Форма, или упражнение для одинокого разума пьеса-д

                "Искусство преследует красоту, стройную
                форму, оживлённую пафосом художника:
                форма здесь существенное и только потому
                влечёт за собой пафос, что художник -
                живая личность; полнота содержания не
                нужна, воплощение одной жизненной черты
                достаточно, чтобы оживить форму"
                Лавров П.Л.
 
              ФОРМА, или упражнение для одинокого разума
                пьеса-джаз в 2-х полудействиях

                1-е полудействие "ОПЬЯНЕНИЕ"


В лучах юпитера на сцене стоит АКТЁР. Он замер, подняв и вытянув руку. Только вздыбливается грудная клетка от тяжёлого и частого дыхания: финал спектакля был бурным и отнял у него часть жизни. Раздаются вразброд вспыхивающие два-три хлопка и одинокое «браво», нелепое на фоне равнодушно гудящих голосов зрителей, шаркающих ногами, откашливающихся,  безучастно покидающих зал. АКТЁР приходит в движение: как-то резко уменьшается в росте, сникает, деревянно кланяется и сразу же торопливо, мелкими шажками, вобрав голову в плечи, покидает сцену. Это – провал. Ещё немного гудит неблагодарный зал. Затем всё стихает, Гаснет свет.

     На сцене – ночной город, ничем не примечательный урбанистический пейзаж: серые стены домов, скамейка, уличный фонарь, который слегка раскачивается и бросает тусклое жёлтое пятно на мокрый асфальт. Под ним в шляпе и плаще, что-то бормоча себе под нос, то ли в отупении, то ли в прострации, пошатываясь в такт с фонарём, стоит АКТЁР. Появляется  АВТОР, пряча за спиной цветок.

АВТОР:  Дорогу осилит идущий. Это не я сказал, зато про вас. Представляете, сказано про вас две с половиной тысячи лет тому назад, будто знали наперёд, что вы, родившись, непременно вступите на этот путь.

АКТЁР (очнувшись, почти рычит):  До свиданья, к чёрту, до свиданья… (порывается уйти).

АВТОР (забегает вперёд и преграждает дорогу): Вы меня не поняли, подождите, разрешите представиться, я – АВТОР (церемонно кланяется).

АКТЁР (раздражённо): Ну и что? А я – АКТЁР. Что дальше?
 
АВТОР (растерянно): Ничего, почти ничего, но то, что я здесь, перед вами, конечно,  вас ни к чему не обязывает. Просто я не могу, не умею, не выразить,  нет, выразить своего восхищения, свой восторг вашей игрой.  Ох, как много на свете одинаковых слов. Вереницы. В них можно запутаться…

АКТЁР (уничтожающе): В одинаковых чувствах тоже.

АВТОР (радостно подхватывает): …и в мыслях, но это от того, что все мы братья.

АКТЁР:  Да что вы говорите! Вот новость! Особенно сегодня.

АВТОР: Это в вас злое говорит, мелкое, от неудачи говорит. Мы - одинаковы, мы -  братья, но не до такой же степени (Вытаскивает из-за спины цветок, преподносит). Вам от благодарного зрителя… зрителей… просто я вас один нашёл. Вы так стремительно исчезли.
 
АКТЁР (несколько смягчается, принимает цветок, но далее разговаривает с АВТОРОМ, словно с сумасшедшим): Тронут, очень тронут. Не думаю, что в такую мерзкую погоду может появиться тяга к лицемерию.

АВТОР:  Воспринимаю сказанное, как доказательство бытия искренности. Синоптическое.

АКТЁР (морщится): Выкрутасы слов.

АВТОР (немного угодливо): Прихотливая игра смыслов. Кажется, мы поняли друг друга.

АКТЁР: Так вы – автор?

АВТОР:  Да, но не совсем обычный… Своеобычный, можно сказать.

АКТЁР (нюхает цветок, улыбается):  Ну это я уже понял, хотя мы все так братски одинаковы…  И в чём же заключается ваша непохожесть на всклоченных и нервных собратьев?

АВТОР: Видите ли я автор, который никогда ничего не написал и вряд ли когда что-нибудь напишет!

АКТЁР: Знавал я одного такого автора, правда, именовал он себя иначе и был, мягко говоря, немного не в себе. Но всё там кончилось очень хорошо – он умер и обрёл всё, что хотел: помнится, покой и приют.

АВТОР: А я припоминаю, что он всё-таки что-то написал, из истории, кажется.

АКТЁР: Да, нет, он был только избран. Его пером водил Бог или дьявол –  тут на земле вечная неразбериха: что есть что.

АВТОР: Кто есть кто.

АКТЁР (с иронией ): Может, вы и правы, я как-то об этом не подумал. Знаете, для автора у вас есть необходимая дотошность и особая въедливость, а это уже немало, чтобы им быть.

АВТОР: Ну, вот и вы смеётесь, как будто не знаете,  каково быть осмеянным.

АКТЁР: (мрачнеет): Простите, всё как-то необычно сегодня, хотя, на первый взгляд, как всегда. Я не знаю, как себя вести. После каждого спектакля я остаюсь один на один с ночью. Со мной лишь свет этого тусклого фонаря, а сегодня у меня появился почитатель, да ещё к тому же автор, такой оригинальный…


АВТОР: Извиняться ни к чему, это всё слова виноваты: они рождают споры между людьми. А в шумном споре не расслышать истины.

АКТЁР: Мудро. Всё ж вы меня заинтриговали: автор, который ничего не написал и ничего не напишет, но… тем не менее – автор!. Здесь чувствуется  интрига, завязка, тайна, может быть, высший смысл, неведомый человечеству. (Машет рукой). Нет, нет, ничего не говорите, я попробую отгадать… Вы, вы очень похожи на робеющего от собственной деликатности автора, скорее всего это – извечная творческая робость!

АВТОР( очень торжественно): Нет, совесть! Ведь я АВТОР и не могу допустить рождение несовершенства!  Совестливый автор не подвержен творческой робости, а одержим гордостью за свои творения и одновременно пристрастием к ним, ибо смысл творчества в бесконечно большом!

АКТЁР: И давно это у вас?

АВТОР: Что это?

АКТЁР (выразительно дотрагиваясь до головы): Ну это… бесконечно большое в относительно малом?

АВТОР (обиженно парирует): Смейся, глупый партер, в самом лучшем месте пьесы, смейся…(спохватывается)… возможно, вы что-то из моих слов восприняли на свой счёт; напрасно,  я вовсе не хотел вас задеть. Вот всегда мы так: сперва спешим осудить, а потом только понять; обижаем друг друга, несёмся куда-то…вдруг что-то кольнёт… остановимся и задумаемся: ведь что-то такое некрасивое было?  Конечно, не вспомним ничего – так, нечто смутное мелькнёт, вроде лёгкого стыда, - и вновь  побежали, не оглядываясь,  чтобы снова обижать и…

АКТЁР (подхватывает): и быть обиженными. Простите, трудно, едва познакомившись…

АВТОР(радостно прерывает АКТЁРА и допускает очередную бестактность): Да мы с вами знакомы и очень давно: я ведь хожу на абсолютно все ваши спектакли, каждый вечер хожу, если каждый вечер вы представляете. А из тех редких хлопков, которыми вас награждают, половина – моих. Цветов, правда, не дарю: в сезон, зимой, извините за банальность, они мне не по карману. А мой голос? Он вам точно знаком: только я кричу «браво» после занавеса. Вы вслушайтесь в мой голос (кричит: «Браво, браво, браво», -АКТЁР морщится, как от зубной боли); он ведь вам знаком, знаком, да?

АКТЁР (неуверенно): Пожалуй, что да, но… я вас отказываюсь понимать: то ваша странная авторская пассивность, то странная привязанность к моему… позору…(раздражается, охваченный  догадкой) Да, вы садист, садист-наблюдатель! На черта вам всё это? Зачем врываетесь в мою жизнь со своими оглашенными восторгами?

АВТОР: Вы…вы… вам вот сейчас кажется, что только вам одному плохо, что всё вокруг спит, охваченное сном забвения, и от этого вам с каждой минутой становится хуже и хуже, а тут – я,  которому тоже плохо… но я не сплю, и я – рядом! Признайтесь, вам не легче стало?

АКТЁР: Послушать вас, так лучшие на свете доктора только те, кто сами безнадёжно больны.

АВТОР: Вот видите, вы начали рассуждать, - значит отвлеклись от своей боли, сбились с чёрных мыслей…

АКТЁР: Навязанная психотерапия – слишком тяжёлая концовка дня. (Порывается уйти).

АВТОР (решительно, раздражённо и… беспомощно): Да будет вам в конце концов! Дайте объясниться и не втравляйте меня хотя бы минуту в ненужные препирательства по любому поводу!

     Вдруг за сценой возникает шум яростной борьбы, раздаются женский крик: «Пусти, пусти…», - а потом: «Помогите, помогите!». АКТЁР опрометью бросается в гущу происходящего. АВТОР застывает на месте, весь обратившись в слух. Шум усиливается, слышен голос: «А это что за гусь?!» И вновь гул свалки, мужской голос: «Получай!», и женский вопль: «Не смейте, мерзавцы! Ну, гады, держитесь!» Тяжело падают тела, звучат приглушённые удары: кулаки с хрустом вламываются в чью-то плоть… Наконец, доносится топот ног – кто-то обращён в бегство. Всё стихает.
     На сцену с видом непобедимой воительницы, отфыркиваясь, выходит порядком растерзанная женщина: волосы взъерошены и закрывают большую часть лица, каблук на одной туфле сломан, поэтому она сильно припадает на ногу, что её фигуре придаёт комический вид, в руках – раскрытая сумочка, бывшая, по-видимому, грозным оружием в только что отшумевшем сражении. Видно, что женщина изрядно навеселе, под шафэ. За ней плетётся АКТЁР, помятый, с подбитым глазом. Раздражение его усилилось из-за нелепой ночной драки, но к нему примешалось чувство мужской гордости – следствие победы. Глаз АКТЁРА беспокоит, очевидно, побаливает, и он его постоянно ощупывает.

ЖЕНЩИНА (пьяно): Как мы им всем дали, гадам! Будут знать, гады!

АКТЁР: Принимайте добычу… Брошена сбежавшими обидчиками.

ЖЕНЩИНА (размахивает руками, всё ещё бьётся с невидимым врагом): А он мне… а я ему…Как мы им дали, гадам!

АВТОР (АКТЁРУ, с ехидцей): Такое впечатление, что это вас не дали в обиду.

АКТЁР: Вот именно, впечатление. Могли бы и поучаствовать…(дотрагивается до глаза) Может, тогда и впечатления были бы другие.

АВТОР (смотрит на бой с тенью, который ведёт ЖЕНЩИНА): А пьяна-то в дым, в лоскуты…

АКТЁР (изрекает): Пьянство – наше родимое пятно, отметина с колыбели и до гроба.

АВТОР: Все пороки искоренимы в конце концов.

АКТЁР: Завидую вашему неудержимому оптимизму. Интересно, а она (кивает на ЖЕНЩИНУ, всё ещё угрожающую незримым хулиганам) его с вами разделяет?

ЖЕНЩИНА (прекращает драчливые замахи и неожиданно адекватно вписывается в разговор, но слова выговаривает до безобразия пьяно): Пьянство и я не-сов-мес-ти-мо! Все мы брошены в объятья этой ночи одной и той же причиной.

АВТОР: Однако?!

АКТЁР: Странная ночь, ночь непрошеных вторжений.

АВТОР (учтиво): Как вас зовут?

ЖЕНЩИНА: Меня не зовут, меня величают… Я – ЖЕНЩИНА, так было угодно распорядиться судьбе: неприхотливая игра генов, ничего теперь с этим не поделаешь… Во всяком случае, удовлетворения, полного и глубокого с чувством, мне это не принесло.

АКТЁР (качает головой, трогает побитый глаз): Странная ночь.
               
ЖЕНЩИНА (вытаскивает из сумки початую бутылку вина, торжественно провозглашает):  Братья! Вкусите от яств моих из сиротливого сосца Бахуса!

АКТЁР: Ах, вот почему обыкновенная дамская сумочка победоносно завершила баталию в нашу пользу. Бедная шпана, бедные мужики…

ЖЕНЩИНА (тостирует, залихватски выдернув пробку из бутылки и с шиком и шумом сплюнув её в сторону): Выпьем за всё, что растёт благодаря пищи!

АВТОР: По-моему, ей хватит. Вертикаль она уже не держит.

АКТЁР (подходит к ЖЕНЩИНЕ): О Дама, посланная ночью… (быстро выхватывает бутылку из её рук)

ЖЕНЩИНА (нетрезво, с лукавой нравоучительностью): Брат мой! Не восседай одиноко на хребте желанного. Не будь алчным к благам других.

      (АКТЁР отходит в сторону и выливает вино)

ЖЕНЩИНА (много трезвее):  Гражданин, вы спятили?  Кто дал вам право так беспардонно распоряжаться чужой собственностью. И вообще, чёрт вас возьми! Что вы здесь делаете в такое время?

АВТОР: Разговариваем...

АКТЁР: А я вообще только что с работы.

ЖЕНЩИНА: Все мы на работе только и делаем, что разговариваем, но это ещё не повод, чтобы безжалостно выливать моё утешение…(икает) минуя меня самоё!

АВТОР (в сторону): Как излагает! Напиться что ли?..

АКТЁР: Это не валерьянка.

ЖЕНЩИНА: Правильно, градус – не тот, но с действительностью примиряет.

АКТЁР (трогает под глазом): Меня из-за вас только что с ней чуть не примирили навсегда.

