Дневник

Лилит Мазикина
У сумки колёсики-крошки.
Постукивают немножко.
А тысяча сумок - стучат.
Бегут и бегут, грохоча.
Грохочет над городом гром.
В грохоте каждый дом.
Сумка - в одной руке.
Ладошка - в другом кулаке.
Стиснут потоком шаг.
Сумки спешат, спешат.

***

Маленький рыцарь скачет
По холмам,
По долинам,
Скачет и скачет к дому,
Скачет неутомимо.
Конь у него из кармана -
Пластмассовый синий пони.
Холмы и долины - мама,
Спящая в тихом вагоне.
Светит в вагон
Лампа,
Кажется бледной
Мама,
А за вагоном -
Рельсы,
Где в салки играют
Принцессы.
Усталая добрая тётя
К вагону по рельсам приходит.
На тёте - метрошная форма:
Юбка, пиджак, берет.
Рыцарь скачет упорно
К дому. Оранжев свет.

***

Анне под сто. У Анны
трясутся руки.
Вере полсотни. У Веры
трясутся руки.
Оле пятнадцать. У Оли
трясутся руки.
Сегодня трясутся
с двух и до полседьмого.
Ближе к семи Оля
ложится в кровати.
Хочет поспать перед школой.
И всё засыпает.
Вера мудрее. Она
залезает в ванну.
Куртка на всякий случай
у полотенца.
У Анны всё руки
тряслись и тряслись, покуда
не перестали. Примерно
в девять пятнадцать.

***

Леся который день как в недобром сне.
Всё в голове по кругу: погреба нет.
Нету погреба. Негде погреб ей взять.
Выкопать погреб в этой земле нельзя.
Эта земля - болото во сотни лет.
Древнего моря дикий, заросший след.
В Полесье, кого ни спроси, погреба нет.
Вот и у Леси нет. И покоя нет.
Где ни копай - в яме встаёт вода.
Это не было бедой до сих никогда.
Много иных было в Полесье бед.
Кто бы придумал новую: погреба нет?
Руки тарелки сами на стол несут.
Надо позвать сынишку. Сегодня суп.

***

Может быть, это его
руки.
Может быть, это его
ноги.
Я не могу сказать,
не видя
лица.
Может быть, это его
майка,
но вообще-то на нём
была
куртка,
новая, модная, синяя
куртка
и старые,
деда,
часы.

Вроде,
кроссовки
его.

***

Щенок-дурачок ошалел,
Сбежал с поводка в кусты,
Туда, где угрюмый лес
Сгустился до черноты.
Висит поводок в руке.
Девчонка, тринадцать лет,
С мультяшкой на рюкзачке,
Смотрит, бледнея, в лес.
В слезах выкликает щенка
То ласково, то озлясь.
Дрожат концы поводка.
Твердеет к вечеру грязь.
Девчонка делает шаг.
Лицо бумаги белей.
Ныряет, едва дыша,
Под лапы елей.

***

В поезде душно и тошно,
А мама всё "не вертись!"
"Мамочка, что мне можно?"
"Всё, но потом, прости".
Можно вертеть игрушку.
Выпить чуть-чуть воды.
В поезде скучно и душно,
Воздух протёрт до дыр.
Дремлет соседка с кошкой.
Снизу стучит металл.
В поезде скучно и тошно.
Каждый вокруг устал.
Остановились где-то -
Там, где стоят поезда.
Воздух влетел со светом.
"Мама, вода, вода!"
Чистая, словно слёзы,
Бежит по людской реке.
Снова стучат колёса.
Мурчит у соседки в руке.

***

- Деда, вода!
- Ну да.
Погляди-ка, что сверху.
Эта большая звезда
покажет, где север.
Где бы ты ни был,
вспомнишь путь.
Только на небо
надо взглянуть.
- Деда, вода...
- Да.
Здорово тут на крыше.
Звёзды поближе.
Три звёздочки в ряд - Орион.
То есть пояс его.
А если найдёшь красную,
это планета Марс.
- Деда...
- Гляди наверх.
Ну-ка, где север?

***

Сегодня, так вышло, всем - двадцать один.
Милые фото.
Грустные фото.
Разные очень фото.
С каждого юность в наше сюда глядит.
С каждого Кате зло плакать охота.
Кудрявый мальчишка в джинсах, тетрадь в руке.
Костлявый мальчишка, хмурый и долгоносый.
Уставшая девочка в низком, на лбу, платке.
Весёлая девочка - посреди девяностых.
Всем двадцать один. Всем будет двадцать один
хотя бы на тусклом, не очень удачном снимке.
А Катины фото нынче пойди, найди.
Остались, пропали, и юность пропала с ними.
И мебель ей жаль - с любовью брала, и книг,
одежды хорошей и сына игрушек первых,
но фоток - до боли в сердце, будто в них
и правда хранила юность, как консервы.
Ей словно и не было двадцать один теперь.
Она помогает встать девочке Люде,
беременной от мальчишки, в чьей судьбе
фото в двадцать один уже не будет.