Тайна Пушкина притягивает. К тому же жизнь сама подбрасывает примеры магнетизма великого русского поэта. Несколько лет назад я была на международной медицинской конференции в Иркутске. После серьезных докладов состоялся банкет, где делегация врачей из Индии пела задорные частушки на русском языке:
Ой, девчата, не смотрите,
Что я черненький такой:
Видно, плохо мама мыла
Меня мылом и водой!
После них я читала свои стихи. Они произвели впечатление на индуса Муджиба. «Я очень люблю русскую поэзию. Особенно вашего Пушкина», – сказал он, встретившись со мной в коридоре. И на хорошем русском языке начал читать:
Я вас люблю, хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей…
Муджиб с выражением и почти без акцента дочитал «Признание» до конца. Это было трогательно: индийский врач с воодушевлением декламирующий стихи русского классика. Я поинтересовалась – пишет ли Муджиб стихи сам? «Немного. Частушки я написал», – сверкнув белозубой улыбкой, ответил индус.
Какой удивительной силой обладают стихотворные строки, наполненные любовью! Они легко шагают через столетия и государственные границы. Такова магия пушкинского слова: невозможно не попасть под ее обаяние.
Пушкину было 25 лет, когда его выслали в Михайловское. Это было испытанием – после яркой и бурной жизни очутиться в деревенской глуши. Общение поэта было ограничено няней и соседским семейством П.А. Осиповой. В доме Прасковьи Александровны воспитывалась ее падчерица Александра, которую в кругу семьи звали Алиной. Эта скромная застенчивая девушка сторонилась шумных забав и любила гулять в одиночестве. Возможно, именно она послужила для Пушкина прототипом Татьяны. Сердце поэта было ранено:
Алина! Сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви:
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
Это увлечение было недолгим. У Пушкина вскоре появилась новая Муза – А. Керн, однако стихи остались, а с ними и память о тех вечерах в Тригорском.
Через 11 лет, в сентябре 1835 года Александре Осиповой (теперь уже Беклешовой) пришло письмо от Пушкина: «Мой ангел, как мне жаль, что я Вас уже не застал, и как обрадовала меня Евпраксия Николаевна, сказав, что Вы опять собираетесь приехать в наши края! Приезжайте, ради бога; хоть к 23-му. У меня для Вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться. Я пишу к Вам, а наискось от меня сидите Вы сами во образе Марии Ивановны. Вы не поверите, как она напоминает прежнее время. И путешествия в Опочку. И прочая. Простите мне мою дружескую болтовню. Целую Ваши ручки». Однако Александра, уже замужняя дама, не ответила поэту. Не так ли поступила бы и Татьяна из «Евгения Онегина»?
А стихи живут своей жизнью, волнуя сегодняшнего читателя так же сильно, как волновали они современников поэта, потому что написаны чувством.