Детство
Был месяц август. В конце шестидесятых годов листья к тому времени уже начинали желтеть. Мне тогда было лет пять. Моему двоюродному брату Андрею около девяти. Он такой же худой, как я. Мы сидим у него дома на кухне, уплетаем суп с одной тарелки.
-Ты сначала кушай бульон, а потом уже гущину,- говорит брат,- так вкуснее.
Как хорошо,-думаю я,- поем юшку, а гущину я и не хочу.
Молча киваю головой в знак согласия.
Прихлебывая сладкий чай, я смотрел в окно, которое имело вид на соседний дом. Там жила тетя Нина, повар нашего интерната, где работала моя мама.
Вдруг возле забора показались какие-то птицы. В их силуэтах промелькнуло что-то знакомое! Таких же птиц привозил папа с охоты! Это …. утки! Они важно, неспеша шли друг за другом вдоль забора.
-Это что? - на всякий случай спросил я.
-Утки,- ответил Андрей, доедая гущину вкусного супа.
Окинув взглядом небольшую кухню, я увидел на буфете длинный хлеборезный ножик. Схватив его, я отправился на охоту. Я убью утку, обрадую маму, и братишки будут кушать утиную лапшу! Папа будет гордиться своим сыном-охотником!
Пригнувшись, я обежал стайку и осторожно выглянул из-за угла.
Ага, на месте!
Сердце стучало в груди так, что отдавало в ушах.
Я лег в траву и пополз. Утки почему-то никуда не разлетались.
-Как хорошо я прячусь- мелькнула хвастливая мысль,- они даже не беспокоятся.
Утки сосредоточенно что-то клевали в траве. Взгляд зацепился за крайнюю жирную утку. Оставалось лишь сделать один ловкий бросок, и я добуду настоящую утку!
Я только приготовился к прыжку, как вдруг кто-то навалился на меня сзади, и перехватил мою руку с ножиком. Утки громко закрякали, разлетелись в разные стороны, хлопая крыльями.
-Ты что делаешь? С ума сошел?- спросил Андрей.
Охочусь!- в недоумении встал я,- это же утки!
-Да, утки, но домашние, а не дикие!- захохотал мой брат.
И мне стало стыдно!
-Как я мог убить домашнюю утку тети Нины, - думал я, - она так добра ко мне, а я чуть не лишил жизни ее, наверное, самую любимую утку, не зря она такая упитанная!
Вдоволь насмеявшись надо мной, брат утешил:
-Ладно, пойдем! Я покажу тебе мой клад!
-Какой клад? Конечно, пойдем ! -ободрился я.
Мы пошли к школьной конюшне, в которой хрумкал сеном конь Малыш. Коня так назвали, потому что он был невысокий, монгольской породы. Мохнатая длинная шерсть согревала его в самые сильные морозы. Зимой и летом Малыш возил воду в интернат, в школу и в столовую. Был он самый смирный из лошадей и какой -то задумчивый.
Выше конюшни, через дорогу, под высокой лиственницей стояла избушка. Это конюховка. Дверь ее была подперта палкой. Мы зашли,и, хотя знали, что там находится, смотрели на лошадиное снаряжение, как на волшебные вещи. Пахло кожей. На гвоздях висели седла, чересседельники, хомуты, вожжи. Возле узкого окошка стоял стол. Пол и стол были некрашены, но дочиста отскоблены, в конюшне чувствовалась хозяйская рука конюха, царил порядок и чистота.
Мы с Андреем вышли, подперли двери палкой. За конюховкой брат убрал рогожку с какой-то бандуры.
-Видишь?- он победно посмотрел на меня.
-Что это?- зачарованно спросил я.
-Это зенитка!
Андрей сел на железное седло, направил ствол из какой-то трубы в небо:
-Тра-та-та!Тра-та-та!
Зенитка вертелась вокруг, как настоящая, был даже прицел из проволоки.
Неси патроны, фашистские самолеты налетели!
Я бросился к ящику. Там лежали деревянные автоматы. Брат покрасил их черной краской и покрыл лаком, и они были как настоящие:
Тра-та-та! - стрелял я в воздух.
Потом нам это надоело, мы позвали моего одноклассника Эдика.
Андрей выдал нам деревянные автоматы, а сам выбрал себе игрушечный наган. Он был оловянный, очень тяжелый.
Мы ползали по Носковской горе среди можжевельника, перебегали от куста к кусту.
