«Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». А.С.Пушкин
С нашим человеком — как с покойником: или хорошо, или никак. Таков наш историческо-генетический принцип.
Ибо не умеет он, не дает себе права быть публично самокритичным и самочестным. Он в лепешку расшибётся, связки порвет, но всем докажет, что живет не хуже всех остальных. Официально и показательно. А «не для протокола», если рискнет довериться, то уйдет в другую крайность и шепотом, на кухне или в курилке, поведает совсем другую правду.
Кроется такая особенность, надо думать, в его недавнем прошлом. Прошлом советском, коллективном, когда «сор выносить из избы» было признаком неблагонадежности, играющим на руку «проклятым капиталистам». В вечной гонке и соревновании с ними, у кого лучше, дальше, быстрее. А лучше, дальше, быстрее, как правило не получалось, но видимость создавать ему никто не мешал. И в том что начальство, те, кто его всегда контролировали и держали в кулаке, за такую правду по головке никогда не гладили. Или хорошо, или никак… как о покойнике. Вот наш принцип.
От полулживой, официальной статистики, с «голубцами», где одни едят капусту, а другие мясо — средними зарплатами, притянутыми за волосы и уши, чтобы дотянуться до заветных «папяццот», как было «жесточайше» затребовано на самом верху. Экспортом, ценами и всем на свете.
Одним слово, сплошные победные реляции и никакой прилюдной саморефлексии.
1. Противоречивая Орша
Иногда впечатление, как трапеза, начинается с десерта
Прибыв в Оршу из самого центра почти прекрасного во всех смыслах Витебска, г. Орша меня честно поразил не в бровь, а в уставший глаз своим чудесным вокзалом.
Вокзал действительно показался выше всяческих похвал. Красочный и пышный, как кремовый торт на свадьбу, с его «масляными» колоннами и прохладными интерьерами — «все для людей», меня он привел в искренний первый восторг.
«Вот так провинция, вот так провинциальный ампир!» — эйфорически честно подумалось-в голове прокатилось.
Но уже на выходе из этого кремового суфле по глазам ударила беспощадная советская атрибутика — гербы, ордена и лозунги, щедро украшавшие как государственные, так и жилые здания. И дежавю — я снова в СССР.
Ул. Мира, главная улица города, по которой мне пришлось пройти не менее 4 км до своей гостинцы «Орша», по мере неторопливого шпацира по ней, всеми оттенками серого и унылого цветов своих фасадов, постепенно приводила в состояние легкого уныния и накатывающей депрессии. Депрессию немного разбавляла буйная зелень между серыми домами и по-летнему щедрое солнце над головой.
Отель «Орша», вполне приличный и с таким же вполне ненавязчивым сервисом, когда местные рецепционистки и администраторши заняты больше своими сплетнями, чем любезным обслуживанием, своей ambience не разочаровал: в номере было все необходимое, рядом можно было и видами насладиться, и отведать лучших в Беларуси чебуреков.
Правда, снова переизбыток отмашью по глазам советской символики — от памятников гражданской войны, вечных улиц имени Ленина, Щорса, Фрунзе и тп, танки и прочие самолеты рядом с архитектурными красотами вроде Иезуитского коллегиума не давали вырваться из преследующего послевкусия Великого Совка и Великого Дежавю.
В итоге: приятный небольшой центр, зеленые, заросшие зеленью по самые брови берега Днепра с чудесными видами, а также историческо-архитектурный винегрет из времен и событий произвели противоречивое впечатление, примерно как от поедания купленной в магазине «селедки под шубой», когда начало привычно майонезное, вкусное, а потом в десна упираются куски лука и селедочные кости, вызывая горькое разочарование.
2. г. Горки, как «американские горки», от которых даже может захватить дух
Иногда самое приятное ждет тебя там, где ты не ожидал ничего хорошего.
В г. Горки я ехать не хотел. Ничего о нем не слышал, отзывы в тырнете о нем были более чем скромными и я до последнего момента не был уверен, стоит ли мне там останавливаться на пару дней.
Но, добравшись до вокзала, а потом и до гостиницы с забавным названием «Проня», я был неожиданно удвилен… отсутствием на самой главной площади самой главной фигуры каждого белорусского города и села: памятника В. И. Ленину.
В недоумении я поторопился поинтересоваться у администратора гостиницы, что случилось в городе, не был ли он внесен в какой черный список неблагонадежных городов страны и почему был оставлен без надежного и вечного «маяка-указывателя», в какое светлое будущее и куда всем жителям стоит идти, когда был проинформирован, что в когда-то в городе произошел местный «майдан» в результате которого было решено отправить на покой вождя всех команчей В. И. Ленина с главной площади города в местный ботанический сад.
Кроме этого сюрприза, меня еще ждало чудо под наименованием Ботанический сад Сельхозакадемии. Пречудесное место, с тенистыми аллеями и тихим прудом, возле которого хотелось поселиться и в тиiи и уединении творить что-нибудь философское и вечное, на радость людям.
Кроме Ботанического сада и некоторых в архитектурном смысле примечательных домов возле, городок больше ничем особенным не запомнился.
