Галичу

               
Когда с жестокостью и ложью
больным годам не совладать,
сильней тоска по Царству Божью,
недостижимей благодать.

Взъярясь на вралищах гундосых,
пока безмолвствует народ,
пророк откладывает посох,
гитару в рученьки берёт.

О как в готовность ждущих комнат
его поющий голос вхож!
И что с того, что он, такой вот,
на мученика не похож?

Да будь он баловень и бабник,
ему от песен нет защит,
когда всей родины судьба в них,
завороженная, звучит.

Его из лирики слепили,
он вещей болью одарен
и веку с дырами слепыми
назначен быть поводырем.

Ему б на площадь, да поширше,
а он один, как свет в ночи,
а в нём менты, а в нём кассирши,
поэты, психи, палачи.

Ещё ль, голубчики, не все тут?
О, как мутится ум от кар!..
В какие годы голос этот,
один за всех, не умолкал!

Как дикий бык, склоняя выю,
измучен волею Творца,
он сеет светлую Россию
в испепелённые сердца.

Он судит пошлость и надменность,
и потешается над злом,
и видит мёртвыми на дне нас,
и чует на сердце надлом.

И замирает близь и д;лечь
в тоске несбывшихся времён,
и что для жизни значит Галич,
мы лишь предчувствуем при нём.

Он в нас возвысил и восполнил,
что было низко и мертво.
На грозный спрос в суде Господнем
ответим именем его.

И нет ни страха, ни позёрства
под вольной пушкинской листвой.
Им наше время не спасётся,
но оправдается с лихвой.

1974