Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Все те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет..
Пушкин, Евг. Онегин
Да минует меня чаша сия…
Идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю…
Откровение Иоанна Богослова 16:1
Похоть же зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть.
Иаков
Путешествие по южному Кавказу.
Родные пенаты.
Повесть.
Двадцатидвухлетний граф Меньшиков Иван Сергеевич, после окончания Московского университета вернулся в свое родовое поместье в селе Севони, на самом берегу Аракса. После смерти родителей особняк обветшал и нуждался в ремонте, а всё хозяйство пришло в упадок. После кончины матери, графини Меньшиковой, прислуга была распущена, и особняк охранялся пожилым сторожем Фомой.
- С приездом, Ваше сиятельство, в родные пенаты, - неуклюже вставая, сняв шапку, прошамкал он. – Вишь, как оно всё получилось-то, барин. Я в погреб, надо же отметить возвращение Вашего сиятельства.
Отец Ивана, покойный граф Меньшиков Сергей Петрович, был знатного рода, потомок столбовых дворян. Тяжело переживал неизлечимую болезнь супруги Светланы Ивановны, в плоть которой въелась скоротечная чахотка. Ему больно было смотреть, как она с каждым днём угасает, отчего он сильно страдал и пил. Все дни проводил в беспробудных кутежах и, как говорят в таких случаях, прокутился дотла. Все фамильные драгоценности подарил своей любовнице, цыганке Алине, которая однажды исчезла с табором в неизвестном направлении. Его супруга, красавица графиня Светлана Ивановна, которая и так страдала от скоротечной чахотки, совсем изнемогла и скоро скончалась, так и не дождавшись сына Ивана. Перед смертью графиня открыла тайну сокровища, которое было её приданым сыну, служанке Ефросинье и указала место, где оно было спрятано, заставив поклясться на Библии, что она всё передаст сыну Ивану.
Вот и мои родные пенаты, - подумал Иван, - интересно было бы знать, что же сулят мне божества-хранители - Пенаты, заботившиеся о благополучии семьи, домашнего очага?
Недалеко из богатого особняка, построенного на склоне горы, на берегу Аракса, доносились эмоциональные, напевные цыганские песни и отчетливо были видны танцующие.
- А что за особнячок, там, на берегу, Фома, не купца ли Иллариона, где так весело гуляют, а?
- Да тут, барин, одна барышня из Петербурга купила особняк у купца Иллариона, теперича, наверное, празднуют, - неохотно ответил Фома.
Он, ничего не говоря, побрёл на берег реки сквозь заросли колючей дерезы и акаций, спустился к воде, где всегда купался и на заводях рыбачил, ловил много разной рыбы – карася, форели. Несмотря на раннюю весну, дети купались и, прыгая с обрыва, шумно визжали. Тут было сильное течение, и Иван любовался буйным водоворотом. Стоял полуденный зной. Аракс спешил на встречу с Курой, неся свои мутные воды в низовья.
Из особняка на холмике доносились звуки гитары и цыганские песни эмоционально-насыщенные и мелодичные.
Песня цыганки:
На берегу крутом стою,
Сливаясь воедино с луной.
Грустные песни пою
О том, что было со мной.
Покинула меня любовь,
А вернётся ли она вновь?
Нет мочи терпеть эти муки,
Переносить долгие разлуки,
Сердце разрывается от тоски…
Пусть фрески засохли на веки,
Похоронив навсегда ложь,
Она ржавчина жизни, все-таки,
По-прежнему вызывает у нас дрожь.
Любовь, как призрак, в сердце бродит,
Вместе с памятью с ума сводит.
Нет силы, чтоб унять боль любви,
И меня она с ума свела.
О, любовь, снова меня позови,
Чтоб я снова о любви пела….
Да уж, а я даже влюбиться-то еще не успел, - промелькнула мысль. Что же теперь делать мне-то с моим университетским образованием-то, а?
Искупнуться, что ли? - подумал Иван и, раздевшись, нагишом прыгнул в воду. Вдруг увидел, толпа из особняка под цыганскую пляску шла к берегу и он, перефразируя великого русского Поэта, вслух произнес: цыганы шумною толпой по берегу Аракса кочуют. Среди толпы выделялась одна юная особа, не похожая на цыганку, что-то кричала, рукою показывая на него. Он не имел времени выйти из воды и, добравшись до кустарников акации, одеться, и пришлось отплыть дальше от берега, надеясь, что толпа уйдёт. Она, эта юная особа, оказалось настолько дерзкая, что спустилась к воде, знаками подзывая его.
- Мы вас заметили, теперь вам не удастся спрятаться от нас, выходите, - переливчатым голосом, похожим на пение, выкрикнула она.
- Вам что за потеха, вы же мне мешаете, барышня, - подплывая ближе к берегу, произнес он. – Я выйду, только вы уведите свою толпу, тут течение сильное, и я могу утонуть.
По знаку барышни вся толпа, продолжая петь, направилась в сторону особняка, но она сама же продолжала стоять у воды, ожидая выхода Ивана.
- Я совершенно голый, прошу вас отойти за кусты дерезы, чтобы я смог одеться, - начал было сердиться Иван. Она, улыбнувшись, послушно ушла за холмик. – Вы очень дерзновенная особа и, наверняка, обуянная гордыней, как пушкинский Самозванец, не признаете ни бога, ни царей, как говорил великий русский Поэт, - надевая рубашку с короткими рукавами, тихо произнёс Иван.