ЖЕНЩИНА (вкрадчиво и ласково): Дорогой, с мужчинами это должно случаться, иначе они вырождаются. Фе-ми-ни-зи-руются, вот! В жизни каждого мужчины должна быть маленькая война.

АКТЁР (неопределённо хмыкнув): Со времён Троянской войны вы норовите нас втянуть в кровавые заварухи. Тоже мне, прекрасная Елена нашлась…

ЖЕНЩИНА (запальчиво):  И с тех пор в вопросах войны и мира мужчины вероломно обходятся без нас. (Икает) И, надо сказать, изрядно опростоволосились  в этом: ведь мужчина, однажды что-то начав, остановиться уже не может. Тут  уместно пошлое сравнение с ночным мотыльком бессмысленно и гибельно летящим в объятия пламени. Движение для вас – всё! Во имя чего оно – не важно! И только женщина является хранительницей смысла ваших великих дерзаний  и потуг. Пупки трещат и рвутся… А что вы, мужчины, дали миру? Горе всем, великую путаницу и перманентную смуту и… Кристиана Диора! Ну вас к чёрту! С вами скучно! Трезвеешь даже от общения с подобными типами…

АВТОР: Непостижимая смесь вульгарности и глубокомыслия.

АКТЁР: Просто кто-то здорово досадил ей или обидел. Наверное, это был мужчина. Впрочем… всё равно. Время не для диспутов. Я устал, и всё это мне надоело. Любое человеческое участие должно иметь пределы. Давайте расходится.

АВТОР (Женщине): Простите, вы где живёте? Мы вас проводим.

ЖЕНЩИНА: Сегодня – не знаю, а вообще – там…(колеблясь, машет рукой в разных направлениях, пока не останавливается на одном из них).

АКТЁР (мгновенно раздражаясь): Да, как же вы живёте вот так?..

ЖЕНЩИНА (неожиданно трезво): Как все в огромном и пустом городе – скученно и скучно.

АВТОР: Скученно жить в пустом городе нельзя. Так не бывает.
               
АКТЁР: Бывает… Потому что в огромном.

ЖЕНЩИНА (торжествуя, снова пьяно):  Вот видите, бывает. Чего только не бывает, особенно ночью.

АКТЁР (устало присаживается на скамейку): Ничего не поделаешь, всё противоестественное неистребимо и навязчиво по своей природе. (ЖЕНЩИНЕ) Ну что с вами такого случилось, чтобы так надраться?

ЖЕНЩИНА (с вызовым): Я брошена, брошенка, я женщина, которой пренебрегли!

АКТЁР (брезгливо): Не вижу повода для гордости

АВТОР (участливо): Кем брошена?

ЖЕНЩИНА (морщится всю реплику, будто ест лимон, как едят яблоко): Ну, этим… как его?  Индологом, или китаёлогом, тьфу!.. синологом. Но его ещё как-то и по-человечески звали:  не то Русланом, не то Иннокентием, маленький был, лысый, с бородкой, лобастый… нет, не вспомню… (распаляясь) И не хочу вспоминать, всех вас помнить – больше ничего не знать: места не хватит (дотрагивается до груди).

АКТЁР: О! Это уже целая биография. Незатейливая, правда.

ЖЕНЩИНА (вдруг всхлипывает): Я была его Музой, его скрипкой, а он тренькал на ней, как на балалайке!

АВТОР: Успокойтесь, не убивайтесь так, он не стоит ваших слёз, раз так с вами поступил.

ЖЕНЩИНА: Чтоб вы понимали… (Передразнивает АВТОРА)  Не стоит… поступил… Вся сила мужчины – в поступке!

АКТЁР  (АВТОРУ): Бросьте спорить, она вам не по зубам.

ЖЕНЩИНА  (яростно): Никогда он не бил меня по зубам! Никогда! Словом разил…

АКТЁР:  Я не вам и не об этом.

ЖЕНЩИНА: А я о нём, об Иннокентии…(Растерянно припоминая) или его, кажется, Русланом звали… (Спохватывается, вытаскивает из сумочки фотографии, машет ими в воздухе и вручает АВТОРУ) . Вот он! Одна фотография – на утро, другая – для полдня, и последняя, самая сладкая, - на вечер.

АВТОР: (рассмотрев навязанные фотокарточки): Но ведь они, все три, - совершенно одинаковые!

ЖЕНЩИНА (уничтожающе): Для вас одинаковые, для вас, мой бестрепетный, бесстрастный. (Другим тоном: наставительно и нежно). Вот смотрите: видите, видите?..  Тут… А тут?.. Совершенно другое лицо.

АВТОР (недоуменно перебирает фотографии и протягивает их АКТЁРУ): Ничего не понимаю, по-моему, все они на одно лицо, как близнецы-братья.

АКТЁР (мельком глянув, безапелляционно изрекает):  Абсолютно разные лица одного и того же человека. Она права.

ЖЕНЩИНА (с восторгом): Ура Мельпомене! Уж она-то в лицах всё понимает! (АКТЁРУ) Можно я буду звать тебя Мельпоменой?

АКТЁР (бесстрастно): Увы, она – не я. Я с только дружу, а потом она, в некотором роде, дама. Но откуда вы меня знаете?

ЖЕНЩИНА: А я и его знаю. (Указывает на АВТОРА, подхихикивая, копирует торжественно приподнятый тон АВТОРА). Перед нами автор, который никогда ничего не написал и вряд ли когда что-нибудь напишет. А вы – актёр погорелого театра… (Хихикает)
                (Пауза)
АВТОР (растерянно): Ясновидящая нахалка!
ЖЕНЩИНА: Последний мне милее: ибо на упрямых неудачниках держится мир!

(И после этих слов ЖЕНЩИНА начинает обмякать, ломаться, оседать на глазах. АКТЁР первым бросается к ней и успевает подхватить падающее тело.)
               
ЖЕНЩИНА (уже находясь на руках АКТЁРА, засыпая, произносит последнюю не очень понятную фразу): Конь ищет лёгкой повозки, смеха жаждет потешник….

   (АКТЁР несёт бесчувственную ЖЕНЩИНУ к скамейке, усаживает её, сам устало опускается рядом. Вокруг них бестолково суетится АВТОР, пытаясь помочь)

АВТОР: Что с ней? Что? Надо «скорую» вызвать, чем-то помочь…

АКТЁР (усмехается): Ничего не надо. Сломалась она от выпитого и пережитого.

АВТОР: Чрезмерное возбуждение у пьяных часто сменяется депрессией и временной недееспособностью. Я про это читал…

АКТЁР (согласно кивает): Всё верно, в отключке она…

АВТОР: Что же теперь делать?

АКТЁР (пристраивая голову ЖЕНЩИНЫ у себя на плече): Ничего. Подожду, пока придёт в себя, поспит немного… Сегодня ей досталось.

АВТОР (рассматривая спящую): Только сейчас разглядел, какая она красивая, А то всё время мельтешит, кричит что-то, лицо искажённое, перекошенное…

АКТЁР (усмехается): У меня такая же была.

АВТОР: Была?

АКТЁР (морщится): Ну, была, была… с крутыми бёдрами, твёрдой поступью и фанатичной любовью к тёще. Однажды, куда-то торопясь, ненароком вошла в мою жизнь и вскоре вышла – не туда попала. Пыталась переломать всё во мне на свой лад, а я гнулся, но не ломался. Теперь – один.

АВТОР (присаживаясь на краешек скамейки): Я тоже любил… давно. И меня, кажется, любили… не долго.

ЖЕНЩИНА  (вдруг бормочет): Каждый глазами себе выбирает желанную деву.

(Пауза.  АКТЁР и АВТОР застывают в недоумении).

АКТЁР: И что дальше?

АВТОР: Ничего не получилось. Я тянул, сомневался, мучил её и себя, не решался влезть в узы. Мне всё казалось, что проза поглотит поэзию, а выяснилось, что женщины, хоть и бунтуют, но предпочитают презренные будни с их монументальной тяжестью, а не эфирную лёгкость мимолётного счастья…

АКТЁР (саркастично): Красиво… Всё ясно: пока вы истекали слюнями сомнений, она предпочла ухватистого молодчика, для которого и будни – праздники.

АВТОР (печально): Увы, когда я наконец решился, она удалилась в деревню и стала преподавать в обычной школе. Я её искал, но – тщетно, как в воду канула, исчезла бесследно, растворилась в необъятных просторах вселенной…

ЖЕНЩИНА (ёрзает головой на плече у АКТЁРА и хрипло полу поёт, полу говорит)
 Ромашки спрятались, поникли лютики…(обрывает песню, сладко причмокивает губами во сне, затихает).

     (АКТЁР и АВТОР переглядываются. Пауза)

АКТЁР: Вас губит обилие слов, и вы им слишком доверяете. Как нас тут недавно учили: "Вся сила мужчины – в поступке".

АВТОР (беспомощно): Что ж мне теперь все деревни подряд объезжать? Жизни не хватит.

АКТЁР (воодушевляясь): Зачем же так не рационально. Есть простой способ: купите пятьсот конвертов, запаситесь атласом, отпечатайте пятьсот экземпляров стандартного текста с примерным содержанием: мол, такой-то, имярек, с прежнего места работы полагается денежная премия; деньги положены на депонент. Если такая-то, числится у вас в штате, то сообщите её координаты по такому-то адресу. Дальше ждите ответа, а, получив, покупайте билет и поезжайте с Богом. Цветы и шампанское купите на месте. Тогда жизни хватит, чтобы доказать, что эфирная лёгкость может сочетаться с монументальностью бытия, а проза – с поэзией. Кстати, чаще всего так и бывает – я знаю..
               
АВТОР (растерянно): Как вы правы, как мне это самому в голову не пришло.

ЖЕНЩИНА (ворочается, поёт):  На дальней станции сойду, трава по пояс…(затихает)

        (АКТЁР и АВТОР снова с изумлением переглядываются. Пауза)

АКТЁР (явно из вежливости): Робкий мужчина, робкий автор… я ничего не перепутал?

АВТОР: Мы тогда не договорили, нам помешали… Ночь предрасположена к неожиданностям…

АКТЁР: … и превратностям. (Дотрагивается до синяка под глазом). Теперь можно и побеседовать, коль скоро мы захвачены в плен этой особой.

АВТОР (встаёт и церемонно представляется): Итак, я автор, который никогда ничего не написал и вряд ли что-нибудь напишет, над  чем здесь уже изволили смеяться...

АКТЁР: Да, да, а совесть и стремление к совершенству принудили вас величать столь нелепо и дико: "который" - это уже характеризует и обязывает!

АВТОР (присаживается):  Мне нравится, когда вы так говорите – вы мне становитесь понятны,  в ваших словах появляются нотки, нет, отзвуки доброжелательности.

АКТЁР (вздыхает): Не вытаскивайте из слов не существующие смыслы, а впрочем,.. что тогда есть писательство?

                (Молчание)

АВТОР (грустно): Строго говоря,  я, конечно, написал, иначе бы не посмел именоваться "автором", но мои сочинения не опубликовали, и поэтому, в определённом смысле, я как бы и вовсе ничего не сочинил. Фатальная зависимость: не напечатано – то, как бы и не написано. «Рукописи не горят» только в романах изданных, увидевших свет, - иначе как эта фраза стала  крылатым выражением? Во всех остальных случаях их положение двусмысленное и, увы, не завидное.
 
АКТЁР:  Печально … и не ново. О чём изволили поведать миру?

АВТОР (мнётся, явно борясь с сомнением: «говорить-не говорить»): Ну, я не знаю…

АКТЁР: Не расстраивайтесь: ни вы первый, ни вы последний из тех, которые не ведают, что творят.

АВТОР (упрямо и задиристо): Нет, я знаю; я как раз и знаю, как никто другой, просто в этом признаться трудно…

АКТЁР: Звучит интригующе, неужели что-то из неприличного?

АВТОР (морщится): Жизнь мяса меня не интересует.

АКТЁР: Тогда ничего не понимаю, как, впрочем, и многое сегодня ночью.

АВТОР:  Ладно вам скажу:  я написал пьесу.

АКТЁР: Хм-м, как я сразу не догадался.

АВТОР: Не совсем обычную…

АКТЁР: Ну, в этом я не сомневаюсь.

АВТОР (собирается с духом и выпаливает слова скороговоркой, будто боясь остановиться):  Называется она «Мефистофель», написана пятистопным ямбом, как и «Фауст» у Гёте, и только не говорите мне, что я сумасшедший, потому что я много, много раз это уже слышал. Всё. Уф!
                (Пауза)
АКТЁР: Они не так уж и не правы…

АВТОР: Ну, вы же не читали, не читали…

АКТЁР:  Только «Фауста» Гёте писал чуть ли не 60 человеческих лет, а вы о Мефистофиле… Послушайте, а вам самому не страшно? С вами ничего этакого не случалось?

АВТОР (взволнованно, переходя на громкий шёпот): Вы тоже это почувствовали? А я ждал, жду и по сю пору, но пока…  ни-че-го.

ЖЕНЩИНА (бормочет во сне): Вы снова здесь кривляки тени, я разожгу огонь творений..
               
(АВТОР смотрит на ЖЕНЩИНУ, а затем вопросительно на АКТЁРА)

АКТЁР (уверенно): Делириум. Приступ белой горячки во сне. Бывает.

АВТОР: Да? Странно… Вы знаете, это первое неправдоподобие, которое мне встретилось с тех пор, как я начал писать эту пьесу.

АКТЁР: Это вы о чём?

АВТОР: О ком? Эта женщина…

АКТЁР: Она вас насторожила? Ну, это нормально: любая женщина должна вызывать у мужчины опасения, тем более такая красотка.

