Рошель Касоб Зеркальный рассказ с детективным элем

Графман Леонид Давидович
Рошель Касоб. Зеркальный рассказ

 

Я солдат.

Я знаю, что такое смерть. В прошлой операции бандиты убили двоих моих товарищей.

Я должен наверное ненавидеть всех их, потому что почти из каждого окна в нас стреляли. Что поделать : таких соседей послали нам Небеса.

Но нужно оставаться человеком, потому что… просто потому что так надо. И я знаю, что семена любви и человечности рано или поздно прорастут.

 

Сегодня я вышел на окраину лагеря на дежурство. По инструкции, любого, кто подойдет к лагерю ближе , чем на 30 метров , я должен остановить. Если необходимо, то даже выстрелом.

Но к лагерю подошла девчонка, чумазая , как и все они здесь, в пустыне. На вид ей было лет 10-12. Я никогда не видел таких глаз, огромные, в пол-лица глазища, черные и бездонные. Такие бывают только у детей. Взгляд был диковатый, но какой-то насмешливо-лукавый.

Она показала мне рот, потом на мусорный бак. Я понял, она голодна и хочет покопаться в мусорном баке, чтобы забрать наши объедки. Ее грязная ручонка, как ни странно , сделала жест, я бы сказал, исполненный грации, совсем не похожий на движения нищих на наших площадях. Нет, в ней было какое-то дикарское благородство, заставившее меня вспомнить прочитанные в детстве книги Фенимора Купера.

 

И мне стало стыдно. Мы , взрослые , играем в наши взрослые игры, а страдают вот эти невинные детки. Она мотнула головой, ее волосы рассыпались дикими прядями по плечам. Она что-то сказала на своем языке, которого я не понимал. Я показал на себя и сказал «Рони». Это моё имя. Она ткнула в себя и сказала «Амина». Вот и познакомились.

Я сделал успокаивающий жест, попросил подождать. Она не поняла слов, но, как видно, поняла интонацию.

 

Через минуту я возвращался с едой из своей сторожки. Я вытащил ей свой дневной паёк, а заодно то, что сам беру с собой на дежурства перекусить : колбасу, крекеры,  колу. В полдень придут ребята, принесут с собой что-нибудь, с голода не помру. Амина улыбнулась и взяла то, что я ей протянул. Потом наши глаза встретились, и я увидел ,как потеплел ее взгляд. Она что-то снова сказала на своем языке.

 

Я не знаю ее язык, но нам не нужен был переводчик, люди всегда могут понять друг друга, если того хотят. Я ответил ей на моем языке «на здоровье, прибегай еще».

 

Я знаю, что нас настраивают друг против друга, но этот ребёнок — такой же ребёнок, как моя младшая сестрёнка, точно так же любит сладкую шипучку и печенья, точно так же хочет жить в мире. И наше сегодняшнее общение западёт ей в голову. Она поймет, когда вырастет, что мы с ней никакие не враги, мы просто люди, и не важно, какой мы национальности, расы, религии, какую мы форму надеваем.

 

*********



 

Я подошла к вражескому лагерю. Брат сказал, что меня не тронут, даже если поймают , и я прекрасно смогу разузнать, сколько там в сторожке человек дежурит.

Ой, я сказала ,человек? Зверей, конечно.

А если и тронут, то пусть, я не боюсь, стать мученицей за свой народ и свою веру — о чем может еще мечтать человек?

 

Он меня поймал, эта сволочь в зеленой униформе. Но он узнает, что наши девочки не слабее наших мальчишек. Я выдержу, я попаду в рай. Я сказала ему, что не боюсь его, и показала на голову и на мусорный бак : твоя голова будет валяться в помоях.

 

Потом этот трус вынес мне еды. Папа часто говорил, что они нас боятся и пытаются задобрить своими подачками. Не нужно бояться, нужно брать, они обязаны нам всем, пусть платят дань, пусть трепещут. Я взяла еду и смело посмотрела ему в глаза. Напоследок я ему сказала:

 

«Когда я вырасту, я тебя убью».

Он что-то пролепетал в ответ на своем собачьем языке...



* * *


Послесловие, точнее - крик моей души (М. Э.- не знаю, чьи это инициалы).
Детей с самого юного возраста воспитывают в ненависти к нам и учат "временно приспособиться к обстоятельствам", чтобы в дальнейшем нас уничтожить.

Когда вы уже , наконец , поймёте, что Израиль сражается с этими дикарями за весь цивилизованный мир, хоть он того и не стоит...