношению к правительству они являлись
исправными плательщиками податей и повинностей и обнаруживали полную покорность.
Казалось бы, все условия благоприятствовали дальнейшему процветанию сектантской
колонии. В действительности, однако, вышло совсем другое. Уездные и губернские
чиновники с завистью смотрели на богатеющих сектантов и изыскивали все способы,
чтобы сорвать с них что-нибудь. На сцену выступили обвинения сектантов в
совращении православных в свою ересь и в укрытии бродяг. Стали делаться набеги
на колонию, обыски, аресты, заключения в тюрьмы, дознания. И хотя к концу концов
никакого «совращения» не оказывалось и никаких бродяг не отыскивалось, сектанты,
измученные арестами и тюремным заключением, давали выкуп, что собственно и
требовалось. Много от этих злоупотреблений натерпелись сектанты, которых иногда
арестовывали по несколько сот сразу.
<...>
В 1832 году, кстати, вышло исследование г. Новицкого (тогда студента, а после
профессора) о духоборцах, где об этих сектантах наговорены всевозможнейшие
ужасы. И хотя при втором издании своей книги, через 50 лет после первого, в 1882
г., Новицкий сознаётся, что дал в первом издании совсем неверные сведения, тем
не менее, в то время книга эта служила единственным источником для знакомства
с духоборцами и под её влиянием духоборцы были зачислены в категорию особенно
вредных сект рядом с хлыстами и скопцами.
<...>
Прежде всего последовал указ о том, чтобы им не только не выдавать паспортов для
заработков, но не дозволять даже и на малое время отлучаться от своих селений
иначе, как с ведома земской полиции. Затем жёнам сектантов, поступающих в
военную службу, повелено не выдавать рекрутских паспортов; приказано не
допускать «публичного оказательства учения и богослужения сектантов», воспрещено
им приписываться в городские общества всех местностей России, кроме Закавказья;
скоро и этого оказалось недостаточно, и из всех закавказских городов сектанты
получили право жительства только в 7 — Нухе, Шемахе, Кубе, Шуше, Ленкорани,
Нахичевании и Урдубате; затем закавказским сектантам запрещены отлучки во
внутренние губернии; воспрещено духоборцам и молоканам приобретать в
собственность земли далее 30 вёрст от места их водворения; запрещено им нанимать
православных работников и прислугу, и т.д., и т.п.
Но всё это казалось недостаточно. Был поднят вопрос о выселении всех молочанских
духоборцев куда-нибудь на окраину России, где нет православного населения. Такою
окраиною сперва была избрана Сибирь, но потом по переписке оказалось, что там
нет нужных для этого земель (!), и потому решено было сослать духоборцев в
Закавказье.
<...>
Из всех государственных людей того времени, только один генерал Ермолов
находил проект выселения духоборцев в Закавказье неудобным на том основании, что
«область границ и недавний пример некрасовцев могли повести к новой потере для
России полезных и трудолюбивых людей».
Но голос Ермолова остался буквально гласом вопиющего в пустыне, и в 1839 г.
состоялось высочайшее повеление о том, чтобы и все духоборцы были переселены
из Молочных вод и водворены в закавказской провинции. Духоборцам было объявлено,
чтобы они или немедленно продавали всё своё имущество и шли в Закавказье, или,
если хотят оставаться на месте, принимали православие.
12 тысяч духоборцев решили идти в неведомый край, и только 27 человек перешли
в православие и остались на Молочных водах вместе с молоканами, которых на этот
раз миновала гроза" (http://сдхм.рф/istoriya-duxoborcev-i-molokan/).