АВТОР: Вы правы, пустые опасения, просто после того, как я взялся за этот персонаж, я и, впрямь, жду чего-то необычного…

АКТЁР: … или сверхъестественного. А скажите,  любезный автор, как вас посетила сама идея столь экстравагантной пьесы – сверху ниспослано или снизу надуло? Всё-таки мало кто осмеливался после Гёте чёрта в главные герои выводить, да ещё тратить на него поэтическое вдохновение.

АВТОР: А он у меня в пьесе наш с вами мир завоёвывает, доселе мечущийся между добром и злом.  Царство зла строится на глазах у публики. Богов своих люди или забыли, или предали, вот дьявол и посмел сподобиться.

АКТЁР: И вы решили его изобличить?

АВТОР (машет руками): Что вы, это вовсе не пьеса, а прививка от беса! Мир вот-вот бесповоротно утонет во зле, а мы беспечно этому потакаем…

АКТЁР: И вы решили спасти человечество?

АВТОР: Да ничего такого я не решал! Просто так написалось само собой.

АКТЁР: Вот это мне понятно, очень убедительно. Хотя трудно представить сюжет подобной пьесы.

АВТОР: Не просто, да и бессмысленно. Я вам лучше финал расскажу. В нём  к автору пьесы является сам Мефистофель со сворой своих ипостасей; вся свита обвешана сумками, набитыми пыльными рукописями. Дьявол предлагает автору чуть ли не сотню пьес, которые бы обессмертили его имя, перед мощью творческого замысла и силой художественного воплощения которых меркли бы пьесы Шекспира и Шоу.

АКТЁР: А взамен?

АВТОР: А взамен автор должен отказаться от своей пьесы, изобличающей дьявола, но только по своей воле должен отказаться, ибо дьявол ничего не может заставить человека сделать силой, хотя силой обладает беспредельной.

АКТЁР: А каков конец?

АВТОР: Это и есть конец: автор завален рукописями гениальных пьес, его же, кстати, почерком написанными, дьявол застыл в ожидании ответа, немая сцена – это и есть конец!

АКТЁР: Не понимаю.

АВТОР (терпеливо и, слегка торжествуя): Ну, сами посудите: если пьеса поставлена и разыграна только что перед зрителем, значит, ответ известен: нет! Предложение лукавого повисает в воздухе… Это и есть финал!

АКТЁР: Поверьте моему опыту, эта пьеса с трудной судьбой.

АВТОР: Мне ли не знать… Поэтому я автор, который никогда ничего не написал… Ну, и так далее, вы знаете…

АКТЁР: А откуда эта тяга к писательству? Обучались?

АВТОР: Нет, профессию получил самую что ни на есть будничную, серую, даже нудную, но ей обязан возникшей страстью к слову -  когда имеешь дело только с цифрами, отношение к словам обостряются: они оборачиваются первозданной стороной, не тронутой ещё… (Пауза)  Это наступало ночью, когда сознание мягко ворочалось между явью и сном, тогда… тогда начинали вращаться волшебные миры слов и образов, сначала туманные и расплывчатые, а потом всё более зримые, сфокусированные. Это трудно объяснить... Всё ли вам понятно?
               
АКТЁР: Вполне, вполне, не волнуйтесь так.

АВТОР: Я до этого не знал своего предназначения, а ведь каждому человеку оно должно открыться, но… случается это не с каждым. Помню: когда меня впервые посетила мысль записать свои сны, я рассмеялся и хохотал без удержу, но ночные видения навязчиво длились, смыкая, слепляя меня нерасторжимо со смутным влечением к чистому листу бумаги…

     (Входит, подкрадываясь, полицейский)

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (строго): Граждане, что тута происходит?

АКТЁР: Ничего. Сидим, разговариваем, отдыхаем…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (очень строго):  Отдыхать нада в постелях, дома, а так – непорядок. (Тоскливо)  Осень на дворе, ненастье опять же – вон как задувает.

АВТОР (задиристо): Это вы свои желания нам навязываете, а нам и здесь хорошо. Имеем право быть там, где нам хорошо!

АКТЁР (примирительно): Всё в порядке, сержант. Трезвы, тихи, общественный порядок не нарушаем.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Так-то оно так, а у гражданина – глаз подбит, у дамочки – каблук сломан, с плаща пуговицы пооторваны… Только вот гражданин (указывает на АВТОРА) в полном порядке и соответствует обличьем.

АКТЁР:  Это у него по чистой случайности вышло.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (снисходительно и нравоучительно): По случайности только у вас могло такое выйти, а гражданин (снова указывает на АВТОРА),  сразу видно: с детства к порядку приучен.

АВТОР: (возбуждённо): Вам же русским языком сказали, что «по чистой случайности»
(Рвёт полу плаща – пуговицы градом летят под ноги ПОЛИЦЕЙСКОМУ; срывает шляпу, лишает её элегантной формы и горшком напяливает на голову; пытается ещё найти объект для разрушения, но не находит). Вот! Теперь мы все равны, и нечего моим благополучием колоть глаза порядочным людям! Перед вами – мои лучшие друзья.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (тушуется):  Что вы так нервничаете,  гражданин? Зачем же одёжу портить? Жене только работа прибавляете. Я ж ничего такого не хотел, может, помочь чем нада…

АВТОР: (запальчиво): Не вмешивайтесь в мою личную жизнь! С моей женой мне легче договориться, чем с вами, хотя бы потому, что у меня её нет!

ЖЕНЩИНА (вдруг подаёт голос): Ночь благосклонна, она покрывает любые изъяны…

АВТОР (ехидно): Вот-вот, а может, в это время газетный киоск за углом грабят, мыло, сигареты и шариковые ручки по карманам рассовывают…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (встревожено) Где? Где грабят?

АВТОР: Я сказал, что "может быть", и не говорил, что непременно грабят, и пока вы понапрасну тратите с нами время, сидящими на самом виду, под фонарём, в закоулках ночи творится беззаконие, а вы ему потворствуете своим бездействием.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ:  И то правда. Нада участок обойти – не ровён час, случится чего. (Уходит, но останавливается). Странные вы какие-то, граждане.  (Пожимает плечами, уходит. АВТОР устало садится на скамейку. Пауза)

АКТЁР:  Браво! Полицейский вас не понял… Из этого можно заключить, что ваши сочинения популярностью у полицейских пользоваться не будут.

АВТОР: Слава Богу, не одни полицейские на свете живут!

АКТЁР: Как вы с ним расправились, даже пуговиц не пощадили. Я уж подумал, что нам предстоит утомительное объяснение в участке – всё-таки вид у нас босяцкий…
АВТОР:  Ночью такие типы особенно подозрительны.

АКТЁР: Униженные и оскорблённые благодарят вас и слушают дальше в высшей степени интересный рассказ.

АВТОР: Польщён, но на чём я остановился?

АКТЁР (театрально): Как? Забыл лишь через миг, к чему рвались душа и тело? Чистый лист, чистый лист !..  Вас потянуло друг к другу…

АВТОР (мрачнеет, трёт виски – воспоминания мучают его):  Да, да, чистый лист… Во сне всё получалось складно и легко, а перед бумагой я пасовал: рука зависала над ней в неподвижности, её стерильная белизна умертвляла мысль, а слова на деле оказались вёрткими миражами… Я отчаялся почти мгновенно и в испуге бросил попытки закабалить свои сны…

ЖЕНЩИНА (ворочается во сне, хрипло разгульно поёт): Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли, фонтаны били…(И перекладывает голову на плечо АВТОРУ).

     (АКТЁР встаёт,  разминает затёкшие члены, разводит руками: мол, ничего не поделаешь, не моя воля. ЖЕНЩИНА, крепко обхватив руками смутившегося АВТОРА, затихает, посапывая, на его плече).

АКТЁР:  А вот нашей даме снятся преимущественно песенные сны. Репертуар, правда, разношёрстный:  тамадой отдаёт.

АВТОР (робко): А вам не кажется, что эта незнакомка вовсе не спит и не отключилась, а… как-то странно соответствует всему происходящему?

АКТЁР: Хотите сказать: дьявольщина налицо. Привкус вашей пьесы дразнит воображение. Опять же: ночь – время тёмных сил.
 
АВТОР: (многозначительно):  Женщины, особенно хорошенькие, во все времена считались лёгкой добычей разномастных бесов.

АКТЁР (разглядывая ЖЕНЩИНУ):  А что! Пожалуй, вы правы: она чертовски хороша!

АВТОР: Вот, и "чертовски" у вас не случайно вырвалось.

АКТЁР: Помилуйте, это лишь фигура речи. Вы жертва ожидания.

АВТОР (опасливо косясь на мирно спящую ЖЕНЩИНУ): И всё же…

АКТЁР (смеётся):  А она вас напугала, напугала и озадачила. И это хорошо. Именно такой должна быть настоящая женщина: вызывать жар вожделения и озноб страха, и, чтоб обязательно одновременно, и чтоб непроницаемый шлейф тайны за ней волочился. И тогда… не жалко жизнь свою бросить ей под ноги.

АВТОР: По мне, для жизни – слишком сильные страсти. Такие чувства хороши для вымысла.

АКТЁР: А я такую всю жизнь ждал: только что из чужих рук, спящую на чужом плече, пьяную, брошенную и растоптанную, но бесшабашную и не сломленную…
 
АВТОР: Вы человек неожиданных решений. Сколько времени прошло, а вы не переменились.  Я ведь вас помню начинающим актёром, подающим большие надежды, служащим в академическом театре… О вас много писали, интервью, телевидение, поклонницы – коловращение славы, сладостный антураж. А какие виды на будущее! Это ведь раньше, в былые времена лицедеев за церковной оградой хоронили, а теперь это – духовные наставники, учителя целого народа, почти пророки… И всё это было уготовано вам.

АКТЁР (презрительно): Плавное течение жизни, полноводная величественная река с еле заметным движением вод, помню…

АВТОР: Если угодно, метафорически, можно и так сказать, и вдруг…

АКТЁР: … и вдруг, как вас потянуло к чистому листу, так и меня поволокла неодолимая сила к неизведанному…

ЖЕНЩИНА (ворочается на плече АВТОРА, бормочет):  От вас, как от пляшущих поднялась густая пыль…(Затихает)

АВТОР (громким шёпотом):  Опять началось.
АКТЁР: Что началось?

АВТОР: Попадание в смысл нами сказанного.

АКТЁР ( недоумевая):  Не вижу связи.

АВТОР (возбуждённо, но приглушённым голосом):  Ну, как же, ведь это мы с вами пляшущие впустую на пыльной дороге жизни, и это от нас пыль да и только!

АКТЁР:  Какая пыль?

АВТОР: Ну, тлен и прах.

АКТЁР:  Ну, знаете… Ночь-ночью, абсурд- абсурдом, но смерть-смертью, - почувствуйте разницу.

АВТОР: Не чувствую!

АКТЁР:  Мы-то с вами ещё живы! Вот собственно и всё отличие. Вы мне что-то говорите обо мне, я вам что-то рассказываю о себе… Живое о живом…

АВТОР (пытаясь настоять на своём):  Да, это она про потуги нашей жизни говорит: дескать, мы чего-то всё стараемся сделать по-своему, а от потуг этих – только пыль столбом, то есть усилия наши – пшик, пустота, иначе – тлен и прах.

АКТЁР:  Смысл ваших умозаключений притянут за уши.

АВТОР (сдаётся):  Может быть, вы и правы. У меня нервы сдают, как-то эта женщина меня будоражит.

АКТЁР: Непонятное всегда тревожит. Вот очнётся – всё и прояснится.

АВТОР (опасливо косясь на ЖЕНЩИНУ): Это вряд ли. Тут мистика!

АКТЁР: И в воздухе запахло серой…

АВТОР:  Зря вы иронизируете. Жизнь, конечно, - не театр, но – театр.

АКТЁР:  Это вы мне рассказываете? (Усмехается) Нашли кому…

АВТОР: И то верно.

ЖЕНЩИНА (как бы всхлипывая):  Речь пресеклась на слове полу внятном…

АВТОР ( возбуждённо):  Ну, что я вам говорил!

АКТЁР (усмехаясь):  Тут Господь начудил, сотворив женщину плоть от плоти человеческой, не менял бы глину на другой материал, - глядишь, была бы человеком.

АВТОР:  Вы, правда,  так гендерно думаете?

АКТЁР:  Я хотел только сказать, что женщина обладает трёхглазым вИдением в запутанных вещах.

АВТОР: Вот и вы согласились: мистическое не требует особых доказательств!

АКТЁР (нетерпеливо машет рукой):  Я о любви… Умеющая любить женщина, женщина, созданная для любви…

   (ЖЕНЩИНА заворочалась на плече АВТОРА, губы её зашевелились. АКТЁР замолк на полу фразе, ожидая, что ЖЕНЩИНА заговорит, но та, посопев, устроилась поудобней и
затихла. АКТЁР и АВТОР переглянулись: мол, на сей раз пронесло).

АКТЁР (продолжает):  Так вот, женщина, созданная для любви, - особая, редкая порода женщин, способная мистифицировать реальность и внушать нам мужчинам, существам приземлённым, мифический ужас дикаря. Ну, подставьте вместо вашей непонятной мистики, не менее, а то и более, непонятную любовь и вы получите…
АВТОР: … трёхглазое видение в запутанных вещах.

АКТЁР: Верно.

АВТОР:  Да-а, любовь умна.

АКТЁР:  Нет, любовь глупа!

АВТОР (упрямо): Любовь возвышенная и правдива.

АКТЁР (усмехаясь):  Любовь низменна и коварна.

АВТОР ( не отступая):  Любовь -  восьмоё чудо света.

АКТЁР:  Любовь физиологична, любовь – биохимический процесс.