Но особая «молодежная» атмосфера, наполненная светом и некоторой надеждой, тихо радовала. Надеждой, что и в этой стране могут быть перемены и движение вперед.
У магазина «Евроопт» мне повстречались местные котики, которых я по традиции поторопился накормить купленной там же в магазине кошачьей едой, а заодно и местный бомжик, который, прикрывая голову обеими руками, со словами «Только не бейте», жалостливо попросил купить ему макарон и масла.
На следующий день я уезжал из славного и неизвестного широкой публике городка Горки в поезде переполненном галдящими студентами, теплыми воспоминаниями и легкой светлой ностальгией по медленно уплывающему от меня в сторону Вечной Леты светлого городка Горки и кусочка меня, оставшегося в его уютных тенистых аллеях…
3. г. Кричев, или когда все против тебя
Иногда все восстает против тебя, и тогда лучше расслабиться и наблюдать
Следующим на моем пути был откуда-то мне известный г. Кричев, хотя, откуда, я так и не узнал.
Обычный вокзал небольшого белорусского городка, главная улица, большой цементный завод на окраине.
В этот раз, в отличие от предыдущих, вполне себе уютных и цивилизованных мест проживания, мое жилище располагалось в районе «Цемзавода», как я потом лично убедился, не самом аппетитном и чистом районе.
Белорусы так гордятся своей чистотой, когда надо и не надо размахивая ей словно флагом, что порой кажется, что уровень благосостояния в стране, и состоянии самой страны, а заодно и степени счастья, они измеряют исключительно отсутствием мусора на улицах. Или, кажется, что они и в соседнюю родственную Польшу никогда не вызжали, где и дороги ровнее и чистота «чище». Но, народ не переубедишь, все повторяют этот заезженный стереотип, раздуваясь от мелкой гордости и с детской наивностью обижаясь, когда ты не подхватываешь их градус восторга в собственный адрес.
И точно не в этот раз.
Если кому интересно, что не есть белорусская чистота и социалистическое скромное благосостояние, настоятельно рекомендую прогуляться в сторону Цемзавода славного города Кричева.
Надо заметить, что уже на подходе, вернее переходе через ж/д пути, мне умудрились нахамить за то, что я сходил в местный сортир, который стоял неогороженно и «неотабличенно», но, как выяснилось, который был закрплен за местным работником ж/д, который и, увидев меня, выходящим из его «чистого» сортира, как нередко и бывает в этих пост-социалистических краях, в мгновение ока перешел границы личного и огрел меня теплой бранью.
Как бы мы не любили собственные не всегда теплые края и как бы ни ругали края импортные со всеми их недостатками, коих предостаточно, нужно признать, что в разных Европах практически нет понятия «хамство» — когда одной из сторон мгновенно осуществляется переход ваших личных границ и даются оценки вашей личности. Просто по историческим и культурным причинам.
Я, было, попытался, ему что-то объяснить, но, видя, что человек вырос в привычном (ему) хамстве и его дальше же и несет, я лишь послал его туда же, куда и он меня, пообещав в следующий раз не ограничиться вербальным обменом любезностями.
В завершении первого дня, не совсем для меня гостеприимного, скажу лишь, что приезжий дом, в котором мне привелось заночевать на две ночи, был выше всех похвал, по местным меркам и особенно по своим расценкам (ночь там стоила рекордные 33 рубля). Персонал настолько же светлый и приветливый, насколько местные окрестности были неприветливыми и темными, негостеприимно провожавшими вслед заброшенными зданиями местного вроде как «резинзавода».
На следующее утро, отоспавшись, я внимательно исследовал свой ареал обитания, и, надо сказать, что пришел в еще большее уныние, чем когда-либо до этого. Не спасало даже ласковое солнышко, весело целовавшее меня в темечко.
Район был унылым и заброшенным, сказать меньшее. Этакий мини-Детройт, с многочисленными реликтовыми кирпичными помещениями местных предприятий.
По соседству помятые пьянчужки дербанили крышу какого-то дома, перекидывая шифер в машину и иногда сами падая вслед за ним.
На обочине, по обе стороны, лежало два раздувшихся на солнце трупа неосторожных котов, в ближайшем магазине кассирша бесцеремонно материлась при немногочисленных посетителях, местных забулдыгах, пришедших за «чернилами», на улице кто-то устроил пьяную бузу…
В тот момент я явно ощутил, как все-таки прекрасно жить еще где-нибудь, где-угодно, да хоть где-нибудь, но только не в этом районе тоски и печали бесславного города Кричева.
Я прошел дальше вглубь района, зафиксировал в памяти дома-полубараки с напрочь облезшей штукатуркой, зашел в один подъезд, другой, чтобы с сожалением ощутить местный колорит.
В почтовых ящиках торчали «жировки». Я вытащил одну, вторую. Задолженность по «коммуналке» в 850 руб, 1200 руб…
Разбитые ступеньки, облупившаяся краска, в углу засохшая куча говна…
Тоже жизнь и тоже Беларусь. Как бы не доказывали мне возмущенные сограждане, что не туда я смотрел и не то подмечал. Не отреставрированные замки, центры областных городов и показную чистоту фасадов.
