1. Золотая гора (3800 м над у.м.) Марух.
2. Стремительная ледяная река Азанда.
3. Кристальное озеро Амтхел (512 м над у.м., запрудного типа, образовалось после землетрясения в 1891 году (всего за 30 лет до описываемых событий), второе по величине в Абхазии).
4. Убитый в Украинском Полесье (Чернобыль и прилегающие к нему лесистые земли) мальчик.
1.
Марух... Марух горел в высоком небе -
В оправе из гранита голубой алмаз!
Громадные карнизы с, что слежался, снега
Над гребнями нависли изо льда.
И тут же с грандиозным рядом
Являло малое себя - всё было одинаково прекрасно:
Марух ... и мелкие цветы кизила на только что родившихся кустах.
Кусты выглядывали из расщелин скал.
Вокруг огромное толпилось общество трав горных,
Хвощей, оранжевых с ворсинками цветов,
Так ж хвоя - со спицы для вязания она длинной.
Всё это испускало нежный и смолистый запах, поскольку было разогрето Солнцем...
Смотреть всё ж было боязно, поверьте, на Марух....
Сейчас продолжу, переведу покуда дух.
*
Марух... Смотреть коль пристально на оный
Боязнь какая-то тот час берёт.
Тут ж кажется что льды с его вершины вниз по склонам
Такж движутся, реке подобно, и вот-вот
Сорвутся вниз грохочущим на мир могучим ледопадом.
Но всё ж Марух притягивал сбою взгляды,
Как б заставлял смотреть стоящего внизу
И тайны угадать тут ж предлагал ему,
Что спрятаны в тени его бесчисленных ущелий
Иль в слабом колыхании альпийских разнотравнейших лугов.
Виднелись розовые лишаи на скалах; струи как б дымов
Катились, погоромыхивая, вниз - то пыль от осыпей движенья;
Передвиженье медленных теней - они крались к вершине вверх,
Чтоб погасить чуть позже её свет.
*
Весь день Марух стоял нас против,
Как бронзовый позеленевший весь престол
Для божества, что исполинское и очень грозно,
Как щит Геракла иль Атланта - и тот, и тот - аттический герой.
Марух, конечно же, подобно самому Атланту
Мог на плечах своих держать Земли весь шарик...
А вечером Марух волшебно превращался весь
Из бронзовой громады в чудо из чудес:
В сияющий до боли во глазах из злата
Огромный самородок такой величины,
Что блеск его заметен точно был б с Луны.
Из гор другими люди возвращаются во города обратно...
Скажу: «Полвека минуло, как был я в тех почти местах...
Всё это так - и будет так ещё века, века!»
2, 3.
Ничтожный родничок, со недоверьем, осторожно
С травы он джунгли пробирался сквозь,
Как будто бы боясь к глубокой выемке в скале дорогу
Вдруг потерять. А в выемке его вода во синее собралась озерцо...
Прозрачная вода лазури чуть зеленоватой цвета
Внизу лежала. Плавали по оной сверху
Коричневы сухие листья, сбросил кои клён.
Сбирались листья во эскадры и весьма зело
Все дружно двигались: манёвры совершали,
Как будто по команде моряков «все вдруг»,
А при малейшем ветерке срывались с места тут ж,
Как с якорей, друг друга всё перегоняя.
На середину озера Амтхел листочки выплывали дружно все,
А там вода, горела будто в спиртовом огне...
*
Цепляясь за отвесны скалы из гранита,
Вздымался вверх загадочный весь в тайнах лес.
Шуршали осыпи... В одном местечке, очевидно,
Из ледниковой из пещеры, прерывая бег,
По воздуху широкая струя воды летела
И падала, сосредоточенно шумя, на озера поверхность.
Река сия Азанда называлася. Она
Вливалась в озеро как водопад с под ледника,
А на заваленном на пляже с скал камнями
Стремительным потоком уходила вниз
Под землю, исчезая. Водовороты были тут сильны -
Засасывали в страшные подземны бездны всё, что в оны попадало.
Через двенадцать к югу километров вновь река потоком пенистым вдруг на поверхность вырывалась и
Неслася опрометью, глаза зажмурив от внезапного от Солнца света, ко морю Чёрному вдали...
*
Так ж камни шевелились под речной водою
И бились друг о друга, будто бы они
Испытывали, чей же звон продолжится подольше....
У берегов, в воде во синей, как будто кто их положил,
Лежали камни плоские, размером же большие,
А цветом, вточь , слоновой кости были.
