Восеньск я дзяды

Ника Батхен
Латы болота – мох да багульник цепкий.
Иней на клюкве, в гнездах гнилые щепки.
Мерзлые сыроежки.
Ветошь забытой вешки.
Ржавая бомба в ржавой воде стоит.
Чу! Свои…
Мертвый старик правит хромой кобылой,
Прямо к деревне – дзяды, и всем, кто были,
Должно собраться подле домишек ветхих,
Слушать, как ворон гордо орет на ветке,
Взбухших дверей касаться, тревожить ставни,
Петь за околицей тихими голосами:
- Темная ночь, пули свистят, Ванюша!
Ты и живой был никому не нужен,
Баба подалась в город крутить подолом,
Груда изгнивших бревен не станет домом,
Некуда возвращаться. Лети на небко!
Лови монетку!
Падает грош,
В лужную дрожь,
Утром придет пороша…
- Где же ты, мой хороший?
Любка шуршит по хате – вот щи да каша.
Вот заводская водка – и нам и вашим.
Вот похоронка, свежая, год не минул.
«Так мол и так, простите, гражданка – мина».
Дзяды настали – муж обещал проведать,
С теткой Матреной и с дочками отобедать,
Крыша течет, шатается половица,
Сколько тропинке мимо болот ни виться –
Всяко уткнется в яблоню у забора…
- Когда ты вернешься?
- Скоро.
Скоро.
Скоро.
Ближе к полуночи выключается телевизор.
Ночь растемнелась – страшно до слез, до визга.
Где-то палят, где-то кричат «в атаку!»
Где-то ползут прямо навстречу танку,
Яблочко на коленках у варшавянки,
Что-то про двери в лето фигачит янки,
Выйти навстречу мертвым никто не хочет…
Эй, просыпайся, кочет!!!
Утро морозит щеки девчонкам сонным.
Звон колокольцев козьих смешался с церковным звоном.
Время нестойкой клюквы, рябины пьяной,
Пляшут в саду старухи под хрип баяна.
Подле плетня Алешка стоит с Алёнкой.
Счастье дрожит дождинкой на нитке тонкой.
Время течет ржавой водой из бочки,
Буковки на квиточке.
Ненужный груз.
Узкие губы вспухли.
- Вернись!
- Вернусь...