ч. 2, оп. 6. Как Шиншилова и Перепряхина приглашал

Геннадий Соболев-Трубецкий
     Славится земля русская всякими праздниками. И не то, чтобы умели их отмечать, просто иной раз так работать неохота, просто спасу нет.
     А накануне, месяцев за семь... а может, и осьмнадцать тому, случился с Предводителем губернского отделения тайного Общества Всемирно известных поэтов апоплексический удар. И всё бы ничего, да только приказал упомянутый Предводитель всем долго жить. Конечно, коллеги погоревали. Погоревали-погоревали, да и выбрали другого Предводителя, а потом и ещё одного. А что? Свято место, как водится, пусто не бывает.
    А новый Предводитель пока ещё состарится, пока узнает - кого, куда и зачем - много воды убежит. Поэтому поэты наши - господа Шиншилов и Перепряхин - закусили вначале, чем Бог послал, а потом удила, и давай писать новые стихи. Ну, чтобы и этот Предводитель тоже был в курсе, с кем дело имеет.
     Так вот попишут-попишут, почитают друг дружке, потом опубликуют на знаменитом сайте Стихи.ру и давай опять писать.
     Так прошло три дня и три года, а может, и не прошло... Дело в том, что внезапно, а именно в последние выходные мая случался в их провинциальном городишке традиционный поэтический праздник - "На земле Степана". Степаном назывался памятник в городском парке. Он изображал сидящего на стуле с сигаретой в зубах Степана, играющего на древних гуслях. Это сочетание - гуслей и сигареты - было призвано, по замыслу скульптора Выкобенца, символизировать сочетание древности и современности в нынешнем творчестве.
     Поэты наши (я снова о Шиншилове и Перепряхине), хоть и имели в разные годы общение с сигаретами, на гуслях играть были совершенно не обучены. Ну, не повезло им родиться в древних веках, когда инструмент сей считался... как нынешний ноутбук со звуковой картой, MIDI-портом и программой Cubase.
     А тем временем май подходил к концу. Уже вошли в берега после паводка Десна и Нерусса, пойменные луга были покрыты новой растительностью, соревнующейся своими ароматами с местной кондитерской, аистихи сидели на гнёздах, а лёгкие весёлые стрижи беззаботно носились в тёплом небе, издавая художественный свист.
     В городском саду разгорался ежегодный праздник. Много лет назад его впервые попробовали на зуб местные поэты, однако с тех пор данный фарватер сумели наполнить уличные музыканты, художники и интеллигенты. А уж увеселений всяческих было не перечесть: можно было вдоволь посмеяться в комнате смеха над соседом с изменившейся в зеркале внешностью, взопрыгнуть на батуте до какого-нибудь зазевавшегося стрижа, а главное - набить похудевшее от ожидания праздника брюхо мясными и сладкими яствами, являвшимися дополнением ко всевозможным напиткам, или, проще говоря, закусью.
     Перепряхин сидел дома. Он заготовил ряд новых стихотворений, чтобы прочесть их перед ничегонеподозревавшей публикой и поглядывал в ожидании приглашения то и дело на сотовый телефон, помнивший ещё императора Николая Павловича. А Шиншилов отправился со своей неразлучной тростью с набалдашником, на котором было выгравировано почему-то по-румынски "Не забудь меня", в местный храм культуры, обещавший гостям праздника всяческие потуги его устроителей.
     Не успел он дойти до многоярусных ступеней упомянутого строения, как его окликнули сразу несколько голосов: "Ба! Шиншилов!", "Гоподин Шиншилов!", "Мсье ШиншилоОв", "Моде-ест!".
     Наш герой обернулся. Его догоняла некая делегация, которую возглавляла местная начальница в красных революционных шароварах и косой до пояса. В составе делегации Шиншилов постепенно узнавал знакомые лица из губернского отделения тайного Общества Всемирно известных поэтов. Шиншилов раскланялся и ударил ножкой: "Добридень, господа! Какими судьбами?"
      Как выяснилось, судьба была ныне благосклонна ко всем участникам делегации и, причём, одна на всех. "Стихи свои читать будем", - залепетала одна дама. - "Ой, друзья, давайте сфотографируемся с коллегой Шиншиловым", - и стала выдвигаться поближе к будущему центру снимка. "Однако, - задумался наш герой, - читать не зовут... Как там Перепряхин? - пронеслось в мозгу у Шиншилова. - Да и Стогорский тоже, как и мы, действительный член губернского отделения..."
    Снимок вышел на славу. Вокруг Шиншилова роились довольные лица губернской делегации с местной начальницей в красных шароварах, взирающие прямо в объектив, солнце катило по чистому небу свой раскалённый обруч, праздничную музыку исторгали расставленные вокруг центральной площади колонки, и только Шиншилов вперил свой взор куда-то за горизонт. Видимо, там, за его неведомой линией сидел перед телефоном Авель Перепряхин, точил гусиное перо на своей веранде молодой румяный прозаик Стогорский. А ещё там, за горизонтом, жила и вечная подруга всей описанной троицы - неизменная надежда на лучшее...