- Нежели я рукою дерзновенной сорвала ваш венец, венец самолюбия, а? – подойдя ближе, произнесла барышня.
– Вы просто помешали мне купаться и больше ничего, - и направился в сторону своего особняка. Она шла за ним, Иван, не обращая на нее внимания, поднялся на холмик, лёг на свежескошенную траву. Она была красивая, со стройным станом, её белокурые волосы выцветшие на солнце, висели до плеч, глаза были небесно-голубого цвета, а платье из шанжана плотно обтягивало её фигуру, особенно выделяя маленькие стоячие грудки.
- Я княжна Мерецкова Ольга Николаевна из Петербурга, мне двадцать лет, приехала смотреть особняк, который подарил мне отец, тайный советник третьего класса, - садясь рядом с Иваном, представилась барышня.
– Я, стало быть, граф Меньшиков Иван Сергеевич, местный житель, из Севони, недавно вернулся из Москвы, где учился в университете, - тихо произнес Иван, пожимая её протянутую руку для поцелуя.
- Вы извините меня, пожалуйста, после суетливой городской жизни хотелось расслабиться, и наш камергер Лука Петрович пригласил цыган, оказывается, их табор расположился на противоположном берегу, и вот мы немного подурачились. Иван ничего не ответил, только, пожимая плечами, встал.
– Ну и славно же вы отдохнули, Ваше сиятельство, аж был слышен гомерический хохот богов, - с иронией ответил он и направился в сторону своего особняка.
Служанка Ефросинья после смерти графини Светланы Ивановны больше в особняк не приходила и ждала возвращение Ивана, чтобы исполнить волю его матушки, открыть тайну сокровища.
- Здравствуй, Фома, слышала, что молодой барин приехали, и щас наверняка изволят почивать, так? – Мне бы увидеться с ним, а?
- Их сиятельство ушли к речке, да ты проходи, ты же его кормилица, - открывая калитку, ответил Фома. – Вот жду, чтобы угостить его мускатным вином.
А она, эта княжна, красивая и даже остроумная, вишь, как перефразировала Лермонтова, да и кичливости, присущей таким высокородным особам, я не заметил, - размышлял Иван, подходя к своему особняку. В беседке Фома и Ефросинья сидели за столом и, увидев его, открывающего калитку, встали, Ефросинья отвесила низкий поклон, кланяясь чуть ли не до земли.
- Ефросинья, милая кормилица моя, ведь я запретил всем так кланяться, али забыла мой запрет? – обнимая её, радостно произнес Иван.
– Выпейте, Ваше сиятельство, немного мускатного вина, в Москве, небось, такое не водится, - наливая в серебряные чаши из кувшина вино, произнес Фома. Ефросинья, пригубив вина, поставила чашу на стол.
– Мне надобно с вами поговорить, барин, только, наедине, нам всем пришлось пить горькую чашу, мыкать горе, бедовать после кончины Светланы Ивановны, - начала причитать Ефросинья. Они прошли в кабинет отца Ивана, который был богато обставлен. Стены украшали персидские ковры, на которых висела коллекция холодного оружия и ружья ручной работы, миниатюры гравера Ушакова – иконы, парсуны, которые достались по наследству родителям. Верх рабочего стола был отделан яшмой в стиле интарсия.
- Нам следует пойти в комнату графини, барин, - вдруг загадочно сказала служанка. В комнате графини Светланы Ивановны Ефросинья за турецким канапе, на подоконнике, отодвинув тяжелые персидские подсвечники шандал, подняла декоративную гравюру и вытащила маленький перламутровый ларец.
Иван внимательно смотрел за служанкой и ничего пока не мог понять.
– Этот ларец завещала тебе графиня, эту тайну она мне доверила перед смертью и, слава Богу, что я тебя дождалась, и исполнила её волю, - расплакавшись, тихо произнесла Ефросинья. Ларец открылся легко и был полон камнями камея, империалами и бриллиантами. На камнях камея имелись вырезанные, выпуклые надписи и изображения с резьбой, как произведение глиптики. Вот это да, - растерянно подумал Иван, быстро закрывая ларец. В ларце было и завещание с тамгой.
Княжна Мерецкова очень была сердита на Ивана, мол, не стал даже с ней общаться, и велела оседлать скакуна карабахской породы по кличке Самсон, и, никому ничего не объясняя, ускакала. Конечно, в такой глуши, да еще рядом, встретить такого образованного, красивого, как Гимер, человека, который проигнорировал её, как фефёлу, это заслуживает её гнева. Но, только, как его найти. Спрашивать было неудобно, но все равно пришлось. Кинув серебряный пятачок мальчишке-пастуху, едва сдерживая разогретого от быстрой езды скакуна, спросила.
– Мальчик, случайно, не знаешь, где живёт граф Меньшиков, а?
-Там, у самого берега, старый особнячок стоит, где живут Меньшиковы. Вот только они умерли, один сын остался, и тот в Москве живёт, - поднимая пятак, ответил мальчик. Она всё поняла, это он, только о его приезде мальчик не знает.