Довольно близко находилися они -
До середины озера возможность есть добраться, лишь прыгая по ним ...
Вода была холодною, как лёд, как космос,
А на камнях из-за безветрия была жара.
Вода собой подобие являла хрусталя,
В котором отражался видимый Кавказ, и было невозможно
Реальность с отраженьем различить:
Как б два Кавказа одновременно тут могли бы быть.
*
Один вздымался в небеса высОко,
Другой в сияющую бездну уходил....
По дну сей бездны передвигалися тихонько,
Что и по небу облака, как перья из перин.
Когда же леска с грузилом забрасывалась в воду,
То каждый раз бегущие круги собою
Всю мира слитность идеальную сего
Эх, разбивали .... Про краснОты - всё.
«Вообще-то в жизни мне везло. Я день почти что каждый
Чего-то новое иль видел, или узнавал.
Чем ж больше знаешь, то тогда
Жизнь интересней и, как ни странно, таинственнее даже».
Последние четыре строчки - от Паустовского, от первого лица,
Но с ними я согласен с начала до конца....
4.
Про мальчика убитого писать не стану....
Отрывок далее поведает о нём.
Единственно скажу - да, был тот Струк в те годы атаманом
В Украинском Полесье. Бандит, убийца он и подчинённые его.
Ко сожалению, подобные вот Струки
И ныне «правят бал» и причиняют боль и муки,
Смерть сеют и разоренье тех ж краях...
Одна дорога им - под «Солнцепёк» и в ад.
А Души убиенных ими и детей, и взрослых,
Гражданских лиц, а так же и солдат
Нам чрез сердца беззвучно говорят
То, что услышит всяк из нас. А что? Тут каждому своё даётся....
Прекрасные озёра, великолепные массивы гор
Имеют смысл, коли повержено есть зло добром.
*
== 1.
Мы прошли ущелье и с обрыва в лесу увидели Марух. Он горел в небе, как голубой алмаз в гранитной оправе.
Всё вокруг поражало меня смешением грандиозного и бесконечно малого, причём и то и другое было одинаково прекрасно, – и отдалённые ледяные гребни Маруха, над которыми нависали громадные карнизы слежавшегося снега, и близкие мелкие цветы кизила на только что родившихся кустах. Кусты эти выглядывали из расщелин в скалах.
Вокруг нас толпилось огромное общество горных трав, хвощей, ворсистых оранжевых цветов, хвои, длинной, как вязальные спицы, и все это, разогретое солнцем, испускало смолистый и нежный запах.
== 4.
Напряжение после встречи с дезертирами доконало нас. Мы просто упали в густой мох, на скалу среди леса, похожую на громадный жертвенник, и пролежали часа два без всякого желания двигаться дальше.
Несколько раз в жизни мной овладевала мысль о соседстве мирной и безмятежной природы с человеческой жестокостью.
Впервые эта мысль потрясла меня и довела до ярости на человека, когда в 1919 году в Полесье я увидел мальчика лет десяти, убитого бандитами в то время, когда он сидел на колосистом берегу реки Уж и удил рыбу самодельной ореховой удочкой. Солнце горело над ним, а тёплый ветер медленно проносил по небу пушистые облака.
Бандиты из какого-то подлого отряда какого-то подлого батьки Струка заметили мальчика с другого берега реки и, гогоча, расстреляли его как мишень.
Местные лесовики, боясь бандитов и потому как бы оправдывая их, говорили, что «хлопцы» были пьяные. Но в том, что пьяный человек становится хуже самого грязного скота, нет для людей никакого оправдания. Я никогда не забуду нагретые солнцем волосы мертвого веснушчатого мальчика, – милые, выгоревшие, детские и какие-то беспомощные волосы. На лицо мальчика я не смотрел. Но этот день моей жизни я буду помнить до смерти. Я не решался рассказать о нём никому, даже маме, чтобы не омрачить её жизнь. Только сейчас я впервые заговорил об этом.
И вот, лёжа в лесу по дороге на Амтхел, я подумал, что пять бандитов неизвестно почему хотели убить нас, а может быть, ещё и убьют. Эта мысль привела меня в такое же состояние отвращения и ярости, какое было тогда, на реке Уж. Сразу оборвалась вся радость, все торжество природы.
Единственное, что постепенно успокоило меня, были напоминания природы – стоило увидеть всё это и пристально рассмотреть, чтобы мир снизошёл (как любили писать в старину) на смятенную человеческую душу - какие-нибудь душистые чешуйки, прилипшие к моей губе, или
==3.