(Неожиданно из уст ЖЕНЩИНЫ вылетает странная фраза)

ЖЕНЩИНА (потусторонним голосом):  И он вложил в её пупок горячую рыбу… (смолкает, бормоча невнятно ещё что-то).

АКТЁР (насмешливо):  Что, и это нагромождение бессмыслицы вы будете упрямо полагать попаданием в смысл нами сказанного?

АВТОР: (будто ждал этого вопроса): Да, конечно, безусловно, буду!

АКТЁР:  Давайте вашу поклажу удобнее уложим . (Снимает и сворачивает плащ, осторожно укладывает ЖЕНЩИНУ на скамейку, подкладывает подушку из плаща ей под голову). Тесный контакт с этой особой губительно сказывается на вашем рассудке.

АВТОР (встаёт, потягивается): Во-первых, перестаньте ревновать…

АКТЁР:  Что!?

АВТОР:  Ничего, просто это слишком заметно. Не выколоть же мне глаза. И, во-вторых, я точно помню, что у каких-то народов, очень древних, фраза эта означала физическую близость.

АКТЁР (безапелляционно):  Чушь дремучая!

АВТОР:  Да, нет же! Это метафорическая форма выражения чувственности у неразвитых племён: подставьте вместо пупка и горячей рыбы название стыдных частей человеческого тела, что  пишут на заборах, и вы получите искомый здравый смысл.

АКТЁР:  Вам бы в литературные критики податься: вот кто умеет находить то, чего нет, и не замечать очевидного.

АВТОР:  Можно подумать, мы мало от них пострадали, чтобы вам мне такое предлагать…

АКТЁР: И то верно. Срывается иногда с языка всякая ерунда.

АВТОР:  В спорах рождается ненависть, а не истина, как полагают многие. Позвольте одну иллюстрацию привести – всё одно надо время скоротать. Я однажды… (Спохватывается.)  Мой друг однажды написал сценарий мультика, я вам его перескажу. Представьте:  сидит довольно молодой человек на берегу моря, вокруг – песок, скалы; сумрачный день, рваные тучи жмутся к земле, наглухо прикрыв солнце. Сидит этот человек и думает, нет, даже не думает, а страдает, думая,  так мучительно рождается его мысль. Вдруг он вскакивает на ноги, лицо его озаряется радостью и восторгом. Он кричит: "В основе мирозданья лежит равносторонний треугольник!" И в миг, согласно сказанному, всё начинает приобретать треугольную форму: камни, тучи, море, волны . и даже его собственное лицо и тело… Но недолго длится треугольный триумф – появляется другой человек, похожий на первого, но несколько старше. Второй быстро сложил два треугольника и веско произносит: "В основе мироздания лежит квадрат!" Первый взвизгивает, вопит что-то нечленораздельное и, наконец, в бессилие что-то доказать первому разрубает топором квадрат на два треугольника. Но тут появляется третий, снова похожий и на первого и на второго, но  намного их старше. Третий извлекает из-за пазухи круг и, ничего не утверждая, молча, кидает в круг квадрат, а в квадрат – треугольник. Оцепенение. Изобретатель треугольника первый выходит из шока, кидается к фигуре, выхватывает из неё своё детище – треугольник, бросает его на песок чуть в стороне, а уже в него вписывает круг и квадрат; поборник квадрата не остаётся в долгу, отпихивает конкурента, и теперь первым на песок летит квадрат, а в него уже вписывает  треугольник, и следом круг.  Далее начинается нечто невообразимое: сплошное сумбурное мельтешение человеческих и геометрических фигур, короче, - хаос. А поодаль, от то ли спорящих, то ли уже дерущихся, сидит на камушке совсем дряхлый старик, правда, всё равно, ну очень похожий на тех трёх, которые приоритеты выясняют, и прутиком на песке выводит разные геометрические фигуры:  многогранник – его слизывает волна, ромб – уничтожается волной, пирамида, параллелограмм – всё стирают упрямые волны. Тогда
старик задумывается и рисует птичку, а набежавшая волна неожиданно, будто
 тормозит, вспенивается больше обычного, фыркает, как живое существо, и откатывается, оставив нарисованную на песке птичку не тронутой; тогда воодушевлённый увиденным он рисует дерево – и перед ним отступает волна-стёрка. Встал тогда старик и дребезжащим хриплым голосом, что было сил, воскликнул: "Я знаю. В основе  мирозданья лежит…", - и, не договорив, падает и умирает. Тут всё исчезает, и появляется дерево, на котором птичка беззаботно чистит пёрышки. Конец.
                (Пауза.)

АКТЁР (качает головой и аплодирует):  Блестяще! Со вкусом. Кстати, когда вы закончите этот балаган?

АВТОР (несколько растерянно):  Какой балаган?

АКТЁР (передразнивая АВТОРА): "Мой друг написал сценарий…"…  Авторская робость должна же иметь разумные пределы. А так, извините, позёрство какое-то получается.

АВТОР: Вы меня с собой не перепутали?

АКТЁР: Нет, я в отличие от вас себя обрёл, пусть и в неудачах. Но вот вы, вы пишите приличные вещи, с головой опять же вполне сносно – что ж вы сиднем сидите, жалуетесь на судьбу, а не берёте её в свои руки, не лезете на рожон, а, терпя поражения, вновь не пытаетесь обрести место под солнцем?
 
АВТОР (запальчиво):  Это от того, что вас мучают желания, а меня уже нет!

АКТЁР: Желания побуждают нас к жизни и обычно исчезают одновременно со смертью. Я предпочитаю ещё немного помучится.

АВТОР:  Вы хотите сказать, что я отрупел?
 
АКТЁР (разводит руками):  Для этого состояния вы слишком разговорчивы…

АВТОР:  Я жил желаниями, и ещё как жил, но… но таких авторов, как я, что видимых звёзд на небе, и я не гений. Почитайте,  полистайте -  сколько вокруг крепких "середнячков", ахнуть можно! И ведь каждый имеет право быть выслушанным, но в мире нет столько денег и бумаги, чтобы дать шанс всякому её марающему воплотить свои творения в печатном виде. Поэтому авторы пробиваются к читателю непонятно какими тропами, чаще всего самыми замысловатыми. Вот по этой причине я стою в стороне и тихо наблюдаю, а не прусь, рвусь, стремлюсь и не беру судьбу в свои руки, хотя… я носил свои произведения, но меня везде отвергли. Я подчинился существующему положению вещей, а не сдался, как вы изволили выразиться. Жизнь, как пробуждает в нас желания, так и усмиряет их в нас. Я утомился от желаний и решил, что так и буду пребывать в предначертанной мне неизвестности.

АКТЁР: Так вам и надо, не сочиняйте пьес – от них одни неприятности. Вот теперь мне понятно ваше появление и ваше пристрастие к моим провальным опытам. Психиатрическое братство.

АВТОР:  Ну  уж нет. До вашей дерзости мне далеко. Театр абсурда – удел либо очень сильных духом, либо… (смолкает).

АКТЁР:  Договаривайте, чего уж там. Или вы думаете, что я этих слов никогда не слышал в свой адрес: либо сумасшедших, верно?

АВТОР: Но я совсем в другом смысле: в смысле безумной отваги.

АКТЁР: Дерзость, отвага, безумие… Всё проще: всё давно сказано и не нами и до нас. Возьмите любую стоящую книгу, и в ней вы найдёте описание почти всех проблем, издревле терзающих умы человечества, частично, варианты их решения, а подчас и гениально поставленные вопросы.

АВТОР (понимающе): Про слезу ребёнка и всеобщую гармонию?

АКТЁР: Например.  Вот вы сталкивались с пьесами, написанными какими-то математическими афоризмами, столь глубокомысленными и с трудом понимаемыми, что               
как только они произносятся, то тут же и само разрушаются, то есть уничтожается тот смысл, который они в себе содержали?  Читали и видели – знаю. Происходит это по вышеозначенной причине: всё уже ска-за-но; ничего нового уже не может родить человеческий мозг, хоть и изрядно старается – испотевает  извилинами. А зритель? Он был поставлен перед выбором: либо употреблять выхолощенный от мысли театр, превращённый лишь в более-менее талантливое зрелище, либо с трудом переваривать заумные экзерсисы авторско-режиссёрских амбиций. Но главным в театральном искусстве стало удивлять,  удивлять во что бы то ни стало! А мысль была заменена веками пользованными страстишками. Ну и что дальше? Лениво хлопали в ладоши, никто не бунтовал против устоявшихся правил: почти все премьеры были обречены на успех, ну, в крайнем случае на полу успех… И я служил в таком театре. Проходили годы, наполненные ненавистной заданностью… Что мне оставалось делать?

     (АКТЁР держит паузу, словно ожидая от АВТОРА ответа на свой вопрос.)

АВТОР (медлит, а потом неуверенно):  Я полагаю, исходя из вашей биографии, изменить форму подачи мысли и переиначить эмоциональный вектор сценического действия…

АКТЁР ( радостно); Верно! И я нашёл эту форму! Абсурд – вот истинная форма нашего существования! И тогда я решился: пусть властвует абсурд. Я ушёл из театра, смыл с себя накипь традиций,  живу на подачки; представляю один, редко вдвоём, партнёров или партнёрш меняю, даже, если они этого не хотят, иногда гоню от себя – ни к чему им привыкать к изгойству.  Вы хотели несусветного – получай!  Пусть победит абсурд! Заметили: корчатся от непонимания, но ходят, да ещё как! Аншлаг за аншлагом, но… провал за провалом. Занятно получается: жить абсурдно – сколько угодно, а смотреть на него – невыносимо тошно и не понятно. Абсурд! Зачастую мои эксперименты пытаются представлять как фантасмагорию, - так удобней поставить ширму перед непониманием, но, нет, голубчики, реалистический абсурд – самый жизненный, сегодняшний стиль в искусстве! Вы видели мою "Цепь"?

АВТОР: Конечно, это одна из моих любимых постановок.

АКТЁР (нетерпеливо):  Ну и как?

АВТОР:  За шокирующим нагромождением нелепиц,  в самом конце пьесы, вспыхивает ясный смысл всего действа, и становится очевидным, что перед нами не разорванные звенья сознания, а…

АКТЁР (прерывает):  … а цепь, логическая цепь из  несообразностей, что по смыслу, который там искусно запрятан, но всё же есть, органична нашей жизни…

      (На сцену вбегает возбуждённый, что-то невнятно бормочущий МУЖЧИНА. Увидев спящую ЖЕНЩИНУ устремляется к ней и пристально всматривается в её лицо)

МУЖЧИНА (наконец выговаривает так, что его можно понять):  Нет, не моё, опять – не моё. (Порывается уйти.)

АКТЁР (встаёт на его пути):  А вы приглядитесь, может быть, всё-таки ваше?

МУЖЧИНА (достаёт очки и внимательно изучает лицо ЖЕНЩИНЫ, затем снимает очки и говорит в лицо АКТЁРУ, как говорят в рупор): Нет, любезный, не моё, моё – другой масти. (Стремительно уходит.)

АКТЁР (растерянно):  Что значит «не моё»? Почему в среднем роде? Дичь какая-то, сапоги всмятку.

АВТОР (пожимает плечами):  Может быть, он имел в виду ухо? Только оно на ней – "оно".

АКТЁР: Что, что? Ещё раз и помедленнее.

АВТОР (членораздельно):  У-хо. Только оно на неё – "оно".

АКТЁР (взрывается):  С вами-то что? Где вы видели масть у уха? А потом вы забыли про плечо и колени; они на ней тоже – "оно"!

АВТОР: но он туда не смотрел, он смотрел на ухо и на то, что вокруг него.
               
АКТЁР (в недоумении):  А что вокруг уха?

АВТОР:  Ну как что, ну, эта… голова.

ЖЕНЩИНА (ворочается на скамейке, внятно бормочет):
                Слова разрушили их дом,
                Темно и чУждо стало в нём…
(Затихает, поудобней устроившись на скамейке.)

АВТОР (облегчённо): Тьма не была сокрыта тьмой. Она просто притворяется, а не спит. Попалась, плутовка ! (Начинает бесцеремонно тормошить ЖЕНЩИНУ за плечо.) Вставай, подслушивающее устройство! (ЖЕНЩИНА отмахивается руками от АВТОРА, но не просыпается, внятно бормочет):
 
ЖЕНЩИНА:  Петунья, созерцающая небо…

АКТЁР: Да оставьте вы её в покое, она не притворяется:  сыграть такой этюд может только профессионал очень высокого класса.

АВТОР: Она им запросто может оказаться.

АКТЁР:  Как вы ею напуганы.

АВТОР: Нет, я её просто не понимаю.

АКТЁР:  А вы просто смиритесь с тем, что есть вещи на земле недоступные  нашему пониманию. Это же не пьеса, где всё можно хитроумно придумать, а жизнь!

АВТОР:  А как же быть с Декартом?

АКТЁР:  Причём здесь Декарт?

АВТОР:  Да при том:  он возвестил миру: "Я мыслю, следовательно, я существую" , а я вот это (Указывает на ЖЕНЩИНУ.)  никак, понимаете,  абсолютно  никак не могу помыслить, не рехнувшись, а потому я ощущаю, что перестаю существовать. Вот это (Указывает на ЖЕНЩИНУ.) –  угроза моему существованию!

АКТЁР:  Это вас желания грызут: "Угрюмый тусклый огнь желаний". В данном случае, желание познать. А на самом деле не надо ничего познавать, вредно, ведь всё равно в конце познания нас ждёт смерть.  Наслаждайтесь неизвестностью,  незаконченностью в познании бытия.

АВТОР:  Человек познаёт безостановочно ради самого познания – так нас устроил Создатель, и все тёмное, сокрытое возбуждает наш неугомонный разум, который не терпит пустоты и неизвестности.