Позвонив у калитки в колокол, княжна ждала появления сторожа, но Фома после муската спал на веранде, а Иван с Ефросиньей находились в комнате матери. Полусонный Фома наконец-то услышал звон колокола и, недовольный тем, что его отняли из объятия Морфея, подошел к калитке и, увидев барышню в мужском одеянии, испугался и, перекрестившись, открыл калитку.
- Я хочу видеть графа Меньшикова Ивана, - сердито сказала она.
- Они изволят почивать, барышня, - закрывая калитку, дерзнул Фома.
- Извольте немедленно доложить, что его у ворот ждёт княжна Мерецкова, - едва сдерживая раздражение, почти выкрикнула княжна Ольга. Фома не смел больше ослушаться её, видя, как она гневится, и молча поплёлся в сторону особняка.
- Ваше сиятельство, там, у ворот вас дожидается весьма сердитая молодая особа, какая-то княжна, требует вас, - взволнованно произнес Фома. Иван ничего не ответил и через коридор направился в кабинет отца и положил ларец в ящик рабочего стола.
- Ты, кормилица, возвращайся на работу, да, и пригласи кухарку, я намерен вернуть былую славу Меньщиковых, а ты, Фома, проводи меня на кладбище, где похоронены мои родители, - не обращая внимания на его слова, тихо произнес Иван. Фома провёл его через задний двор прямо на берег. Кладбище было общим – и для мусульман, и для православных, его разделяло только дорога. Княжне Ольге недолго пришлось ждать, подойдя к воротам, Ефросинья сообщила, что граф Меньшиков находится на кладбище, на могиле родителей, и не стоит его ждать.
– Ты, Фома, найди хороших мастеров, чтоб занялись памятниками и ограждениями, потом навести порядок, вишь, как всё заросло бурьяном, а после посадить цветы, - недовольный увиденным, буркнул Иван. – А ты не смотри на меня косо, мол, на какие шиши, деньги найдутся, усёк?
- Я же ничего, Ваше сиятельство, сделаем, - прошамкал Фома, виновато пожимая плечами.
Княжна Ольга, после слов Ефросиньи, совсем было огорчилась. Явно избегает он меня, не хочет видеть, неужто обиделся за ту дурацкую шутку на реке, когда он купался? Наверное, принял меня за избалованную, заносчивую и важничающую женщину. Ишь, какая непомерная гордость у него самого-то, как у пушкинского Самозванца, никого не признаёт,– подумала она, садясь на своего скакуна. Она знала, где кладбище и, улучив момент, когда он остался один, держа скакуна за уздечку, подошла к нему.
- Вы меня избегаете, сударь? – с раздражением спросила она.
- Вы о чём, сударыня? – недовольный её преследованием, ответил Иван.
- Я хотела бы пригласить вас на ужин, слушать цыган, любоваться их зажигательными танцами.
- И затейником всей этой вакханалии будет вакханка, то есть, вы - молодая женщина, проводящая жизнь в пирах и в веселье, как приверженка гедонизма. Но, к сожалению, я не Вакх, и мне спутница не нужна. Да и мне не до веселья, вам нужен более опытный шут-балагур, который будет постоянно балагурить, веселя вас.
После его слов лицо её начало багроветь от гнева, но она недолго находилась в замешательстве и всё-таки нашлась.
– Я хотела предложить вам свою дружбу, сударь, жаль, что вы мне отказали, да в такой грубой, циничной форме.
- Вам со мной было бы скучно, поверьте мне. После получасового общения вы придумали бы предлог, как избавиться от меня, и пришлось бы вам вспомнить поговорку: забота не съела, так скука одолела. Это усилило бы ваше томление, тягостное душевное состояние от безделья, привело бы в недеятельное состояние душу, особенно тогда, когда цыгане покинут вас. Опять Вас начнёт мучить-dolce far niente – сладкоеничегонеделание, праздное времяпрепровождение.А я не хочу быть причастным ко всему этому, так как всё это пустое, и я вынужден вам напомнить, что я не городской фатоватый фендрик, с чувствами которого можно играть, - кланяясь, направился в сторону своего особняка.
Еще отец Ивана, граф Меньшиков, который не мог терпеть крепостного права, хотя его на Кавказе не было, в молодости мечтал открыть школу в селе Севони для детей крестьян. Он, вопреки пересудам других помещиков, меликов, которые имели право на принудительный труд, имущество и личность прикреплённых к земле и принадлежащих ему крестьян, отдавал им бесплатно часть урожая – риса, тютюна, винограда и зерновых. Построил водяную мельницу, пригласил отставного военного фельдшера для лечения односельчан. Однако, узнав о неизлечимой болезни супруги графини Светланы Ивановны, которую он безумно любил, сломался и начал пить, прокутил свое состояние и вместе с ним и мечту.
И молодому графу Меньшикову очень хотелось бы осуществить мечту отца – открыть школу, но оное дело требует серьёзных финансовых вложений, с чем ему своими силами не справиться. И, уходя с кладбища, после неприятного разговора с княжной Мерецковой, вдруг его осенила заманчивая, но шальная мысль: а что, если для этого мероприятия привлечь княжну, которая состоятельна? Утопия? Химерная мечта, но попробовать можно.