То, ребяты, то. Это тоже Беларусь. Спрятанная и спрятавшаяся, не такая чистая, как вам хотелось бы и не такая благополучная.
Тут я вспомнил хорошо мне знакомый колхоз-спутник г. Гродно, Вертелишки. Показательный колхоз, который я знал неплохо и куда в свое время возили «дорогого Леонида Ильича». Где две главные улицы по обе стороны дороги были действительно показательными, «европейскими». С аккуратными домиками-коттеджами, ровными дорогами и аккуратными тротуарами.
Изумительное место для простого человека-работяги, человека-колхозника, попадая в которое, так и хотелось поверить в эту советско-коммунистическую сказку про город-солнце, где простой человек — как сыр в масле.
Только при условии не переходить на следующую улицу. И дальше в сторону поселка Торфобрекетного, где вас ждало много (не)удивительных открытий.
На улицы, на которых отсутствовали дороги, а дома были древними хатынами из послевоенного времени, из черных, пропитанных дегтем бревен, с низким входом, попав в которые однажды, я еще пару дней лечил свою депрессию от резкого контраста показной и спрятанной действительности.
И общежития для тружеников торфобрикетного предприятия по соседству, где на окнах клочьями болтались драные занавески или вовсе не было занавесок, где двери на входе висели скособочившись, на одной петле, а в самом подъезде с потолка свешивались причудливые и страшные полотна паутины и грязь сочилась по некогда белым, а теперь серым, почти черным стенам, как в какой-то ужасной избушке на курьих ножках, где когда-то скончалась Баба-Яга и теперь все пришло в еще большее запустение и ужас.
Где из окон был слышен мат и непристойный ор, где на поломанных скамейках сгорбившись восседали местные алкаши и такие же их поддатые подруги, на чьих низких лбах и грубых чертах лежала печать медленного вырождения, передаваемая из поколения в поколение.
Нет, город Кричев, конечно, был не такой. В центре он казался вполне приличным, чистый, как вы любите, и вполне стандартным белорусским городком. Только вот если дальше не ходить, мои дорогие, и глаза прикрывать.
В тот же день мне также «повезло» попасть на «спектакль».
Заскочив в подоспевший на остановке автобус, я оказался в центре самого настоящего представления.
Представление давала местная толста баба, сначала приставшая ко мне, назвавшая меня «жмотом» за то, что местный кондуктор дала мне сдачу с рубля в двадцать копеек, а я ее принял, потом переключившаяся на всех остальных.
От бабы воняло. Воняло хамством, местным быдлячеством, воняло дешевой водкой, которая из нее продолжала выкрикивать разные непристойности, а народ, привычно, только помалкивал, прокручивая в голове одну на всех мысль: лишь бы меня не «чипала».
Я вышел на своей остановке под крики этой пьяницы и направился к себе «домой». По дороге все же найдя парочку вполне приятных видов с цветущими палисадниками и аккуратными сумахами, напоминавшими восточные пальмы.
Аккуратные, цветущие дворы еще в цвету, чистый тротуар, культурные бабушки на скамейках…
Я вышел из полупустых дворов и вступил в какой-то старый грустный парк, уже слегка припорошенный первым увяданием природы и жизни.
Светило еще по-летнему теплое солнце, расплескивая свое меланхолическое золото по пустым облезлым скамейкам и заросшим, лохматым кустарникам. На рябом, в солнечных бликах тротуаре ворковали голуби, перепутав осень с весной. Было тихо, грустно и словно в загробной жизни под названием рай.
Под кустом лежало что-то. Я пригляделся — котенок.
Грязно-белый, весь в листьях, он тяжело вздымался боками, словно был при последнем дыхании.
Я пригляделся — у бедняги были перебиты задние лапы и, возможно, позвоночник. Все в засохшей крови и еще чем-то белом…
Я попытался вызвать… кого-то. Местных ветеринаров, но они не занимались такими случаями. Потом, с помощью знакомой, мне удалось опубликовать пост в сети с обращением за помощью, где мне подсказали номер…
Тогда я узнал, что в «человечной» Беларуси были ликвидированы все государственные организации, приюты для животных и т. п., как-то помогающие животным и остались исключительно местные инициативы за счет сердобольных граждан…
Одним словом, животное забрали и усыпили, как я узнал уже потом.
А тем временем я вернулся обратно, в совершенно испорченном настроении.
В номере, вдобавок ко всем впечатлениям, выходя из ванной я поскользнулся на мокром кафеле и растянулся во всю длину коридора, больно стукнувшись ногой и рукой.
День был исчерпан.
На следующее утро я покинул славный городок Кричев, не сильно на него обижаясь за свои несчастья, как и на его грубых жителей — ведь они продукт своей среды. Среды, в чем-то неутешительной, а чем-то банальной, как банальна сама жизнь.
Дорога лежала назад в цивилизацию, в Могилев…