АКТЁР ( присвистнул): А уж сколько во вред самому себе познал ваш неугомонный…

АВТОР: Неправда!  На табуретке можно сидеть, а можно ею убить на допросе ближнего в пылу следовательского усердия, но … идея «табуретки» не будет виновата в этом убийстве, потому что табуретка, по сути своей, предназначена для сидения на ней попой и в этом качестве была изобретена разумом, а не как орудие убийства. Тайный смысл вещей, до которых доискивается человек, изначально содержит в себе целесообразность или благо, а злом, уже потом, их наделяют какие-то вторичные люди.  Идеи вещей и явлений сами по себе чисты и непорочны, и только произвол людей оскверняет их первоначальную непогрешимость.

АКТЁР: Дебри добра и зла… Эка, вас занесло.

АВТОР: Всё гораздо проще: это подход к осмыслению действительности, позволяющий каждому видеть добро под личиной зла, и наоборот.

АКТЁР  (иронично): И впрямь, так просто…

                2-ое полудействие  "ОТРЕЗВЛЕНИЕ"

     (ЖЕНЩИНА, громко вскрикнув, срывается с плеча АВТОРА, приходит в себя. С удивлением озирается, пристально рассматривает АКТЁРА и АВТОРА.)

ЖЕНЩИНА (встревоженно): Кто вы такие?

АКТЁР (усмехнувшись): Пожалуй, Вы лучше нас самих это знаете...

             (АВТОР искренне хохочет)

     ЖЕНЩИНА хватается за сумочку, порывисто шарит в ней, извлекает сломанный каблук, бросает его на сцену, снова роется в сумочке и, наконец, извлекает из него зеркальце, внимательно исследует своё изображение, ахает, трогает синяк и начинает приводить себя в порядок.

ЖЕНЩИНА (закончив нехитрый туалет, грозно): Итак, кто вы такие? почему меня обложили? и что вы со мной делали?

АВТОР: Вы не волнуетесь, я Вам сейчас всё объясню...

АКТЁР (в сторону)Ничего себе фразочка: "Я Вам сейчас всё объясню"! (Вздыхает) Кто бы мне всё объяснил... И прямо сейчас.

ЖЕНЩИНА (услыхав реплику, АКТЁРУ): В полиции! В полиции обычно всё хорошо объясняют -  не  поспоришь!

АВТОР: Сударыня, да погодите же угрожать! Не посягали мы на Вас ни по частям, ни в целокупности.

ЖЕНЩИНА (разъярённо): Что?! Я просто лопаюсь от злости при слове "целокупность". Где Вы нахватались таких ужасных слов? А с виду - вполне приличный человек, хоть и пуговицы так неряшливо оборваны... (неожиданно взрывается) И никогда, слышите, никогда не произносите при мне слово "поползновения" - ненавижу!

АКТЁР (насмешливо и нахально): А "диспепсические борборигмы" можно?

ЖЕНЩИНА (спохватывается и меняет тон): Ой, мальчики, и то верно: у самой в желудке урчит от голода. Давайте перекусим...

     (ЖЕНЩИНА роется в сумочке и к удивлению АКТЁРА и АВТОРА извлекает из неё термос, три пластиковых стаканчика и завёрнутые в фольгу бутерброды. Раскладывает снедь на скамейке, разливает кофе, делит бутерброды.)

ЖЕНЩИНА: Вот Вам и Вам. (Первая начинает есть)

     (АКТЁР пытается незаметно от ЖЕНЩИНЫ заглянуть в сумку, в которой непонятно как уместились столь объёмные предметы. С опаской берёт бутерброд, будто он не всамделишный, вертит недоверчиво его в руках, но, в конце концов, откусывает кусочек. АВТОР с ехидцей посматривает на Актёрские манипуляции. Некоторое время молча едят.)
      (Есть должны по-настоящему, кофе должен быть горячим, дымящимся.)

АВТОР: Э-э-э...(Пытается что-то сказать)

      (АКТЁР и ЖЕНЩИНА перестают жевать и выжидательно смотрят на АВТОРА. Тот тушуется и замолкает)

АКТЁР: Э-э-э... (тоже пытается начать разговор)

       (Автор и ЖЕНЩИНА приостанавливают трапезу и ждут, что скажет АКТЁР, но тот неожиданно смолкает)

ЖЕНЩИНЕ: Как они выразительны! Ни "бе" ни "ме"... (Заканчивает есть, вновь вытаскивает зеркальце и исследует свой синяк) Я возвращаю вам дар речи... Теперь признавайтесь: кто меня так нехудожественно разукрасил. Да... это худший body-art, который я когда-либо видела.

АВТОР (поспешно и растерянно): Это не мы, не мы, это - они.
ЖЕНЩИНА (язвительно): Потрясающая определённость! А про тех, кто "они", можно поподробнее.
         
      (АВТОР пытается пуститься в объяснение, но АКТЁР жестом останавливает его)

АКТЁР (скороговоркой): "Слова разрушили их дом, темно и чУждо стало в нём",- сказала Петунья, созерцающая небо. Поднялась густая пыль от пляшущих, а он вложил в её пупок горячую рыбу...

          (Наступила звенящая пауза, заполненная недоумением ЖЕНЩИНЫ)

ЖЕНЩИНА (встаёт, ковыляя из-за сломанного каблука, подходит к АКТЁРУ и, нежно поглаживая того по плечу, говорит с интонациями сестры милосердия): Бывают минуты, дружок, когда лучше помолчать и, даже на время, вообще забыть слова. Для вас эта минута наступила. Вот тут совсем недавно вы изволили "Э-э-э" произносить... Бьюсь об заклад, что это самая удачная фраза ваша за целый день. Пусть уж ваш... э-ээ "подельник" объяснит, что со мной произошло, хотя и он, судя по всему, изрядный путаник.

АВТОР (обращаясь к АКТЁРУ): А я вам что говорил: мистика! А вы не верили. Теперь убедились?

АКТЁР (устало): Я ни в чём не убедился, я вообще отказываюсь что-либо понимать. Хотите, назовите это "мистикой". Свет истины бывает порой так нелеп, что пусть уж лучше будет тьма и мистика, так спокойнее. Видите, как просто отказаться от желания познавать.

АВТОР: Но Творец, провозгласивший смыслом нашего существования спасение нашей души от оков зла зачем-то - и тут абсолютная загадка - снабдил нас Богоподобным разумом с каким-то зудящим, даже свербящим стремлением к познанию, в котором мы изрядно преуспели, но...преуспели мы больше в познании тела, а не души, - вот в чём заковыка.

АКТЁР (категорично): Насчёт души не согласен, человечество проделало огромный путь...

АВТОР (перебивая АКТЁРА): ...из бездны в бездну, от грехопадения до нравственных трясин, открытых в себе!

АКТЁР: Вы не любите людей и не верите в человека? Да, он порой разочаровывает, но ведь и восхищает тоже.

АВТОР: Да. Не верю я в человека! Не верю! Потому что себя хорошо знаю. И не надо этого затасканного: "по себе судите". Да, по себе и сужу, больше нЕ по кому, ни с кем так близко не знаком и никого так хорошо не знаю, как самого себя. Человек - это существо, переводящее хлеб на дерьмо. Некоторые считают, что это звучит гордо. Человек - продукт скоропортящийся.

АКТЁР (разводит руками): По отношению к себе, ваше признание , конечно. и мужественное и честное, но по отношению к человечеству - несправедливое. Парадокс.

АВТОР: Парадоксы ваяют истину, высекают её в камне на века...

      (ЖЕНЩИНА, доселе слушающая этот спор с сочувствующей мимикой посетительницы сумасшедшего дома решительно, с оттенком ярости влезает в разговор)

ЖЕНЩИНА: Вот я тут стою живая, не окаменевшая, слушаю вашу полоумную муть и не могу от вас добиться ничего вразумительного по поводу этого (тычет пальцем в свой синяк) несмываемого макияжа. Человечество вас не слышит, а вот человек  взывает...

АКТЁР: Утешьтесь, этим визажистам досталось с лихвой. Бедные мужики.

ЖЕНЩИНА: Так, с вами всё ясно: классическая клиническая схизофазия. (Обращается к  АВТОРУ) Попробуем с вами, хотя... Но всё равно попробуем...

АВТОР: Простите моё невежество, но что такое эта ваша схизофазия?

ЖЕНЩИНА: Увольте, не моя, а вот его.(кивает на АКТЁРА) А схизофазия - это психическое заболевание, при котором строит предложение грамматически безупречно, но смысл начисто отсутствует. Например, "Илья Муромец работает дворником на стадионе "Динамо", или "Лампочка горит от 120 кирпичей, потому что у неё структура такая, на кирпич похожая". Вам это ничего не напоминает?

АВТОР: Ничего.

ЖЕНЩИНА (насмешливо): Как ничего? А это: "петунья созерцала спокойно себе небо, а некто взял и вложил в её пупок горячую рыбу"?

АВТОР: Но ведь это вы продекламировали. Вас только цитировали...

ЖЕНЩИНА(безапелляционно): Поклёп. Гнусная инсинуация. Беспардонные наглые выдумки.

АВТОР: Да, нет, это правда, правда! Вот вы, где были перед тем, как нас увидели впервые?

(ЖЕНЩИНА задумывается, трёт виски, смешно мотает головой, будто отвергает то, что ей в голову пришло.)

ЖЕНЩИНА(неуверенно): Похоже, что нигде...

АВТОР: Правильно, в забытьи. А как вы туда попали?

ЖЕНЩИНА(ещё более неуверенно): Наверно, позвонили и позвали, я и пошла...

АВТОР: Помилуйте, туда в количестве не ходят; это, как сон, коллективным не бывает. Одиночное дело.

АКТЁР(раздражённо): Всё! Хватит! Довольно! Дайте я попробую дать хоть какое-то объяснение, а то у вас какая-то лингвистическая комедия положений получается. Послушали бы вы себя со стороны...

ЖЕНЩИНА(язвительно): Ваши речи я тоже слушала с ярко выраженным клиническим интересом.

АКТЁР(спокойно): Вам уже сказали: это вы сами себя слушали с клиническим интересом: вас только цитировали, никакой отсебятина. Смиритесь и поверьте, хотя бы потому, что нас больше. (АВТОР утвердительно кивает головой, а АКТЁР, упреждая реплику ЖЕНЩИНЫ, говорит, безупречно имитируя её голос) И никогда, слышите, никогда не произносите при мне слово "сговор" - ненавижу! (переходит на свой голос) Оно претит и моей чести и моей честности.

                (АВТОР прыскает от смеха)

ЖЕНЩИНА(смиренно): Хорошо, хорошо. Придётся положиться на вашу коллективную честь и честность, всё равно больше не на кого и не на что: ночь глухая в каменном зверинце...

АКТЁР: Итак, когда на вас напали с неясными целями, мы разговаривали. Вы принялись истошно звать на помощь. Мы вступились за вас. началась потасовка, в которой и вы принимали участие. Вы были очень агрессивны и, простите, чудовищно пьяны.

ЖЕНЩИНА (в задумчивости): Кажется, что-то такое я припоминаю, какие-то обрывки всплывают, будто из тумана... (АКТЁРУ) Постойте, так ваш синяк с моим одного происхождения?

АКТЁР(скромно): Да, мы соратники в некотором роде.

АВТОР: А я, я нет; у меня реакции не хватило. Неожиданность пригвоздила меня к месту.

ЖЕНЩИНА(подходя к АКТЁРУ и нежно дотрагиваясь до его синяка): Бедненький. А я всё нападаю и нападаю... Я, когда знакомлюсь с мужчиной, становлюсь такой забиякой, просто стервой, лезу в споры, на рожон... Сама не знаю почему.

АВТОР(участливо): Это от того, что вы предчувствуете будущие боль и обиды, которые могут причинить мужчины.Ведь женщины только последние сто лет стали людьми, а до этого чаще всего они были одушевлённой вещью мужчины. А ещё ваша агрессия - попытка защитить вашу душу от грубого вторжения в неё представителей сильного пола: ведь после стольких лет владения только телом редко кто из мужчин может понят легкоранимую женскую душу...

ЖЕНЩИНА(присвистнув): И, может быть, в эту минуту
                Меня не турецкий язык
                Японец какой переводит
                И в самую душу проник.

АВТОР(спохватившись): Извините, я и , впрямь, перешагнул черту дозволенного, за что и был выпорот Мандельштамом.

АКТЁР(глубокомысленно): Женщины опасны в ближнем бою.

ЖЕНЩИНА: Нас любить надо, а не воевать с нами, а опасаться мужчины должны в первую очередь самих себя. Ладно все прощены, так и быть. Давайте лучше знакомиться. (обращается к АВТОРУ) Начнём с вас, мой незадачливый спаситель...

АВТОР: С меня?

ЖЕНЩИНА: Ну не с меня же... Раз меня представить некому, значит, мужчины объявляют свои метрики первыми.

АВТОР: Никак не могу привыкнуть к построению ваших фраз и ...(подыскивает слово) слегка шокирующим словосочетаниям.

ЖЕНЩИНА(небрежно): Не обращайте внимание, это того, что я не умею думать; всё, что я говорю, рождается спонтанно и почти никак ко мне не относится.

АВТОР (трясёт головой, будто её только что окунули в кадку с холодной водой):
Б-р-р-рр... Ничего не понимаю, но всё равно...(Набирает в рот воздух, будто перед погружением в пучину) Я АВТОР, который.., нет, лучше без "который", Я - АВТОР!

ЖЕНЩИНА(насмешливо): Как витиевато получилось. А имя есть?

АВТОР: Какое-то неказистое, разумеется, есть, но АВТОР - это то, что выше имени: моя суть. Так я представляюсь только тем, кого хочу видеть в своих друзьях.