Княжна Ольга после нелицеприятного разговора с Иваном и суждение о ней, как о легкомысленной, взбалмошной, сумасбродной с причудами особе, была взбешена и никак не могла успокоиться. Цыгане после пения и танцев отдыхали в беседке. Её у ворот встретил конюх и, взяв скакуна за уздечку, повёл в конюшню. На крыльце особняка княжну встретил пожилой камергер Петрович, на шее которого висел ключ на голубой ленте, что был особый знак важности среди слуг.
- Поблагодари цыган и пусть все уберутся, я устала от их визга, - с раздражением буркнула княжна и поднялась в свою комнату на втором этаже.
Свой особняк купец Илларион построил на отвесных скалах рядом с водопадом, где даже в зной было прохладно, так как он сам еще с детства страдал бронхиальной астмой и часто испытывал приступы удушья. Из окон особняка хорошо просматривались окрестности, особенно каменистые склоны гор, где селятся кеклики, которыми любовалась княжна.
Где-то недалеко начиналась весенняя гроза, гремел гром, сверкали стрелы Зевса, превращаясь в бурное ненастье. Небесные воротилы обрушали свой гнев на землю в виде грозы и ливня.
Княжна Ольга ломала голову над тем, как смягчить гнев Ивана и никак не могла объяснить то, что же так быстро разрушило её покой, вывело её из душевного состояния. Влюбилась, что ли? неужто с первого взгляда. А не это ли обман неопытной души? Поддаться ложным надеждам, ожиданиям, обмануться в своих ожиданиях, а потом страдать и пережить личную трагедию: ах, это была не любовь, а просто влечение-недуг, так, что ли? Как-то несправедливо.
Вечерело. Лёгкий весенний ветерок со стороны снежных гор приносил прохладу и вместе с ней и облегчение. Ливень, поддерживаемый чамрой, лютовал. Основательно промокший сельский пастух неустанно дул в свою самодельную пастушью свирель из тростника, или, как еще её в народе называют, спаренные дудки, и громко щелкал кнутом-арапником по голенище сапог, распределяя животных по дворам.
Бывшего прапорщика, купца-мецената Соколова Матвея Ивановича, в селе называли самым богатым человеком. Он жил со своей восемнадцатилетней дочерью Олесей в своем замке на опушке леса, который ему и принадлежал. Купец Соколов был дружен с отцом Ивана, Сергеем Петровичем, даже попытался остановить его от пагубной привычки, но тщетно. Узнав, что младший Меньшиков вернулся из Москвы, решил навестить его и предложить свою помощь, если он в чём-то нуждается.
- С возвращением, блудный сын, - обнимая Ивана, с лестью произнес купец.
- Если вы имеете в виду блудного сына по евангельской притче, то я из родительского дома не уходил, и после долгих скитаний, беспутной жизни, тем более, с раскаянием, не возвращался, уважаемый Матвей Иванович, - едва сдерживая свое раздражение, произнес Иван.
- Да так обычно говорят, я же без всякого упрёка, Иван, - тихо произнес купец, садясь на скамейку. – Однако, каким-то дерзким ты стал, я просто хотел узнать о твоих нуждах, помочь, если потребуется. Ведь с покойным твоим отцом мы были друзьями.
- Благодарствую за вашу заботу, Матвей Иванович, но у меня всё в порядке, буду восстанавливать поместье, а то, всё пришло в опустошение.
- Ладно, если что-то понадобится, обращайся, пожалуйста, - вставая, выдавил из себя купец. Конечно, купец лукавил, Ивану было известно, что он активно участвовал в падении его отца Сергея Петровича, лес и другие земельные угодья присвоил себе, а теперь лазаря поёт, лицемер, мольеровский тартюф, но моя месть будет беспощадной, я разрушу то, что ты отнял.
Сам же купец Соколов сколотил свое несметное богатство благодаря кавказской войне, поставляя провизию в армию по спекулятивным ценам. Бесплатно приобрел особнячок, якобы, за особые заслуги перед короной, занялся разведением тутового шелкопряда и организовал небольшое производство шёлковой пряжи, готовую продукцию вывозил караваном в восточные страны.
- Ты, Олеся, посмотрела бы на Ивана Меньшикова, каков он стал, а? Возмужал, стал дерзким. Чем тебе не жених, а? правда, нищий, но зато мы богатые, - захихикал купец, обнажая гнилые зубы, съеденные скорбутом. Олеся продолжала играть на фортепиано, озвучивая сарабанду Генделя. – Шутить изволите, папенька, он же учился в Москве, теперича почто ему тупые, глупые сельские кисейные барышни.
– А ты попробуй, пригласи его на ужин, заводи с ним светские беседы, ты же училась в гимназии и французский знаешь, а то долго будешь сидеть в девках, пока какой-нибудь пришлый фендрик не начнёт охмурять тебя, – не сдавался купец. Олеся не могла ослушаться отца и, надев платье из муара и накинув на плечи голубую кашемировую шаль с каймой, пошла в сторону особняка Меньшиковых. Позвонила в колокол, висящий у калитки.
- А, это ты, Олеся? – удивился Фома, увидев её в таком праздном одеянии.
- Я хотела бы увидеться с Иваном Сергеевичем, - слегка смущаясь, выдавила она из себя.
- Оно, конечно, Олеся, проходи, Их сиятельство работает в отцовском кабинете, - открывая калитку, загадочно улыбнулся Фома.
Иван занимался чертежом будущей школы и, увидев Олесю, встал.
