Традиция обновления
Иллюзорной одинаковости календаря,
То же, что появление перед глазами
Пылающего, не горящего фонаря
Над письменным столом поломанной лампы
Плыву мандариновым ломтиком
За благосклонностью вампы,
За еловым предпраздничным Рождеством
Летней дождливой порой,
Учусь претворяться горой
В ситуации когда голова -
Револьверный барабан.
Молчу, не говорю, что ты не права.
От повторяемости поведения случаются:
Наседающие маревом эпохи,
Нереальный, возможно давящий, окружающий картон,
Недоразумения, виноватость и крохи,
В омертвелое тело бесконтрольный патрон.
Ах да, и строка габаритом в страницы,
Раздвигающая империй границы.
Потому становлюсь елью и живу 300 лет,
Как та невероятная (в раз, два, три) четыре этажа,
По утрам френчпрессу говорю привет,
А в окне - поэтическая осень без куража.
То есть январь девяносто седьмого года
Рядом с пока еще двухметровой елью.
И она, и я - растущие, каждый своего рода,
Осыпаемы дождём, жёлтыми листьями, метелью.
Постепенно окружающее становится пастью бизона,
Нам сводит руки, ветви, ведь мы не в Аризоне,
Дёргаем спасительную дверь - колесо водяное,
Ах, тепло, ну почти что льняное...
Нас, как в сказке, встречает красавица-Лореаль на фоне Эйфелевой
Башни. Вся собой являет спасение: с её гонорарами она могла бы
нас одеть, обуть, приютить, ещё и на вид опрятна. Потому один
из нас и дописал:
Виси, виси на стене фотокарточка ,
Ты для моей мечты необходимая жёрдочка...
Конец.
22