ЖЕНЩИНА(грустно): Если человек приобретает, то, как правило, именно то, что ему не нужно, ну а уж, если теряет, то непременно самое необходимое, поэтому вы меня уж лучше не приобретайте как ненужное, чтобы потом не потерять как самое необходимое. Я, вообще, мужчинам приношу одни несчастья, или они - мне, сколько живу - никак не могу в этом разобраться.

АВТОР (грустно): О, мне не привыкать терять женщин! Но больно бывает только первый раз.

ЖЕНЩИНА: Бедненький! Ой, у меня что-то есть для вас.(Бросается к своей сумочке и, покопавшись в ней, вытаскивает продолговатый чёрный предмет.) Вот, это вам! Фонарь-ручка. Вдохновение такая непредсказуемая штука, а светлые мысли чаще всего посещают нас в тёмное время суток, как раз тогда, когда обычно вершаться чёрные делишки.

АВТОР: А что, и кастет приходилось дарить?

ЖЕНЩИНА(задумчиво): Что? Кастет? Ах, да... ночь, разбойники...(задумывается, вздыхает) Вы знаете, он был совершенный бандит, нет, не по натуре, по обстоятельствам, а жизнь, к несчастью, - рабыня обстоятельств. И любить он умел только по-разбойничьи: как-то судорожно, наскоками. Представляете он говорил, что у меня вместо семи пядей во лбу - семь пятниц на одной неделе, а пядей - всего две.

АВТОР(возмущённо): Какая чушь! Но почему две?

ЖЕНЩИНА: Одна - чтоб под машину не попасть, а другая,.. другая - интимная, я о ней умолчу...

АКТЁР: И правильно. Кто влюбится в женщину, чьи тайны - не тайны? А потом проникнуть в женские тайны - существенно пересмотреть сложившееся представление о миропорядке. Интимные женские тайны - это дом, в котором обитают парадокс и абсурд в первозданном виде, нетронутым пытливым разумом.

ЖЕНЩИНА(обращаясь к АВТОРУ): Я не поняла: это "за" женщин или "против"?

АВТОР: Скорее "запротив", пишется слитно, в одно слово.

ЖЕНЩИНА(назидательно АВТОРУ): Половинчатость мужчинам не к лицу: или "за" или "против", и никаких компромиссов, которые только унижают мужчину. (АКТЁРУ) Теперь ваша очередь представиться даме.

АКТЁР(ворчливо): К чему кривляться? Вы и так про меня всё знаете...

ЖЕНЩИНА: Я? О вас? Ах, да... Вы намекаете на то, что, когда я была... не в себе, я про вас всё знала, а когда очнулась, то и забыла?

АКТЁР: Ни на что я не намекаю, а говорю прямо, как есть.

ЖЕНЩИНА: Но я, правда, ничего не могу вспомнить!

АКТЁР: Так не бывает.

ЖЕНЩИНА: Очень даже бывает; вы же сами только что говорили, что в моей голове проживают парадокс и абсурд в нетронутом виде.

АКТЁР: Ну, хорошо. Я тоже, по странному совпадению,отказался от своего имени. Вам, конечно, знакомо выражение "сделать себе имя", так вот, я его себе сделал, но после - отрёкся от него и теперь могу представляться просто: я АКТЁР, актёр-неудачник... из погорелого театра, как вы изволили в своём забытьи выразиться.

ЖЕНЩИНА(самым легкомысленным и капризным тоном): Злюка! Вы не должны о себе так говорить. Больше всего на свете мужчина должен бояться прожить заурядную жизнь, и уж совсем не обязательно, чтобы ему сопутствовал успех; успех вообще вреден мужчине: он лишает его самости. Понимаете, цель - ничто, всё сконцентрированно на движение! Ван Гог, Модильяни et cetera...

АКТЁР: Эта ваша "незаурядная жизнь" Боком вышла её обладателем. Ван Гог, Модильяни et cetera...

ЖЕНЩИНА: А чего вы хотите, когда кругом одна лень, порождающая серость, но, чтобы
вырваться из тисков серости требуется мужество, бурлацкая работа души и ума, упорное преодоление самого себя. А кто на это способен в наше время? (Пауза) Правильно, никто! (Меняет тон. Мечтательно и уютно) Я бы хотела жить в мире, в котором мужчины не добиваются каких-то целей со скользким будущим, а бескорыстно реализовывают свою незаурядность во вне, дарят её миру беспечно и и по-детски, ничего не требуя от жизни взамен.

АКТЁР(насмешливо, но тактично): Красивая, чисто женская утопия.

АВТОР: А по-моему это изложение части Нагорной проповеди. Непонятно, правда, что в этом мире должна делать женщина?

ЖЕНЩИНА: Какой глупый бестактный вопрос! Конечно, цвести.

АКТЁР: А-а, петунья, созерцающая небо! Знакомо...

ЖЕНЩИНА: далась вам эта петунья... Что других цветов нет на свете?

АКТЁР: Конечно, есть, но петунья стала мне особенно близка этой ночью.

АВТОР: Между прочим, петунья - близкая родственница картофеля, помидора и табака.

ЖЕНЩИНА: О-о! Вы были ботаником до того, как вас поразила проказа творчества?

АВТОР: Нет, я всегда был АВТОРОМ, но не всегда знал об этом.Просто в моей рухлядной (дотрагивается до головы) свалены в кучу самые невероятные и случайные сведения. Порой что-то удаётся употребить, как в этом случае, но в основном они лежат невостребованные мёртвым грузом. Жаль только, что многознание уму не научает.

ЖЕНЩИНА: Ну вот опять вы не правы, не правы! Зачем вы себя уничижаете? Мужчина должен, нет, просто обязан знать кучу всяких забавных и ненужных вещей, во всё разбирать, в чём-то немного, в чём-то глубоко.Вот у меня был роман с энтомологом...

АКТЁР: Какая гадость!

ЖЕНЩИНА: Неправда, он душка.

АКТЁР: Я имел в виду насекомых.

ЖЕНЩИНА: Честно говоря, я и сама всегда недолюбливала тех, у кого много ножек, но, когда, забывая обо мне, начинал рассказывать о почти невидимых нами муравьях, передо мной разворачивались прямо-таки эпические полотна неведомой жизни, такой захватывающей, такой поучительной... Нет, как бы вы не презирали свои беспорядочные сведения, знания - пища для ума, без знаний невозможна умственная деятельность. (АВТОРУ)  Вот вы, например,что ещё  знаете о цветах, кроме петуний?

АВТОР: Ну... ну... не знаю... Например, то, что не все они любят созерцать ночное небо; лотосы, будто чего-то боясь, закрывают лепестки на ночь, а подсолнухи вообще предпочитают пялится на ночную землю - почему-то не нравятся им звёзды и луна.

ЖЕНЩИНА (с энтузиазмом): Видите, как красиво получилось. Казалось бы, и впрямь, сведения обычные, всем известные и уже никому ненужные, но вы так художественно их преподнесли, что они сразу приобрели эстетическую ценность и удвоили свою значимость, хоть и были извлечены из хлама вашей... рухлядной.

АКТЁР(ревниво): А у вас случайно романа с философом не было?

ЖЕНЩИНА(вздохнув, будто провинилась): Он, он всё пытался мне объяснить, чем
"про-виденция" отличается от "пре-виденции"

АКТЁР: Ну и чем?

ЖЕНЩИНА (отчаянно машет руками): Что вы, что вы! Разве ж это можно понять моей головой? (АВТОРУ) Или рух-ляд-ной?

АКТЁР(ещё более ревниво): Что ж вы его тогда слушали?

ЖЕНЩИНА: Ну это же так красиво, когда не понятно! А потом у него были чудесные влажные глаза, чуть навыкат, как у золотой рыбки, и прелестный бархатный баритон,
тревожащий...

АВТОР(настороженно): Что тревожащий?

ЖЕНЩИНА(растерянно): Не важно что... так, пустяки... обманность.

(Между АКТЁРОМ и ЖЕНЩИНОЙ возникает материально ощутимая напряжённость. Пауза)

АВТОР(разряжая возникшую натянутость, обращается к ЖЕНЩИНЕ): А между прочим, вы нам ещё не представились...

ЖЕНЩИНА: Разве? А мне показалось, что мы сто лет знакомы.

АВТОР: Столько не живут, а разговариваем мы всего лишь минут двадцать.

ЖЕНЩИНА: Ах, время - такая капризная категория: то бешено и прямолинейно несётся, как горный поток, сметая всё на своём пути и образуя местные базисы эрозии, то, как равнинная умирающая река, медленно тащит свои воды мимо высоченных клифов, лениво меандрирует, обтекая малейшее препятствие.

АКТЁР: Рехнуться можно.

АВТОР: Вот это пассаж!

АКТЁР: Конечно, как результат скоротечного романа с каким-нибудь душкой-географом.

ЖЕНЩИНА: На сей раз это длиннющий роман с самой географией: я по профессии геоморфолог, изучаю историю происхождения ландшафтных форм земли.

АВТОР: Красиво... Ландшафтные формы земли! Манящие дали, пологие холмы, ускользающие в небо горы, чистый ветер странствий с непередаваемым запахом пространств...

АКТЁР(передразнивая):...злой кровожадный гнус, неустроенный походный быт, работа по 14 часов в сутки, липкие приставания начальника экспедиции, околонаучные интриги, как следствие такого образа жизни, - ни семьи, ни детей, и даже кошку нельзя завести. (Пауза)

ЖЕНЩИНА: Потрясающе! Никогда не думала, что так коротко можно изложить мою долгую и многотрудную жизнь во всём её колорите. Впрочем, так только и бывает: первый встречный в тебе больше поймёт, чем домашний психоаналитик, которого ты посещаеь раз в неделю.

АКТЁР(немного обидчиво): Ну вот: то "сто лет знакомы", то "первый встречный"...

ЖЕНЩИНА: Не ловите нас, женщин, на мелких несоответствиях. Полушария нашего головного мозга одно за другое не отвечает, или не приведены в соответствие...

    На сцене появляется ДВОРНИК, методично работающий метлой. Взмах - ширк, взмах - ширк... ДВОРНИК со своей метлой бесцеремонно надвигается на АКТЁРА, АВТОРА и ЖЕНЩИНУ, будто их нет. Они вынуждены расступиться, чтобы метла никого не задела.

АВТОР: Любезный, мы не фантики, разве вы не заметили?

ДВОРНИК: Чяво?

АВТОР(громче): Мы, говорю, не фантики, а люди, нас мести не надо.

ДВОРНИК(хитровато): Сам признался...

АВТОР: В чём?

ДВОРНИК(наставительно, переставая мести): Не кажный с конфеткой внутри родится. Большинство людей - только фантики, а оболочка, а внутри-то - пусто. Ты сказал -
ты признался.

(Вновь принимается мести. АВТОР растерянно смотрит на АКТЁРА и ЖЕНЩИНУ)

АВТОР(с отчаянием вопрошает): Эт-то что значит?

АКТЁР(еле сдерживая смех): Это значит, что вы забыли в какой стране живёте. У нас президент на весь мир может ляпнуть, что "Мы успели ухватить за полу шинели пролетающего Господа Бога", а дворник в двух словах объяснит в чём Кант с Гегелем заблуждались. Вот такие у нас президенты и такие дворники.

ДВОРНИК: И истопники.

АКТЁР: Абсолютно верно: и истопники, исторический факт.

ДВОРНИК(ЖЕНЩИНЕ, указывая метлой на АКТЁРА): Вот этот с конфеткой попался.

АВТОР(обидчиво): Это потому, что он вас по шерсти погладил.

ДВОРНИК(дометая и уходя со сцены): А нам по шерсти ни к чяму. Мы мятём себе да мятём, потому что утро ужо скоро.

АКТЁР: Люблю ночь в моём городе, хоть и каменный, хоть и зверинец, но сколько восторга для души и ума.

АВТОР: И абсурда...

АКТЁР: И абсурда, надо же откуда-то черпать вдохновение.

ЖЕНЩИНУ (АВТОРУ): Этот человек с метлой ошибается; мужчину никогда нельзя унижать, особенно, когда он  не прав.

АВТОР(запальчиво): А в чём это я не прав, позволительно узнать?

ЖЕНЩИНА: В том, что вы самонадеянно решили, будто вы - не фантик.

АВТОР: Я себя им не ощущаю.

ЖЕНЩИНА: А чем вы себя ощущаете?

АВТОР: Скорей, конфеткой, которая лежит беззащитная, без фантика, и любой её может съесть.

АКТЁР: Честно говоря, конфетка без фантика теряет свою привлекательность...

ЖЕНЩИНА: Верно, и я заметила, что, только развернув сперва красочный фантик, можно съесть то, что находится внутри, потому что конфетка без фантика имеет всегда такой цвет... ну, такой... неприличный цвет, что я бы её одинокую и голую ни за что бы есть не стала.

АКТЁР: Фантик - платье для конфетки; в фантики играют, их, я слышал, коллекционируют, а в конфетки не играют, их не собирают - их только жрут, поглощают внутрь, чтобы они в конце концов, почти не потеряв своего цвета, превратились... в то, на что первоначально и были похожи в слегка изменившейся форме.

АКТЁР(с ужасом, возмущением, удивлением, гневом): Это вы обо мне?

    (Появляется ДВОРНИК, метущий в обратном направлении)

ДВОРНИК: Не-е, это они об конфетах. Да и сами посудите: какой в них толк - сплошной кариез и общее располнение организма. То ли дело фантик: и цвет, и вид, и фактура, эстетическое волнение глазу и никакой вредности для биомассы. Я вот, к примеру, предпочитаю "Orbit" без сахара, но с кальцием: и ноль калорий и зубами железки можно сокрушать. Вы подумайте об этом на досуге.