– Боже мой, какое дивное виденье, откуда вы, дитя, или вы одна из муз Apollo, которая спустилась с горы Геликон, чтобы удостоить нас вниманием, а? – с иронией произнес Иван, целуя ей ручку. От нее пахло духами дикого жасмина. Он прекрасно понимал, что это уловка купца и вспомнил слова Гончарова: это уловка лукавых людей предлагать жертвы, которых не нужно. Олеся покраснела, еще больше смутилась, когда Иван поцеловал ей ручку, обдав её жаром. Безжалостный прием, он, энтот купец, неспособен к состраданию и жалости, даже в отношении родной дочери. Он затевает жестокую, судьбоносную игру, этот старый глупый торгаш, и прав был Конфуций: не меняются только очень мудрые и очень глупые.
- Ты очень повзрослела, Олеся, - беря её под руку, продолжал играть с ней Иван. И похорошела, небось, уже женишок есть? От его прикосновения она начала дрожать, но убрать руку ей вовсе не хотелось, этот таинственный жар вызывал озноб и дрожь.
– Я хотела пригласить тебя на ужин, вспомним детство, как всё было забавно. Мы могли бы пойти щас, если ты свободен, - дрожа, прошамкала Олеся. Он всё понял, они хотят, чтобы односельчане их видели вместе, что даст возможность пересудам.
- У меня никаких дел, Олеся, какие могут быть дела у обедневшего графа, и почему бы не отведать, например, жареных цыплят с овощами и выпить бокал мускатного вина, да с такой очаровашкой, а?- продолжая игру, притворно произнес он.
Её надо бить «гамлетовской флейтой», - подумал Иван. Я принимаю вашу игру, господин купец, забавно будет, пусть, это будет предосудительный поступок, предосудительное поведение, но вы сами этого захотели, и я буду безжалостен.
Княжна Ольга лишилась покоя, да и основательно. Какое-то таинственное чувство, природу которого она не понимала, напрочь поселилось в её юном сердце, и оно сразу же по-злодейски прямо в её сердце угодило, заняло его островок. Сопротивляться этому чувству у нее не было сил, и она твердо решила поговорить с Иваном, только вот как, если он её отвергает? Она вспомнила, что камергер говорил об охотничьем домике в ущелье Истису. Можно его пригласить на охоту и подарить ему двустволку, выгравированную узорами, а вот примет ли он мое приглашение?
- Петрович, - окликнула она камергера. Подошёл Петрович, шаркая лощеными сапогами по паркету. – Подбери мне, пожалуйста, двустволку ручной работы, можно из коллекции, пусть приказчик готовится показать мне охотничий домик в ущелье, усёк? – Усёк, Ваше сиятельство, будет сделано, - как солдат на плацу, отчеканил камергер.
Пока Олеся давала распоряжение кухарке накрыть на стол на веранде, Иван любовался Араксом, его цветущим берегом. После ливня весь сад благоухал – расцвели каштан, мимоза, гранат развесил свои воушесцы. С горных склонов текли ручейки, дополняя бурные потоки Аракса.
Стол ломился от яств и кушаний. Почему-то самого купца не было видно.
- Иван Сергеевич, можно начинать трапезу - обращаясь к Ивану, как на официальном приеме, позвала его Олеся. – После ужина я тебе поиграю на фортепиано, надеюсь, ты любишь Генделя. Он молчал и мучительно размышлял о том, как вести себя, когда они останутся одни. Будто он постоянно слышал тихий, предательский голос фатума, призывающий к искушению: сегодня же сорви энтот нежный горный цветок, ишь, как благоухает.Она озвучивала отрывок из серенады «Ацис», Иван подошел к ней вплотную из-за спины и положил руки на её маленькие, стоячие грудки. Она перестала играть и повернулась лицом к нему.От неё веяло духами дикого жасмина.Он своими губами обхватил её тонкие горячие губы умащенные помадою, и замер в долгом поцелуе. Неожиданно она встала и, взяв его за руку, повела к турецкому канапе. Она возбуждала его, пальцами касаясь его полового члена, и он не устоял перед соблазном…
Княжна Ольга стояла у ворот особняка графа Меньшикова и неустанно звонила в колокол. К воротам вышел сам Иван и, к удивлению княжны, поцеловав ей руку, пригласил в беседку.
- Может быть, Ваше сиятельство откушает кофей с тартинками или немного мускатного вина с фруктами и шоколатом, - услужливо предложил Иван.
- Да, вы умеете всё сластить на свой вкус, пользуясь классицизмом, видимо вы маститый классицист: здесь почивал он, кофей кушал, вообще-то, чаепитие, питье кофе, как бездельное времяпровождение, - снова начала закусывать удила княжна.
– Я приглашаю вас в свой охотничий домик в ущелье Истису в горах. Правда, я сама ни разу там не была. Но мой приказчик утверждает, что места дивные, рядом озеро и водопад, сама Семирамида позавидовала бы этой красоте, конечно, вместе со своим супругом Нином, основателем Ассирийского царства.
Ага, наконец-то цель ваших преследований стала мне ясна, ну что ж, я принимаю ваш вызов, надо же как-то сбить вашу спесь, надменность, основанную на самонадеянности, высокомерии, властолюбии, кичливости, тщеславии. Зла, в девках целый век, как говорил Грибоедов.
