Город Воркута, приблизительно 1992 год.
****
Мне показалось, что кто-то зовет на помощь... Вот так: «Помогите... помогите...»
Вылизываемая Ритина лапа зависла перед ее носиком, а ее правое ушко повернулось к окну. Туда же направилась и вся ее мордочка. И вот уже через мгновение вся Ритка оказалась на подоконнике. Значит, мне не почудилось.
— Что там случилось? — спросила я Риту, выглядывая в окошко.
На улице было темно, как и должно быть за полярным кругом в январе. Но на этот раз все фонари были исправны, и под их ярким светом на 40-градусном морозе искрился не только весь двор, но и всё то, что там происходило.
Вовсе не "помогите" доносилось оттуда, а голоса незнакомых мне мальчишек.
Невозможно было понять, что именно происходит. Один из ребят раскачивался на озябших качелях, второй стоял с ним рядом, а третий почему-то сидел на корточках. Тут же рядом на снарядах находились незнакомые мне девчонки. Неподалеку от этой компании валялось черное мусорное ведро.
На улице -40! Никто не гуляет в такую погоду... Зачем им понадобился чужой двор? И для чего ведро? Всё это было совершенно необходимо поскорее выяснить.
— Папа, я пойду мусор вынесу? Можно?
— Иди, — ответил он. — Рита с тобой пойдет?
Я с улыбкой посмотрела на кошку, которая всегда не хотела выносить мусор, и почесала ее за ушком.
— Нет, пусть она посмотрит за мной из окна.
«Помогите...» — снова послышалось мне.
Первая попавшаяся одежда запрыгнула на меня в мгновение ока, даже папа оценил:
— Вот всегда бы так.
— Что всегда бы так? — из кухни вышла мама.
Может быть, это её мысли послышались мне? Наверное, она очень устала мыть посуду.
— Мамуль, тебе нужна моя помощь?
— Нет, доченька, спасибо. А ты куда собралась?
— Вынести мусор.
— А он у нас уже есть? — спросила она нахмурив на папу брови.
— Опять ты, Саша, со своим воспитанием!
— Нет, Лида, на этот раз она сама, — ответил ей папа. Посмотрел на меня с гордостью и продолжил, не отвлекаться от сюжета в телевизоре.
Я прошмыгнула в прихожую мимо мамы. Прыгнула в сапоги, натянула шапку, шарф, шубу, схватила полупустое ведро и побежала скорее проводить свое новое "расследование".
Сильного холода я не почувствовала. Было безветренно. «Впрочем, — подумала я, — гуляй себе да гуляй. Ресницы слипаются, конечно, но только пока инеем не покроются».
Девчонок во дворе уже не было. Мусорный двухэтажный домик находился в самом конце детской площадки. Пройти к нему как-то иначе, чем через компанию этих громко хохочущих гостей, было невозможно.
Увидев меня, мальчишки стали говорить и смеяться еще громче. Чем ближе я подходила к ним, тем понятнее было, что на этот раз смеются они надо мной. В груди у меня сжалось сердце, мусорное ведро стало еще легче, мороз вовсе перестал существовать, и, конечно же, обнаружился до этого невозможный путь по окружной — вдоль дома, буквой «Г». Я старалась не смотреть в их сторону и решила, что нужно как можно скорее вернуться домой из своего «мусорного путешествия с расследованиями».
Каким-то волшебным мигом я взлетела наверх по обледенелым ступеням, вытряхнула содержимое ведра и ринулась обратно... Осторожно спускаясь и крепко держась одной рукой за перила, а другой за ведро, я слышала за моей спиной мальчишеский гогот, и смотреть в их сторону мне больше совсем не хотелось. Но всё же лестница закончилась. Пришлось снова повернуться к ним лицом.
Я увидела, как улыбается каждый из них. Все втроем, расплываясь в улыбках, смотрели на меня. Я не знала, что еще придумать, кроме как спросить:
— Что случилось-то?
— Мы поймали голубя, хочешь посмотреть?
Папа всегда учил меня не соглашаться смотреть котят, не брать конфет, и не ходить в гости к незнакомцам. А что на счет голубей?..
Конечно, я догадывалась, что голуби — это не котята, но и то, что под «котятами» он имел в виду и голубей, я догадалась тоже.
— Нет, спасибо, — буркнула я, нахмурив брови как можно сильнее по маминому, и, стараясь не бежать, зашагала по скрипучему снегу в сторону своего подъезда.
— Смотри, смотри, ха! Он опять бежит за тобой!
За мной? Кто? Я обернулась. Но никто, кроме этих мальчиков, не появился, а они не бежали за мной. Они уже доставали руки из перчаток, чтобы обменяться прощальными рукопожатиями. Замёрзли всё-таки. Наконец-то.
Я их ничуть не интересовала...
По снегу ко мне подбежал буквально "ледяной комок" голубя... На его клювике висела маленькая сосулька, и сам он весь был покрыт полупрозрачной ледяной глазурью.
— Это вы придумали? — мой страх сделал вид, что выветрился из меня, но колени предательски задрожали.
В голове совпало всё:
И то, почему я никогда не узнаю, с какого они двора — ведь только по-настоящему подлые люди не стесняются своих поступков перед знакомыми, а эти ребята больше походили на обычных подростков.
И девочки — скорее всего пришли просто из любопытства, потому что мальчишки позвали их на это представление-эксперимент.