АВТОР(с отчаянием): Я ничего не понимаю!!!

ДВОРНИК: А чяво тут понимать? Жуй себе и жуй на здоровье...

АВТОР: Господи, что происходит, что происходит?

ДВОРНИК(дометая и исчезая насовсем): "Нам не дано предугадать,
                Как слово наше отзовётся..."

АВТОР: Ахинея, абракадабра, абсурд!

АКТЁР(торжествуя): Ага! Вот она - правда жизни, явленная из недр здравого смысла. Я был прав! Теперь вы понимаете, почему я бросил театр обыденщины. Объявите и вы войну здравому смыслу и, не будучи безумцем, вы почерпнёте такое знание жизни, одарите мир такими образами, найдёте такие слова, которые никому и не снились (хохоча, строит страшную рожу) в самом страшном сне!

ЖЕНЩИНА(почти влюблённо): Сумасшедший! Какой милый одержимый! Карамелька!

АКТЁР(хватая АВТОРА за руку): Слышали: я карамелька, меня назвали "карамелькой"! (начинает паясничать, часто повторяя: "Я карамелька, я карамелька"; этюдно изображает карамельку: одежду  на себе разворачивает, как фантик, облизывает обнажённые части тела, как карамельку, - вообще, ведёт себя в высшей степени странно. Неожиданно успокаивается)
АКТЁР(холодно и рассудочно): Думаете, бред, абсурд? Нет. Карамелька дОльше употребляется и, следовательно, дОльше приносит гастрономическое удовольствие, поэтому я для нашей дамы - карамелька.

ЖЕНЩИНА (забавляясь): Мой ненаглядный фантик, стань платьем для этой карамельки. Успокойтесь, дорогой АВТОР, вас же просто разыграли, слегка над вами покуражились с поучительным умыслом. Мы, не сговариваясь, поняли друг друга.

АВТОР: А дворник?

АКТЁР и ЖЕНЩИНА(одновременно): А дворник... (ЖЕНЩИНА умолкает, предоставляя АКТЁРУ право продолжить)

АКТЁР: А дворник - всамделишный, из гущи, как вам кажется, не абсурдной жизни.

АВТОР(облегчённо): Всё-таки хорошо, когда абсурд объясняется.

АКТЁР(насмешливо): Ишь, чего захотели... Так бывает только в хороших пьесах, действительность же, ой как скупа на объяснения, а вот абсурд постоянно порождается явью с плодовитостью крольчихи. Особенно в политике.

ЖЕНЩИНА(АВТОРУ): Да не слушайте вы его: вас попросту дразнят. Мужчины такие спорщики, остановиться вовремя никогда не могут. А эта их ужасная, гадкая борьба за последнее слово ослепляет мужчин, делает их беспомощными и мелочными. Ну и пусть себе властвует абсурд! какая разница, как обзовут жизнь: она всё равно останется сама собой: такой чУдной, немного чуднОй, загадочной и - самое главное! - непредсказуемой, когда любовь и смерть застают врасплох.

АКТЁР: И жизнь...

ЖЕНЩИНА(подумав): И жизнь, пожалуй. Всё, мальчики, хватит! Меня невыносимо раздражают споры. (АКТЁРУ) У меня для вас подарок.

АКТЁР(жалобно, чуть играя): Может не надо...

ЖЕНЩИНА: Нет, надо. Вот...(Всовывает в руки АКТЁРА сломанный каблук) Я сломанный каблук, я в драке сломанный старенький уставший каблук, покинутый туфелькой; туфелька бросила меня и чуть не сбежала к другому каблуку, более молодому, более толстому и более крепкому, помогите мне старичку-каблучку  вновь соединиться с моей туфелькой...

АВТОР: Это вам  за карамельку.

АКТЁР(вертит каблук в руках): Боюсь, что без молотка ничего не получится. Экая досада. Только сапожник разрешит эту любовную коллизию.

ЖЕНЩИНА: No problem, Мельпомена. (Порывшись в сумочке, извлекает из неё настоящий сапожный молоток и торжественно вручает АКТЁРУ)

АВТОР(с оттенком ужаса): Что делает в дамской сумочке сапожный молоток?
      
            (ЖЕНЩИНА лишь пожимает плечами)

АКТЁР: А я уж ничему не удивляюсь: такая ночь... (Берёт молоток) А гвозди?

ЖЕНЩИНА(вновь роется в сумочке): Вот, получите...

АКТЁР: Удивительно, но абсурд в вашем исполнении кажется лёгким и необременительным. Браво. (АКТЁР пристраивается сапожничать на скамейке. ЖЕНЩИНА и АКТЁР, обступив АКТЁРА, наблюдают за работой. После нескольких молодцеватых ударов АКТЁР попадает себе по пальцу.) Чёрт побери! Не стойте над душой! (АВТОР поспешно отходит в сторону)

ЖЕНЩИНА: Бедненький...

АКТЁР(засунув палец в рот): Не надо меня жалеть!

ЖЕНЩИНА: Я не вас жалею, а только вашу небольшую часть.

АКТЁР(раздражённо): Я пока от неё неотделим.  Вы лучше себя пожалейте, или Иннокентия.

ЖЕНЩИНА: Какого Иннокентия?

АКТЁР: Из-за которого вы так беспощадно надрались.

ЖЕНЩИНА: А-а-а, вы про этого... с уживчивой космополитической  душой... Нет, ни себя, ни его жалеть не стоит. Он, наверное, даже не представляет, какой формы молоток. Странно, я как-то совсем забыла, что меня намедни бросили... Впрочем, он всегда бросал всё, что начинал.

АВТОР: Не понимаю: как вас можно бросить? Вы такая интересная захватывающая женщина...

ЖЕНЩИНА(небрежно): Бросьте, такими чаще всего и пренебрегают. Мужчин захватывает серость. С неординарной женщиной надо жить, постоянно умственно напрягаясь, а у нынешних мужчин мозгов хватает только телевизор смотреть. К присутствующим это, разумеется, не относится.

АКТЁР(приколачивая наконец каблук): А вы сами-то пробовали жить в постоянном умственном напряжении?

ЖЕНЩИНА(нахально): А мне это зачем? Мы, женщины, по природе существа пассивные. Это мужчины делатели всего-всего, в том числе и всяких гадостей...

АКТЁР(пробуя каблук на прочность): Каких гадостей, если не секрет?

ЖЕНЩИНА: Ну не знаю...Разных... Водородных бомб, например, или духов...

АВТОР: С духами - перебор. Когда за проходящей мимо женщины шлейфом тянется тончайший аромат лепестков, едва узнаваемых цветов...

ЖЕНЩИНА(прерывая АВТОРА): Вздор! Нет ничего притягательнее запаха женской плоти без всяких цветочных примесей.

АКТЁР: Я где-то читал, что в духи для удержания запаха добавляют какие-то компоненты, выделенные из человеческого дерьма, или из гноя большеголовых китов.

ЖЕНЩИНА: Я же говорю: духи - гадость!

АКТЁР: Совсем недавно и в другом состоянии вы хвалили Кристиана Диора.

ЖЕНЩИНА: Мало ли кого похвалит пьяная женщина. Мужчины спьяну всегда разоблачают, а женщины - выдают авансы, порой соблазнительные...

АВТОР: Вы всё больше ругались и разоблачали.

ЖЕНЩИНА: Значит, допилась до мужских кондиций.

АКТЁР(протягивая ЖЕНЩИНЕ починенную туфельку): Кажется, я справился. Но этот союз каблука и туфельки надо опробовать на прочность.

    (Женщина садится на скамейку и вытягивает ногу. АКТЁР, помешкав, надевает туфлю на ногу. ЖЕНЩИНА встаёт и, слегка притопывая, проходит туда-сюда.)

ЖЕНЩИНА: Отличная работа. Далеко не каждый мужчина справился бы с ней.  Вот вам награда...(Чмокает АКТЁРА в щёку около губ)(Испуганно) Ой, это было не очень развязно? Или легкомысленно? (С наигранным ужасом) Или пошло?

АКТЁР(сдержанно): Во-первых, это было приятно; во-вторых, это было, как.., как обед из трёх блюд, где вам удалось гармонично совместить несовместимое, эдакая эклектика поцелуя, в котором смешалось всё то, о чём вы меня спросили. Короче, это было очаровательно.

ЖЕНЩИНА: Боже, да вы обольститель-вития. Вы обольщаете женщин, прельщая их маленький пугливый ум.

АКТЁР: Когда он в наличие, то, пожалуй, да. Но уверяю вас, умные женщины мне встречались не часто, поэтому мой механизм обольщения изрядно заржавел: судите сами, как тяжеловесны и неповоротливы обороты моей галантной речи.

ЖЕНЩИНА: Ну и пусть. Как приятны вычурные банальности от привлекательных мужчин, даже если он актёр.

АКТЁР: О-о! Вы недолюбливаете актёров, значит, я в вас не ошибся: вы , действительно, умны.

ЖЕНЩИНА: А вы слишком суровы к себе и своим собратьям. Так нельзя, надо хоть немножечко любить себя.

АКТЁР: Это невозможно: профессия не позволяет. Знали бы вы наше ремесло с изнанки...

ЖЕНЩИНА: Ну и бросьте его тогда. коли оно губит в вас лучшее.

АКТЁР: Тоже невозможно: уже потеряно различие между игрой и жизнью, столь очевидное для людей далёких от лицедейства.

ЖЕНЩИНА: Вас привлекает публичность профессии с её необходимостью оголяться, вошедшей в дурную привычку...

АКТЁР: Увы, нас таких - большинство, ноя стараюсь относится к актёрству иначе...

ЖЕНЩИНА: Как не относись, а традиционный театр почти изжил себя. Шекспировские тексты способны существовать и сами по себе, что доказано временем. Пушкинского же "Моцарта и Сальери" бессмысленно разыгрывать, прибегая к самым изощрённым режиссёрским уловкам, потому что, как не продекламируй "Нет правды на земле, но правды нет и выше", - ничего не прибавят актёрские ухищрения к величию вопля истерзанной Сальеревской души. В стоящих пьесах слово пересиливает любые актёрские потуги, играет и за себя и за актёров. Это в дурных пьесах актёры своей игрой могут "вытащить" текст пьесы из собственного дерьма, хотя... хотя жизнь всё равно не перепридумаешь и не переиграет.

                (Пауза)

АВТОР: Вы не геоморфолог, вы профессиональная театрофобка!

ЖЕНЩИНА: Я? Нет, я театр люблю: театр теней, театр мимики и жеста, пантомимы, балет, цирк, театр зверей, наконец, - любой, но... без слов; слова теперь губят театр, как обилие воды губит кактус; все дороги "говорильного" театра истоптаны вдоль и поперёк, приёмы исчерпаны, режиссура оскудела, а сейчас, как никогда, нужно изобразить невыразимое: душу человека с её запутанными лабиринтами, с её трагическим непониманием не то что души ближнего, но и самоё себя.

АВТОР(взволнованно): Вы, вы... Походя, небрежно, с какой-то неинтеллигентной злостью  перечеркнули всю историю театра, его нерасторжимость со словом. Так же нельзя!

АКТЁР: Нет, нет в этом злопыхательстве есть что-то очень верное, и про кризис точно подмечено в диковатой, конечно, форме женской логики. Но, когда на полюсах творчества располагаются изощрённость и примитивная, но кассовая пошлость, а в середине чернеет провал, заполненный никому не известными талантливыми неудачниками, которых попросту запинали ногами, - хорошего ждать не приходится.

АВТОР: Помилуйте, речь не идёт о кризисе, - с кем только не  бывает заминок в пути, - речь идёт об отрицании театра как такового. Наша очаровательная нигилистка отвергает театр слова, отдавая предпочтение театру зверей. Нельзя забывать, что вся наша жизнь пронизана театром: человек лжёт - играет...

ЖЕНЩИНА( перебивает АВТОРА, азартно бросается в спор): А если человек радуется?

АВТОР: Нет, когда радуется, чаще не играет. Радость - искреннее чувство, мало расположенное к дополнительной игре.

ЖЕНЩИНА: А скорбит, или горюет, или просто грустит?

АВТОР: Естественно, не играет, если его к этому не вынуждают обстоятельства.

ЖЕНЩИНА: То есть ложь!

АВТОР: С некоторой натяжкой, пожалуй, - да.

ЖЕНЩИНА: А если человек гневается?

АВТОР: Нет, это вообще невозможно: гнев так органичен природе человека, что не нуждается в дополнительных театральных эффектах.

ЖЕНЩИНА: А любит?

АВТОР: Ну, это себе во вред - играть: упустишь самое ценное в жизни.

ЖЕНЩИНА(торжествуя): Значит, в жизни ровно столько театра, сколько существует лжи, а людям ровно столько нужно играть, сколько нужно врать. Всё остальное мы вывели за скобки. Перед нам, так сказать, сухой остаток. Получается, что театр черпает своё вдохновение и обретает смысл прямёхонько из зловонной кучи жизненного вранья. (Заметно воодушевляется, входит в раж) Но это ещё не всё! Зачем на подмостках пытаться искусственно изображать, к примеру, неподдельную радость, если она в своём естественном выражении является почти недостижимым эталоном для всякого рода сыгранных чувств?

АВТОР: Вы передёрнули, как опытный шулер. Все цивилизации, все известные древние культуры, не сговариваясь, независимо друг от друга пришли к идеи театра. Лицедейство в природе человека!

ЖЕНЩИНА: Ещё бы: ложь нуждается в обслуживании!

АВТОР(вежливо): Неправда! Вы всё зовёте куда-то, артачитесь, ниспровергаете и не замечается, что приглашаете всех на прогулку... в пустоту.