Следует разрушить вашу суетность, в глубине души которую заменит страстная любовь, страсть, от которой вы медленно начнёте с ума сходить, и будете молить Бога, чтобы он смягчил ваше страдание, и вы избавитесь от глупого самодовольствия. Вы будете завидовать Данаидам – цинично размышлял Иван.
- Не вижу причин отказывать вам, Ваше сиятельство, только я давно не был на охоте, да и не держал ружья в руках, небось, разучился стрелять, если только ради забавы, - беря её за руку, произнес Иван. Княжна не торопилась убрать руку, она чувствовала тепло его рук, казалось, что это лёгкое прикосновение молнией прошло по всему телу, возбуждая её. Он, привыкший действовать, наклонившись, поцеловал её в щеку, плавно переходя на сочные пухленькие губы.От неё пахло духами дикого жасмина. Княжна дрожала и ждала, что же будет дальше. Но тот же фатум снова цинично прошамкал: не тут и не сейчас, не нужно самому доходить до состояния крайнего возбуждения, чрезмерной необузданности и неистовства, а наоборот, довести её до исступления, как говорил великой русский Поэт: нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, восторгом чувственным, безумством, исступленьем, стенаньем, криками вакханки молодой. Очнувшись, она никак не могла выйти из оцепенения: где я? где? цепенеет мой ум!
- Граф, я пришлю за вами фаэтон, - краснея, едва из себя выдавила княжна.
Небывалое печальное известие ужасом охватило село Севони. Один из проводников, сопровождающих купца Соколова, едва уцелевший от нападения абреков на караван купца в горах, рассказал жуткую историю, как караван был разграблен, а сам купец и два его охранника были убиты. Эта трагическая новость основательно свалила юную Олесю, теперь она ломала голову над тем, как управлять огромным хозяйством и серьёзно рассчитывала и наделась на Ивана, тем более, после того, что произошло между ними. Но у Ивана были другие намерения, он не собирался боле встречаться с ней, так как не любил её, а всё сделал из мести купцу, разбив юное сердце, навсегда погрузил Олесю в печаль, сломав судьбу.О нимфа! О Офелия! Прелестная, прошу тебя в молитвах Своих упомянуть мои грехи. ... Я стихну сам… Не стихнут лишь стихи… Офелия, ты помяни мои грехи, как в бреду он мысленно цитировал Гамлета. Ему было стыдно и упрекая себя повторял: о, стыдливость, где ты?
Спозаранок три всадника с двумя вьючными лошадьми, держали путь в ущелье Истису у подножия горы Шахра. Княжна Ольга с недоверием отнеслась к словам своего приказчика о том, что в охотничьем домике имеется всё, все равно велела взять продукты и, в сопровождении садовника, который работал еще на Иллариона и знал дорогу, начала осуществить свой коварный план. Суть этого коварного плана, по её замыслу, состоял в том, что влюбить в себя Ивана, чтобы он сошёл с ума, изнемогал и, как говорил Даль: меня взяла такая изнемогая, что все из рук валится. Пусть страдает от этого влечения-недуга, чтобы обуяла его тяжелая дума, а потом просто исчезнуть из его жизни. Но он лучше её самой понимал, в чем состояла собственно вся суть этой затеи, побочная фабула её поступка. Повеяло холодом, открывалась величественная панорама ущелья у подножия снежных гор, гряда снежных великанов в белых шубах – волшебное творение природы.
- Приехали, Ваше сиятельство, теперича по горной тропе вниз, и на берегу озера у водопада покажется домик, - с облегчением вздохнув, прошамкал проводник. Эта неописуемая красота произвела сильное впечатление на княжну.
- Это впечатление не изгладится из моей памяти никогда, и след останется в сознании, в душе навсегда, - с восхищением произнесла княжна Ольга. Домик был двухэтажный и был хорошо отделан. На первом этаже кухня, столовая, а второй этаж являлся спальной с видом на водопад. Пока проводник занимался лошадьми, княжна Ольга, расчехлив чехол, достала двустволку ручной работы.
- Это мой подарок вам, Иван, в знак примирения, и надеюсь, охота будет удачной, - протягивая ружьё, с улыбкой произнесла княжна.
– Благодарствую, Ваше сиятельство. Ружьё было инкрустировано узорами и изображениями из пластин кости, серебра и перламутра, а ствол покрыт финифтью.
– Сегодня охоты не будет, - вдруг сказала княжна, обращаясь к проводнику. - У нас есть свежее мясо, и можно будет приготовить кебаф на вертелах и накрыть стол прямо на улице, в беседке.
Бывший хозяин домика Илларион был любителем русской бани, которая была построена рядом с погребом на поляне. Всё было просто, топился чугунок, который был обложен камнями, а над ним котёл, и княжне хотелось помыться с дороги, о чём она предупредила садовника. Ишь, какие прихоти завелись, - подумал Иван, - помогая садовнику освободить от поклажи и вьюка лошадей, и вспомнил пословицу: больная стала оправляться, уж прихотует, заприхотовала мёдку. Она верна причудам своим, у нее отменная прихотливость вкуса.
- А вы когда-нибудь мылись в русской бане? Там, должно быть, жарко, не навредит ли жар вашему здоровью, Ваше сиятельство? - как бы, между прочим, спросил Иван. Княжна ничего не ответила, взяв свой ридикюль, зашла в домик.
