За полгода до предстоящих выборов царствующий диктатор подписал сразу несколько важных Указов, направленных, по его глубокому убеждению, на процветание демократии и свободы.
Первый Закон давал право любому негражданину по собственному усмотрению получать гражданство ЭРЭФ не более чем на сутки и не чаще одного раза в течении пяти лет.
Второй Указ гласил, что любой гражданин империи может проголосовать досрочно за три месяца до настоящих выборов при помощи переносной урны путём своего согласия или устного заявления в соответствующие органы.
Третий Закон был апофеозом либерализма и разрешал предвыборную агитацию за кандидатов в любой форме и в любое время, все возможные ограничения исключались.
А в четвёртом Указе назначались четыре равных по статусу сопредседателя ЦИКа вместо единого Председателя ранее. Ими стали: покойный Чуров, беглый Чубайс, футболист Мутко и проходимка Мапфилова.Пятым, с правом рекомендательного голоса - фантаст и мизантроп Перл Базар. Со слов узурпатора это были люди известные, достойные, проверенные и честные.
В пятом, последнем Законе, определялись лица с чрезвычайными полномочиями, коим вменялась обязанность при необходимости самолично идентифицировать типы избирателей и их количество. Таковых набралось около миллиона. Среди них были как мелкие идейные соратники вождя, так и руководители корпораций и госструктур.
Наконец, выборы начались. На кресло Верховного Управителя ЭРЭФ официально претендовали два кандидата: сам действующий тиран и некий Иуда Искариот, документы на регистрацию которого подала неизвестная инициативная группа. ЦИК не усмотрел в этих документах никаких нарушений действующего законодательства и допустил Иуду к предвыборной гонке за ложе главного клептократа самой огромной и богатейшей страны. Остальных кандидатов, не прошедших существующую регистрацию, равно как и их апологетов к выборам не допустили, и по решению Бессменного столичного суда расстреляли. Всего 2328 человек. Из них 27 самих кандидатов, а в числе остальных - доверенные и случайные лица.
Уже вторую неделю Рагулин колесил по стране. Высокий, тучный мужчина с залысиной, в очках и военной форме при подшитых кожей галифе, смятых в гармошку прохорях, с двумя наганами на ремне угрюмо сидел в чёрном бронированном «воронке» и трясся как плохо застывшее желе на каждом ухабе вечной, но мало полезной грунтовой дороги. До этого он побывал в дальней командировке - посетил стоянки оленеводов. Самих оленеводов повстречать ему не удалось (те искусно прятались и маскировались), а вот стада рогатых животных давали стопроцентную явку и их голоса непременно учитывались в пользу действующего владыки, который правил страной уже восьмой срок подряд. Илья Исаевич имел мандат от ЧВКа и ЦИКа на определение типа и количество избирателей, он был последним в золотом миллионе избранных клевретов вождя. Затем он посетил рыболовецкие суда и артели старателей на севере страны. Там также все рыбаки и рыбы, все дикие животные и случайные люди правильно понимали важность текущего момента и делали нужные выводы. Попадались, конечно, и неразумные избиратели, но после короткой разъяснительной беседы, последние куда-то бесследно исчезали. Видимо, совесть их грызла и начисто изводила. Теперь же предстояла работа в своём родном округе, в столичном. Всего в полусотне километров от МКАДа, в селе Житном, что соотносилось по географическим картам почти что с домом.
Автомобиль управлялся автопилотом, и, помимо самого Рагулина, в броневике находились коробки со свистками, дудками и бубнами - памятными сувенирами для правильных и послушных избирателей. Два баула с деньгами предназначались исключительно Илье Исаевичу в виде бонусов и премиальных за проделанную им агитацию в массах. Других ответственных граждан в «воронке» не было. Постоянно вытирая платочком холодный пот со своего лица, Рагулин пристально изучал списки избирателей. По результатам предварительной прошлогодней переписи населения в этих списках значилось 9854 человека. Вот показалась деревня. Навигатор подал сигнал, и машина остановилась как вкопанная.
Картина была ужасной и мрачной: вросшие по окна облупленные хатки, поваленные сараи и заборы, церквушка с бурьяном на куполе вместо креста и полное отсутствие живого духа. Не то чтобы человека увидеть было решительно невозможно, но даже и никакого зверя не было ни видно и ни слышно по всей округе. Деревня уже двадцать лет была полностью мертва!
