Вся жизнь как большой вытрезвитель.
Столетье, другое пройдёт,
какой-нибудь редкий ценитель
в те дни мои вирши прочтёт
и скажет: "Писатель, зараза,
теперь архаичен, не нов..."
И где-то вблизи унитаза
положит собранье стихов.
Он, хмурый слегка, одинокий,
в минуты раздумий - как знать -
решит прочитать эти строки,
а может быть не прочитать.
И что же он сделает дальше
с той книгой, сказать не берусь.
Найдёт в ней обилие фальши
задумчивость, радость или грусть?
Блеснёт ли в глазах его влага?
А может, он просто решит,
что книга - всего лишь бумага,
и с пользой её потребит?
Ах, польза, великое дело.
Надеюсь, что будет она
для духа, а может для тела...
Кому моя муза верна?
Богиня она? Потаскуха?
Лишь время покажет, друзья,
пропорцию тела и духа
во всём, что транслирую я.
А может быть, сам я сумею
понять, кто диктует мне стих,
когда до конца протрезвею
от глупых иллюзий моих.
Хоть жизнь как большой вытрезвитель,
я ей благодарен за то,
что есть в моей жизни ценитель
сейчас, а не лет через сто,
что есть осмысление снова
того, что творится вокруг,
и суть превращается в слово,
живой, всё связующий звук.