Олеся, убитая горем, долго упрашивала Фому о местонахождении Ивана, но тщетно. В самом деле, он не знал, где находится барин, который поручил ему привести в порядок могилу родителей и нанять мастеров по ремонту фундамента особняка, который обветшал.
Вечерело. Стараниями садовника в беседке был накрыт стол и рядом дымились угольки, над которыми на вертелах готовился кебаф. Иван из домика вынес хрустальные бокалы и рюмки, посуду и откупорил бутылки с хересом и мадерой. Садовник из погреба достал дубовый бочонок с коньяком. Всё было готово, но княжна еще продолжала мыться.
- А как тебя зовут-то, молчун, а? – спросил Иван у садовника. – Реваз, - коротко ответил садовник. – Ну, давай выпьем, Реваз, просто за знакомство, - наливая из бочонка коньяка ему и себе, улыбаясь, произнес Иван. Выйдя из бани, княжна зашла в домик. В кофре лежало новое нижнее белье и платье из щелокового муслина. Надев платье, умащав губы помадою и надушившись духами дикого жасмина, она наконец-то вышла.
– Вы всё прекрасно устроили этот пир, и садятся все за стол, и веселый пир пошел, как говорил великий русский Поэт. А тут славное место, да, граф, озеро, шум водопада, а где наш проводник-то? – вдруг схватилась княжна.
- Он пошел смотреть окрестности, вам что налить, Ваше сиятельство?
– Что-нибудь крепкое, хочу расслабиться. После трёх рюмок коньяка, она стала еще разговорчивее и начала резонёрствовать, придавая разговору нравоучительный характер.
- Вы провинциалы наивно-простоватые люди, и вы, граф, в этой среде лишились всего светского, превратившись в деревенского мужика, хотя вы получили хорошее образование. Подумать только, вы даже меня проигнорировали, неужто я вам не нравлюсь, а? – с сардонической улыбкой начала княжна Ольга.
- Я понял вас, кокетливая, легкомысленная резонёрка. Ваш злобно-насмешливый, язвительный тон, цинизм с начинкой сарказма, вызывающе-пренебрежительное и презрительное до наглости и бесстыдства отношение ко мне, да, именно ко мне. Да вы и есть киник - пренебрегаете нормами общественной морали, нравственности. У вас отсутствуют внутренние духовные и душевные качества человека, основанные на идеалах добра, справедливости, чести, которые проявляются в отношении к людям, - залпом выпив бокал коньяка, - спокойно произнес Иван.
- Да вы поймите же, наконец, что я влюблена в вас, о, проклятый Гимер, и эти слова вызваны злобой, как отвергнутой молодой женщины, помните, как у Пушкина: «ты будешь сожалеть об участи, отвергнутой тобою», - и вдруг разрыдалась она, закрывая лицо руками, точно, как у Жуковского: и плач, и взрыд, и хохот. Он подошел к ней, и обнял за голову и, притягивая к себе, поднял её. Она не была пьяной, это была безысходность, муки безответной любви, ею овладела полнейшая безнадежность. Он проводил её на второй этаж, посадив на турецкий канапе, и хотел уходить, но она, крепко обняв его, умолила остаться. От неё пахло духами дикого жасмина. Тут он снова отчетливо услышал хриплый шепот того же фатума: прямо щас сделай это, этим ты основательно влюбишь её в себя. Она сама начала раздеваться, но он не мог ждать, возбужденный, сгорая от похотливого желания, он, пальчиками поглаживая её усладу, сначала чуть, а потом со всей силой вошел в нее, вызвав у нее стон, похожий на протяжный жалобный звук, издаваемый при…
После бурной ночи Иван задумчиво сидел на берегу озера и смотрел, как мощные потоки горного водопада стремительно падают в озеро, образуя волну с пенистым гребнем над подводными камнями. А дальше-то что? - спрашивал он себя, - не слишком ли мстительным он стал, а? Сначала безвинная Олеся, а теперь эта гордячка, что же в моей душе творится, а? О, стыд, где ты? Где то чувство сильного смущения от сознания предосудительности поступка вины, интересно было бы узнать, оно врожденное или когда я успел его приобрести? Позор, бесчестье, стыд и срам так поступать. Получается как у Лермонтова: неужели, думал я, мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды? Вот и у меня появились эти печоринские замашки - разрушать чужие надежды. Я совершил поступок противоречащий требованиям морали, нравственности, ведь я никого не люблю и, как мужлан, удовлетворил свое похотливое желание.
Княжна Ольга бесшумно подошла к нему.
- Скажи, пожалуйста, тебе было хорошо? – обнимая его за плечи, дрожащим голосом спросила она.
- Да, мне было хорошо, Ваше сиятельство, но я вас не люблю и никогда не полюблю, - выдавил он из себя.- Это было грубочувственное, сладострастное, проникнутое похотью желание, которое вы сами провоцировали. Я виноват, я не должен был так поступать. Она разрыдалась и, закрыв лицо руками, пошла в сторону домика и на ходу бросила сидящему в беседке Ревазу. – Мы немедленно уезжаем. Садовник, ничего не понимая, пожал плечами и направился в сторону лошадей, которые мирно паслись…
Прошел год после тех событий. Приехав из Москвы в село Севони, Иван от Фомы узнал о гибели купца Соколова. Не было и Олеси, которая не смогла справиться с навалившимся на нее горем и стрессором, которые вызвали в ней душевный излом, оставив управление поместьем на приказчика, уехала в Тверскую губернию к бабушке.