-Руки вверх! Бросай оружие! - заорали мы с Эдькой, подкравшись к Андрею. Он кинул блестящий револьвер под ноги.
Довольные собой, мы повели «пленного» в тюрьму. У брата дома в глубине коридора была кладовка. Там лежала всякая рухлядь, стояла бочка с соленой рыбой, на стене висела большая пластмассовая нога. Это была нога моего дяди, отца Андрея.
-Почему он ее не надевает?- думал я, - а ходит с костылями.Это очень трудно, ходить с одной ногой.
Искусственная нога дяди пугала меня, и я редко когда заходил в чулан. Вот туда мы и заперли нашего « пленника».
-Пусть посидит!- хохотнул Эдька.
Он подошел к крашенному желтой краской деревянному бочонку, который стоял у входа в коридорчик в углу,поднял деревянную крышку, зачерпнул воды, и стал жадно пить, потом передал ковшик мне. Родниковая вода была холодная.
Через стеклянную веранду было видно, как из соседнего дома вышла учительница, Августа Александровна, с тазом мокрого белья, и, встряхивая простыни , вешала их на бельевую веревку.
-Откройте! Выпустите меня! - закричал брат.
-Сиди, сиди давай, ты в плену! -хором ответили мы.
-Откройте, мне надо!
-Куда?
В туалет! По большому!
Туалет стоял в лесочке.
-Ладно, давай выпустим, -посмотрел я на недоверчивого Эдьку.Эдик мотнул головой.
Мы подошли к двери кладовки с двух сторон, приготовив, на всякий случай, «оружие».
Дверь открылась, показался Андрей. В руках у него было отцовое ружье шестнадцатого калибра! Оно всегда висело на гвозде рядом с «ногой». И вот оно у него в руках! Андрей взвел курок ! Мы отпрянули, раздался оглушительный выстрел!
В пороховом дыму ничего не было видно, и мы наощупь кинулись на улицу! На крыльце мы отдышались, никто из нас не был ранен. С соседского дома вышла учительница и спросила:
-Мальчики, а кто это стрелял?
-А, это в лесу, кто-то рябчиков стреляет, - не моргнув глазом, соврал Андрей.
Августа Александровна зашла домой, а мы схватили куртки с вешалки, и давай крутить ими, как веером, выгоняя едкий вонючий дым. Потом стали ножиками выковыривать дробь, которая осталось в крышке бочонка.
Когда все было приведено в плрядок, Андрей подарил нам свои автоматы, и мы разбежались до прихода взрослых с работы. Удивительно, но никто из родителей не узнал об этом происшествии.
Зимой монгольский конь Малыш все так же возил воду в бочке, а рядом шел, держа вожжи, дядя Петя, такой же невысокий, и такой же крепкий, как Малыш. Бочка была покрыта рогожей, которая покрывалась коркой льда. Из - под нее плескалась амурская вода, и вся санная дорога превращалась в лед.
Вот по этой дороге мы и любили кататься. Кто на санках, кто на нартах, самокатах , а кто и на коньках.
У Эдьки щеки от мороза стали как красные яблоки, шапка набекрень, из-под нее выглядывал кучерявый черный чуб.
-Надо смазать санки,- сказал он.
Мы смазали полозья парафиновой свечкой. Эдик сказал,что будет бешенная скорость. И мы наперегонки катались с другими мальчишками , от самой конюховки на сопке, мимо конюшни, лучевского домика, мимо клуба, почты, - до самого Амура.
Зазевавшимся мы кричим:
Дороги, куриные ноги!
И хохочем с Эдькой, и катаемся до самого темна.
Однажды мой старший двоюродный брат Андрей спросил:
-Хочешь, я покажу тебе секретную тропинку?
Мы пошли на сопку, по обеим сторонам тропинки росли кусты ольхи. Поднялись на самый верх и покатились на санках друг за другом. Первый - мой брат, потом я. Кусты ольхи смыкались над головой , и мы летели вниз с бешенной скоростью , как по темному туннелю. Длинный спуск в непривычном молчании казался мне таинственным и манящим. Морозный ветер свистел в ушах, и слезы наворачивались на глаза.Впереди только неизведанное, а не забор, я представлял себя летчиком или космонавтом, и сумерки обостряли это чувство. Спустившись вниз, до самого забора, мы быстрее поднимались наверх, чтобы вновь лететь в темноте туннеля, испытывая при этом страх, восторг и счастье.