Рагулин вышел из броневика и огляделся по сторонам - никого! Он прошёлся в одну сторону - тишина; высморкавшись, побрёл в другую, - всё то же самое: мглистые развалюхи, заросли и мошкара. Несколько термитов попытались перебежать дорогу Илье Исаевичу, но тщетно, - были раздавлены всей тяжестью тела самого уполномоченного и твёрдостью его блестящих хромовых сапог.
— Родина, Свобода, Плутин! — заорал во всю глотку Рагулин. Ответа не последовало. Он заорал ещё раз и ещё сильнее, но только робкое эхо тихо сволокло его зычные вопли в окружающий тёмный лес. — Так-то! — сказал громко Илья Исаевич самому себе вслух для собственной уверенности и пущей бравады.
Пройдя ещё несколько десятков шагов и свернув за сгнившую до основания школу, Рагулин насторожился и прислушался... Едва заметные, едва уловимые звуки голосов доносились прямо из-за угла. Проверив револьверы и взведя курки, уполномоченный широко шагнул вперёд. Там, на облезлой деревянной скамейке сидели ворона и воробей. Оба они были настолько пьяны, что речь их едва ли можно было назвать разборчивой и связной.
— Ну что, будем пить или спать? — спрашивал крохотный кавалер.
— Не знаю, мля... — отвечала черная фея, — А ты чего хочешь?
— Тоже не знаю: за бухалом далеко идти, на свалку, а спать можно и тут, под скамейкой, — едва выговаривал маленький демон.
Птицы давно уже не летали, для этого у них не было сил. А человеческий язык они выучили на соседней свалке, пользовались этим языком исключительно от безделья.
— Здравья желаю, господа избиратели! — отрапортовал Илья Исаевич, засовывая стальные наганы за пояс.
— Сам не хворай, — поочерёдно прокивали пьяные птицы.
— А где народ-то? Куда все делись? — поинтересовался Рагулин.
— Куда-куда? — передразнивая, засмеялись ворона и воробей, — Известно куда: одни убежали, остальные тут и подохли все! Здесь уже лет двадцать никто не живёт окромя нас, немощных. Наш брат пернатый, и тот истлел: обожрался на свалке пальмового масла, жопы-то и посклеивались...
— А что, людишки-то на свалке имеются? — лукаво заинтересовался уполномоченный.
— Как им не быть, есть конечно, — сказала ворона и закурила.
— И много?
— Тысяч двести, кабы не более, — многозначительно выдал воробей.
«Так-так», — подумал Илья Исаевич и произвёл подсчёт в уме: «200000 плюс 9854 и плюс эти двое, итого: 209856. Совсем недурно».
— А что, птицы, голосовать-то будете или как? — ехидно спросил Рагулин.
— Как не голосовать...— ответил воробей, — Мы с понятиями, научены, ставь нас в списки и распишись...
— Ну, будь по-вашему. Воля избирателя - для нас закон! Что ж, прощайте, пернатые, ни пуха ни пера вам, — сказал Рагулин и завернул за угол.
— К чёрту, — едва пробормотали птицы.
Из-за угла неожиданно вновь показался Рагулин с двумя револьверами в руках. Раздались выстрелы и окровавленные перья птиц тут же разлетелись по вечернему прохладному воздуху погибшей деревни.
«Без свидетелей!» — подумал Илья Исаевич и заорал: «Родина, Свобода, Плутин!»
Ближе к ночи Рагулин вернулся домой. К утру он закончил списки, в которых досрочно проголосовали 209866 избирателей (включив в них семь раздавленных термитов,одуванчик, подорожник и случайно завиденный у опушки мухомор), после чего весьма бойко и бодро отнёс записи в ЦИК. Затем он выехал на столичные новостройки для выдачи гражданства ЭРЭФ гастарбайтерам... Работа кипела все три месяца...
Выборы состоялись! И квартет сопредседателей торжественно объявил победителя... Прежний узурпатор набрал 148% голосов, а Иуда Искариот 152%. Как бы там ни было, но воля электорального большинства была высказана и услышана!
Золотой миллион клевретов и члены ЦИКа были расстреляны публично у Красной стены... Начиналась новая эра, эпоха Иуды Искариота... Все верили - хуже не будет!
Жизнь заканчивалась окончательно...