В отсутствии Ивана, Фома организовал все работы по восстановлению поместья, но все это Ивана уже мало интересовало. Чувство угрызения совести не оставляло его в покое. Он знал также, что княжна Ольга сразу же уехала в свое имение под Петербургом. Но он был волевым человеком, и воля взяла верх, всё задуманное осуществил, но только школу так и не построил. Тот же Фома ему сообщил, что, по слухам, княжна Мерецкова вернулась в свой особняк в горах, и не одна, а с младенцем. Конечно, ему очень хотелось бы увидеться с ней, но примет ли она его, простит ли, терялся в догадках Иван. А что за чувство или желание вдруг проснулось в нём, а? А что он не может забыть, её девственность, ароматом умащенные губы али запах духов того желанного дикого жасмина?
Служанка княжны Мерецковой Лариса жила в Севони, и Ольга часто спрашивала её о новостях в селе.
- Да ничего примечательного, Ваше сиятельство, только вот вернулся из Москвы граф Меньшиков Иван, скиталец-то наш. Взялся построить школу, ничего не вышло, бросил всё и уехал, - причитала Лариса. - Прямо жалко его, умный, образованный, а вот в жизни места себе не может найти. Услышав его имя, княжна вздрогнула.
- И щас он в Севони? – резко спросила Ольга
- Да, в своем поместье живёт, наверное, приехал ненадолго, небось, скоро снова начнёт скитаться. А у вас к нему какой интерес?- смотря на княжну, спросила Лариса.
- Да так, вспомнилась история одного дня, - улыбнувшись, загадочно произнесла княжна.
После разговора со служанкой княжну обуяло небывалое беспокойство. Волнение, тревога, напрочь нарушили её покой. Увидеться? Нет и нет, что за шальная мысль, бред, ведь, он всё мне сказал, чего же боле, а что могло измениться за это время? Боже, что же ты творишь со мной, а? казалось, та боль, которая вонзилась в мое сердце, как кровоточащая стрела Овидия, утихает, но нет, она еще кровоточит, и как у Даля: ты у меня стрела в сердце, маешь меня. Нет, это было не мимолётное увлечение, унылое, постыдное. Не ты ль, воодушевляя, побуждал меня к поступкам: признаться в любви и другим постыдным действиям, а? Ты хоть сама себе не лги, ведь любишь его, и брось эту постыдную ложь и не томи себя. Хватит томиться ожиданием, а то, как у Баратынского: томимся мы жаждою счастья. От злобы, которая съедала мою душу, призывая к мести, не осталось и следа. Ведь, источник зла – грех, как противление благому Богу, что есть мое своевольное упорство, от которого пора избавляться. Конечно, о рождении его сына следовало бы сообщить ему, это было бы справедливо.
Утром, пока годовалый Георгий спал, она, надев лёгкое платье из парчи, прогуливаясь, дошла до тех ворот особняка, где она его так и не дождалась. Из особняка доносились звуки фортепиано, кто-то усердно пытался озвучить одну из сонат Генделя. Позвонила в колокол, опять появился тот же Фома, который тогда так и не позвал Ивана. Увидев её, он от удивления замер на месте. Потом, очнувшись, пустился бегом к дому. Заикаясь, долго пытался объяснить.
- Там у ворот она, барин, - наконец-то прошамкал он. Иван всё понял, будто его поразила молния, и он медленно шёл к воротам. Да, это была она, княжна, которая была безумно влюблена в него, а он тогда у озера, перекричав шум водопада, отвёрг её, погрузив её в небывалую печаль.
Он шёл медленно к воротам, где она его томительно ждала. Увидев его, она начала терять самообладание, боялась упасть. Не выдерживают нервы, подумала она, - и предательски подкашиваются ноги. Куда же делась способность владеть собой, выдержка, хладнокровие и ясность мысли, а?
У него не было слов, он молча подошел к ней и обнял, прижимая её голову к своей груди. Тот же фатум - олицетворение предопределённости, разумная сила, управляющая миром, насмешливо смотрел на них и тоже молчал, и был огорчён тем, что не смог противостоять проделкам богини Парки…
- И вышла нимфа из воды, чтобы любоваться горящим факелом любви маленького божка, не подозревая о чудодейственной силе его огня, и заразилась любовью. Теперь ты, нечто нереальное, как призрак, будешь преследовать меня всюду, так? Или как у гениального русского Поэта Пушкина – величайшего златоуста: - Эхо, Бессонная нимфа скиталась по берегу Пенея, - шепотом произнёс Иван. Она видела, что он очень похудел, прижимаясь к нему сильно обняла его. От него пахло дымком, тем же запахом, когда он колдовал в охотничьем домике, у персидской жаровни, где томился кебав.
- Я в тот вечер хотел напомнить тебе предостережение Иакова, когда ты не контролировала себя, его слова: похоть же зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть. Без любви, даже без чувственного влечения такая близость похоть и грех, а счастья не принесет, а ты, наверняка, хотела любить и быть счастливой с любимым человеком, не так, ли?- беря в руки сына Георгия, тихо произнес Иван.
Окончательный вариант.
Сентябрь - октябрь - ноябрь 2023г. м.м.Б.