И ведро, в котором принес воду тот, кто и меня пригласил посмотреть на «ручного» голубя.
Жестокость, которая еще не укладывалась в моей голове. Жестокость, которую еще не оправдывал мой личный опыт. Жестокость, которая еще пугала меня до дрожи в голосе и во всем моем теле ...
Я сняла рукавицы и присела... Вместо того ведра, в котором мальчишки принесли воду для своего «эксперимента», на земле теперь лежало мое ведро... И мое сердце в ледяной глазури на двух розовых ножках и с маленькой сосулькой на клюве беспомощно стояло рядом… на снегу... Я дотронулась до него, и из меня предательски захотели вырваться слезы. Плакать было нельзя... Ресницы стали моментально примерзать друг к другу. Еще немного, и случится то, что и я тоже вся покроюсь глазурью и лягу здесь, рядом с ним.
— Брось ты его. Придет весна — оттает! — сказал тот, который с ведром.
— Хорошо, — ответила я.
Возможно, мне очень не хотелось показывать свою слабость... Скорее всего, я испугалась, что, увидев, как я реву и спасаю голубя, они захотят превратить в глазурь и меня. Не знаю... не знаю, почему, но я сказала:
— Хорошо, брошу. Но потом, когда наиграюсь...
Парень посмотрел на меня и, пожав плечами, спросил:
— Вася, ну неужели ты будешь его спасать?
«Что? Он один из тех, кто знают меня?!», — Васей меня могли называть далеко не все. Раз так, тогда... Тогда вот что, ребята...
Внутри меня случился взрыв, подобный атомному... Из совершенного сжатия, практически из ничего, медленно и протяжно вырос гриб негодования. Не ощущая ничего, кроме ледяного голубиного сердца в своих руках, я посмотрела мальчишке с ведром прямо глаза. Ресницы мои расцепились полностью, видимо, температура моего гнева мгновенно оказалась в разы выше окружающего воздуха.
— Обязательно спасу.
— Ну ты даёшь... Это же голубь. Кому он нужен?
— Мне он нужен.
Аккуратно положив птичку в свое пустое ведро, я пошла домой. Парень, который был мне совершенно незнаком, остался не понимать меня за моей спиной.
А у меня просто не оставалось других вариантов. Я была полностью уверена в совей правоте. И теперь мне было все равно, сколько мне придется плакать и умолять родителей. Верная же своей кошачьей природе охотница Ритка обязательно встретит голубя, как своего лучшего друга. И спасеныш исполнит свою давнюю мечту пожить немножечко в квартире с людьми и милой четырех-лапой кисой.
Ни папа, ни даже мама не стали ничего спрашивать. Голубь поселился на нашем шкафу. На неделю.
Неделю, пока он не окреп, мы все жили вместе с ним в его голубятне. Он был дома, мы оказались у него в гостях.
Через неделю нашего домашнего голубя снова звали его неугомонные урлычащие собратья вернуться в мир по ту сторону окна. На этот раз он попытался выйти в форточку. Абсолютно честным решением было нам всем вместе проводить его на улицу через двери. Мы вышли на крыльцо: мама, папа, я и голубь. Последний выходил в моей старой вязаной шапке, у меня на руках.
Немного подышав свежим воздухом и собравшись мыслями, я зажмурила глаза и вывернула наконец спасеныша из шапки. Уверенность в том, что он рванет на свободу и скроется из вида даже не оборачиваясь, заранее была мной старательно выращена и с помощью родителей закреплена... Иначе бы я никогда его не отпустила.
И голубь взлетел.
Почувствовав лёгкую, как пустота, осиротевшую шапку-домик в своих руках, я открыла глаза.
Я бы, наверное, полетела за ним, если бы могла. Но я всего лишь человек, поэтому, просто сделала очень глубокий вдох и ... заплакала. У него были самые невероятно красивые голубиные крылья! А фигуры, которые он, кружась стал вырисовывать в воздухе — показались мне самым настоящим волшебством.
— Папа, а что он делает?
— Не знаю, может быть, разминается, он же долго...
Не успел отец высказать свое предположение, как наш спасеныш неожиданно ринулся прямо мне в лицо! Ошеломленная его внезапностью и очень быстро моргая, я прочувствовала хлопочущий ветер от его крыльев, так словно сама летела ему навстречу.
Я замерла и совсем перестала дышать — распушенный от освежающего морозного полета голубь аккуратно сел на мое правое плечо. У-р-р-р, у-р-р-р ... у-р-р-р-р…
— Ты не хочешь улетать? — спросила я сквозь слезы, тихо-тихо, боясь даже пошевелиться...
— У-р-р-р... у-р-р-р... - было его прощальным ответом.
Голубь взмыл вверх. Сделав еще несколько кругов у нас над головами, он подлетел к нашему окну... Мое сердце разрывалось от желания схватить и утащить его обратно домой. Но там, на подоконнике, ему улыбалась Ритка. Она пожелала ему никогда больше не попадать в передряги. И еще вежливо попросила ни в коем случае не возвращаться к нам. Потому что в следующий раз она точно не удержится и непременно его съест.
Голубь улетел. Больше мы его не видели.
Дома на правом плече моей шубы обнаружился голубиный помёт, и это был...
— Самый лучший тебе от него подарок, на счастье! - так, громко и весело надо мной смеясь, сказал папа.
А мама, утирая мои слезы, говорила примерно следующее:
— Он никогда нас не забудет. А шубку твою мы отстираем, не переживай.
***