Тяжёлая снежная шуба ни крохи не греет,
Еловые лапы застыли /буран не для них/,
Густое беззвучие с каждой секундой плотнее,
Здесь много несбывшихся сказок /и добрых и злых/.
Зашедший наполнится тишью и больше не выйдет,
Морозный огонь заползёт, остужая внутри,
Ледовые иглы пронзают живущих навылет
И сон затемняет покров /не горят фонари/.
Забвение будет приятным подарком на память,
Не острая боль /отголоски да отзвуки, спи/.
Судьба возмущается кротостью /лает и лает/,
Здесь много законченных сказок сидит на цепи.
Укутавшись в дрёму и запах заснеженной хвои,
Заснуть, окунувшись в иллюзию солнца в груди,
Всё ближе надёжность и точка начала покоя –
Судьба разъярённо бросается к горлу – живи!
И что-то ещё шевельнётся /воистину важным/,
Предательский писк безнадёги заглохнет на миг –
Ведь тишь разнолика: от сна в охрусталенной башне
До паузы в поле сомнений /волшебный родник/.
Не греет снаружи /но сердце – вместилище жара/.
Французская булка крошится /пищат снегири/.
Ещё будет пара мгновений в тактильное завтра.
Ещё может быть твоя сказка… /ведь сны так добры/.