ничтожный родничок, недоверчиво и осторожно пробиравшийся сквозь травянистые джунгли, боясь потерять дорогу к глубокой выемке в скале, где вода его собралась в синее озерцо.
Прозрачная вода цвета зеленоватой лазури лежала внизу. По ней плавали сухие коричневые листья клёнов.
Листья собирались в эскадры и двигались очень дружно: поворачивали, как по команде «все вдруг», а при малейшем ветре срывались с места, будто с якорей, и, перегоняя друг друга, уплывали на середину озера. Там вода горела спиртовым огнем.
У самого берега плавали водяные курочки с бисерными веселыми глазами.
Налево, цепляясь за отвесные гранитные стены, вздымался лес, такой же загадочный, каким он казался издалека. Позади нас шуршали осыпи.
== 1.
А направо я боялся даже смотреть – там, рванувшись к небу, остановился, весь напряженный, казалось – до медного стона в своих жилах, угрюмый, непостижимый Марух.
== 2.
В одном месте, очевидно из ледниковой пещеры, летела по воздуху широкая струя воды и падала, сосредоточенно шумя, в озеро.
То была река Азанда. Она вливалась в озеро со стороны ледников водопадом, а у нас под ногами, на заваленном скалами пляже, стремительным потоком уходила под землю, исчезала у самых ног и засасывала водоворотами в подземные страшные бездны всё, что мы бросали в воду: каждую ветку и каждый клочок бумаги.
Борец рассказал, что за двенадцать километров к югу река Азанда снова вырывалась на поверхность пенистым потоком и опрометью неслась, зажмурив глаза от внезапного солнца, к Чёрному морю.
Камни шевелились под речной водой и били друг друга, будто пробовали, чей звон продержится дольше.
== 1.
Я боялся пристально смотреть на Марух. Мне начинало казаться, что льды на его вершине тоже двигаются, как река, и вот-вот сорвутся грохочущим на весь мир ледопадом. Но всё же я время от времени взглядывал на Марух. Он притягивал к себе, заставлял смотреть на себя и угадывать тайны, спрятанные в тени его ущелий и в слабом колыхании альпийских лугов.
Я ещё не знал, какие могут быть у Маруха тайны от нас, но временами уже различал розовые лишаи на скалах, медленное передвижение теней – они крались к вершине, чтобы погасить её свет; различал струи дыма, катившиеся, погромыхивая, вниз по склонам Маруха. Потом я догадался, что это не дым, а пыль от осыпей.
Весь день Марух стоял против нас, как бронзовый позеленевший престол какого-то исполинского грозного божества, как угловатый щит аттического героя – Геракла или Атланта. Конечно, Марух мог, подобно Атланту, держать на своих плечах весь земной шар.
Вечером Марух превратился из бронзового в сияющий до боли в глазах золотой самородок такой величины, что его блеск, очевидно, был заметен даже на луне.
– Теперь, – сказал мне Зацаренный, – живите в этой тишине, молчите, смотрите и думайте. В Сухум вернетесь другим человеком. Самого себя не узнаете.
== 3.
У берегов, в синей воде, лежали большие плоские камни цвета слоновой кости.
В одном месте камней этих было так много, что я, перепрыгивая с камня на камень, добрался чуть ли не до середины озера, чтобы поудить рыбу.
У последних камней было очень глубоко.
Однажды я сорвался с камня и почувствовал нестерпимый, обжигающий холод ледниковой воды. Ступню тотчас же свела судорога, будто кто-то начал быстро наматывать на спицу тугое, скрипучее сухожилие. Казалось, что оно вот-вот лопнет.
Но на камнях, несмотря на космически холодную воду, было жарко – и на озере всегда стояло безветрие. Хрустальность (а может быть, вернее – кристальность) отражений в его воде была настолько совершенной, что отличить отражение берегов и гор от настоящих берегов и гор было невозможно.
Как бы два Кавказа существовали вокруг. Один вздымался к высокому небу, а другой уходил в сияющую бездну под нашими ногами. По дну этой бездны медленно передвигались, как и по небу, одинаковые перистые облака.
Когда я забрасывал в озеро леску с грузилом, то каждый раз разбивал идеальную слитность этого мира.
....
Вообще в жизни мне везло. Почти каждый день я узнавал или видел что-нибудь новое. А чем больше знаешь, тем интереснее и, как это ни покажется странным, таинственней делается жизнь...
//
Отрывок из книги
Повесь о жизни
Константин Георгиевич Паустовский
Книга пятая «Бросок на юг»
Глава «Озеро Амтхел-Азанда»