ЖЕНЩИНА: Гениально! Жаль, что не мне это пришло в голову: "Прогулка в пустоту" - хорошенькое название для чУдной пьески без слов, разумеется: ведь слова в пустоте не распространяются, им для этого воздух нужен. (Декламирует)
                Клокочет жизнь во временнОм пространстве,
                И цель её, по-своему, чиста:
                В гармонии добиться постоянства,
                Но совершенна только пустота!

АВТОР(побеждён, смят и... бьёт ниже пояса): Известно: пустой дом, пустое сердце, пустая кровать, пустое лоно...

ЖЕНЩИНА(небрежно): А-а, пустое... Избитые метафоры для слабонервных! Я говорила о Великой Пустоте как о не потревоженном совершенстве, как о предчувствии и форме будущего величия...(Мешкает, подыскивая слово) Ах, да чего угодно! Как о пустоте перед заполнением, пустоте чистого белого листа, чтоб именно вам, мой милый АВТОР, было понятно!

      (Автор пытается снова броситься  в спор, но его останавливает АКТЁР)

АКТЁР: Успокойтесь и бросьте спорить. Я вас с самого начала предупреждал: в любом состоянии наша незнакомка вам не по зубам.

ЖЕНЩИНА(возмущённо): Я что, грецкий орех? Какая гадкая идиома: кто-то кому-то не по зубам. Каннибализм какой-то...

АКТЁР: Не стоит так болезненно реагировать на переносный смысл.

ЖЕНЩИНА: Переносить надо с умом. Не всё на всё без разбору переносится - должен же быть элементарный вкус.

АВТОР: Вам всё не так, всё не по нраву, вы какая-то тотальная нигилистка!

ЖЕНЩИНА: А вы хоть что-нибудь найдите в нашей жизни, что сходу нельзя было бы подвергнуть полному отрицанию?

АВТОР(после раздумья): Если только саму жизнь...

ЖЕНЩИНА:... которую нам навязали и которую никто из нас не выбирал.

АКТЁР: Вообще-то, жизнь считается даром Божьим, а для атеистов - подарком судьбы.

АВТОР: А я, пожалуй, был гораздо счастливее до того, как родился по прихоти моих родителей, и жил более совершенно и беззаботно, когда меня ещё не было.

ЖЕНЩИНА(ехидно): В пустоте?

АВТОР(находясь в задумчивости): Ну да, в том числе и в пустоте.

ЖЕНЩИНА: А я что говорила!

АКТЁР: Стоп, стоп! Вот вы, милая дама, и не заметили, что именно словами объяснили, что словами уже ничего не объяснимо, и словами же объяснили, что слова не нужны. Парадокс.

ЖЕНЩИНА: Я бы вам с удовольствием всё лаем объяснила, но вы языка собачьего не понимаете.

АКТЁР: А вы знаете?

ЖЕНЩИНА: Изучаю! После глубокого разочарования в языке человеческом.

АКТЁР(поднимая руки верх): Всё! Оставим эту гадкую борьбу за последнее слово. Светает. Кажется, меня научили всему на свете. Пора расходится. Я с котурн валюсь от усталости.

АВТОР(несколько суетливо): Да, пожалуй. Всё кончается когда-нибудь и перекочёвывает в память.

ЖЕНЩИНА: На самом деле ничего не кончается, а непостижимым образом длится в пятом, или шестом измерении.

АКТЁР: Роман с физиком-теоретиком?

АВТОР: Или с писателем-фантастом?

АКТЁР: Это почти одно и тоже.

ЖЕНЩИНА: Мальчики, я вас обожаю. Вы такие не однообразные. Что ж, давайте прощаться... Не доводить же случайную встречу до абсурда.

АВТОР(подходит к ЖЕНЩИНЕ и целует ей руку): Это была самая замечательная ночь, проведённая мною с женщиной.

АКТЁР(следует примеру АВТОРА): Тысячу лет не целовал руку женщине, даже роли такой не попадалось. (Неловко припадает к руке) Рад был встрече. Вы очень милы и образованы - редкое талантливое сочетание.

ЖЕНЩИНА: Ой, мальчики! Давайте ещё раз попрощаемся: у меня давно не было таких приятных расставаний. Обычно приходилось слышать: "Я полюбил другую", "Мы не подходим друг другу", "Это было ошибкой", - и прочую банальщину. А тут столько приятных слов... Только что цветов не хватает.

АКТЁР: Ну это поправимо.(Вытаскивает из-под плаща цветок - подарок АВТОРА) (АВТОРУ) Вы не возражаете?

АВТОР(машет руками): Что вы, что вы!

АКТЁР( преподносит цветок ЖЕНЩИНЕ): Вот.

ЖЕНЩИНА: Волшебная ночь... Белый цвет - мой любимый. А как гадко вечер начинался. Где найдёшь? Где потеряешь? (Целует АКТЁРА)

АВТОР: Так часто бывает: находки, оплаченные потерями - обычное дело. Капризы жизни. Разрешите откланяться. (Уходит)

АКТЁР: Я, кажется, начинаю привыкать к вашим поцелуям. Мне их будет не хватать. Прощайте.

ЖЕНЩИНА(делает слабую попытку удержать АКТЁРА, но тот стремительно уходит): Прощайте, господа.(Говорит вслед ушедшим. Уходит)

         (Некоторое время сцена пустует. Гаснет фонарь. Окончательно рассветает. Выходит АКТЁР в явном смятении)

АКТЁР(бормочет): Зачем ушёл? Чего вдруг застеснялся? Зачем вернулся? Бред, юношеский бред! Мне надо быть одному, на дне, в тине; зачем кого-то ещё туда тянуть, откуда уже не выбраться? Это эгоизм. Что я здесь теперь делаю? (Присаживается на скамейку) Но ведь что-то случилось...Мне давно так не было хорошо с людьми. Почему мы так легко теряем то, что дарит нам судьба, рядя свои подарки порой в нелепые одежды? Какая сила разбрасывает нас в разные стороны?

           (На сцену влетает запыхавшаяся от быстрого бега ЖЕНЩИНА)

ЖЕНЩИНА(сумбурно): Ты.., ты вернулся, ты не исчез! Слава провидению, ты услышал! (Бросается АКТЁРУ на грудь). А я-то дура, распрощалась, ушла, а сама думаю: зачем ушла? чего вдруг застеснялась? Бред, бабий бред! Где бы я тебя искала? по каким театральным закоулкам? Ой, прости! Нас судьба щадит и одаривает счастьем, а нечто слепое и жестокое отнимает его. Но не в этот раз! Ты ведь полюбил меня, полюбишь?

АКТЁР(смущённо): Любовь с первого взгляда? Так бывает?

ЖЕНЩИНА: Ещё как бывает! Ты не задумывался, почему так много людей влюбляется с первого взгляда? Потому что второго, более пристального, любовь не выдерживает.

АКТЁР: Тогда не вижу повода для оптимизма.

ЖЕНЩИНА: Но и не всё так трагично: между первым и вторым взглядами может уместиться вся жизнь.

АКТЁР: А может и три дня...

ЖЕНЩИНА: Ты прав, всё зависит от везения.

АКТЁР: Или от мудрости.

ЖЕНЩИНА: Об этом не надо думать, надо просто жить, не опасаясь будущего.

                (Как бы таясь, бочком появляется АВТОР)

ЖЕНЩИНА: И вы вернулись, милый АВТОР,

АВТОР: Как тяжело нам, таким несхожим, найти друг друга, а понять - почти невозможно. Но этой ночью произошло маленькое чудо....

ЖЕНЩИНА(кричит): Нет, не трогайте чудо словами: оно испугается и исчезнет, как исчезает гармония от слов: ведь все слова состарились и потеряли полноту и сочность первоначального смысла. Меняется только порядок слов...

АКТЁР(АВТОРУ): Она права: недоговорённость сродни пустоте, где и пребывает первозданная гармония. (ЖЕНЩИНЕ) Я тебя правильно понял, дорогая?

              (ЖЕНЩИНА нежно целует АКТЁРА и лицом вжимается в его плечо)

АВТОР: Сговорились, душа в душу... Я так рад...

ЖЕНЩИНА: Нет, нет, не описывайте радость: она поблекнет от слов и иссякнет сразу наполовину.

АВТОР(растеряно): Но как тогда выразить чувства?

ЖЕНЩИНА: Молчанием, тишиной, блеском глаз, уголками губ - да мало ли как... Просто бойтесь слов: они убивают, и всё, всё подряд мельчает от соприкосновения с ними.

АВТОР: Всё, отрежу себе язык.

ЖЕНЩИНА: И напрасно: вы не сможете тогда целоваться с женщинами, а это не-вы-ра-зи-мое наслаждение

АВТОР: Как же жить без слов?

ЖЕНЩИНА: Обретёте себя в молчании, в редком употреблении чувственных  слов в превосходной степени, например.

АВТОР: Вы самая загадочная и привлекательная женщина из всех, которых я встречал и...

ЖЕНЩИНА(ласково): Молчите. Вы опять сейчас всё разрушите. Только слова любви имеют право на жизнь.(АВТОРУ) Ты мне будешь говорить слова любви?

АКТЁР: Я их забыл - так давно это было, будто не со мной.

          (ЖЕНЩИНА берёт АКТЁРА под руку, начинает уводить его со сцены, машет АВТОРУ, прощаясь)

ЖЕНЩИНА(терпеливо объясняет АКТЁРУ): Я хочу, чтобы ты говорил мне слова любви. Это делает мужчину сильным, не только это, но без слов любви мужчина становится подозрительным и желчным, и тогда... он теряет силу, жизнь перестаёт подчиняться ему, а подминает его под себя, и он ломается под её напором. Правда, и женщина должна говорить мужчине слова, и обязательно первой. Предрассудки диктуют обратный порядок, но это обман, обман...

         (Уходят. За сценой всё тише и тише звучат последние слова, и вдруг голос АВТОРА: "Я люблю тебя!". Всё стихает, на сей раз окончательно)

          (АВТОР стоит, будто осиротел. Длится пауза. Вбегает что-то бормочущий нечленораздельное МУЖЧИНА. Подходит к АВТОРУ со спины, берёт его за плечи и разворачивает лицом к себе, вглядывается в озадаченного АВТОРА)

МУЖЧИНА: Нет, опять не моё! (Собирается уйти)

АВТОР(ему вслед): А чьё?

       (МУЖЧИНА резко останавливается, возвращается к АВТОРУ, вновь всматривается в его лицо)

Мужчина: Ничьё, своё собственное.(Вновь пытается уйти)

АВТОР(жалостно): И что? Я никому не нужное?

        (МУЖЧИНА останавливается, думает, потом поворачивается к АВТОРУ)

МУЖЧИНА: Это очень трудно. (Уходит)

                КОНЕЦ КОНЦА №1


                КОНЕЦ №2

ЖЕНЩИНА(терпеливо объясняет АКТЁРУ): Я хочу, чтобы ты говорил мне слова любви. Это делает мужчину сильным, не только это, но без слов любви мужчина становится подозрительным и желчным, и тогда... он теряет силу, жизнь перестаёт подчиняться ему, а подминает его под себя, и он ломается под её напором. Правда, и женщина должна говорить мужчине слова, и обязательно первой. Предрассудки диктуют обратный порядок, но это обман, обман...

        (с двух сторон сцены входят САНИТАРЫ)

САНИТАР-1(почти ласково): Лидия Петровна, голубушка, опять?.. Полночи Вас ищем,
город прочесали вдоль и поперёк. Вы злоупотребляете свободным режимом. Придётся писать докладную главврачу.

        (ЖЕНЩИНА сникает,беспомощно смотрит то на АВТОРА, то на АКТЁРА, шевелит
губами, что-то беззвучно говоря)

САНИТАР-2(САНИТАРУ-1): Привет, Серёга! (обращается к АВТОРУ с укором): Фёдор Михалыч, Фёдор Михалыч, теперь уж непременно переведём Вас в палату на четвёртом этаже, хватит через окошко с первого бегать.

АВТОР(патетично): Нет, нет только не сейчас! Какую пьесу испортили! Вторглись в самое её лучшее место!

САНИТАР-2(нежно, по-отечески): Фёдор Михайлович, успокойтесь, перевозбудились, утомились - пора отдыхать. Будут ещё другие пьесы. В конце концов, всё на свете - пьеса: от сотворения мира до его конца.

            (АКТЁР опустился на скамейку и грустно наблюдает за происходящим)

САНИТАР-1(обращается к АКТЁРУ): Они Вас не обидели?

             (АКТЁР не может вымолвить ни слова, бурчит что-то нечленораздельное, похожее на "нет")

САНИТАР-2: Они безобидные, только по-своему включённые в действующую жизнь, а жизнь наша таких, как они, отторгает.

АКТЁР: А вы-то кто?

САНИТАР-1(ухмыляясь): Мы те, кто курирует нормальность...

АКТЁР(указывая на ЖЕНЩИНУ и АВТОРА, которые обречённо жмутся друг к другу):
И они ненормальные?

САНИТАР-2: Как посмотреть... Нормальность - категория тонкая, убедительно не определённая ни медициной, ни философией.

САНИТАР-1: Нам пора. Ночь кончилась. Всем пора на покой.

                (САНИТАРЫ берут под руки ЖЕНЩИНУ и АВТОРА уводят их со сцены)

АКТЁР(окончательно придя в себя, кричит вслед уходящим): Я найду тебя! Жди!
(остаётся один)

           (Входит ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Присаживается рядом с АКТЁРОМ на скамейку)

ПОЛИЦЕЙСКИЙ: А ваш товарищ был не прав: ночь спокойной выдалась, без происшествий, никто киосков так и не ограбил.

                КОНЕЦ КОНЦА №2