Александр Пушкин и поручик Ржевский о Борисе Годунове
(глава особая из романа «Купеческая вдова»,
предыдущий фрагмент «I. Кому в бою тягаться с Ржевским»!
http://stihi.ru/2023/11/18/6041)
– Снимай с меня, капризный тип, опалу!
Ты видишь, Ржевский, слово я держу!
Встречай меня, ликёрами побалуй.
– Я кланяюсь сто раз подряд ежу
с совой в твоём лице. – Нескупо пару
встречай! – гость шубу снял. – Неси гитару,
Споём о том, как скучно жить зимой.
– При скопище в стране коллизий мой
Девиз: живи, как совесть подсказала.
– Тебе легко! Любимец общий, шут,
Ты над собой не ведал царский суд
И в ссылке не входил в роль партизана.
По вольнице во мне всегдашний зуд,
А дни мне огорчения несут.
– Друг Пушкин, не гляди в себя уныло! –
Воскликнул Ржевский. – Глянь по сторонам!
Не всё ж тебе гонять пером чернила!
Сухой лист это стерпит, ну а нам
Держать сухими глотки неприлично.
От дружеской пирушки феерично
Нам на душе, а брюхо всё вместит.
А кстати, чем ум творческий твой сыт?
Есть замысел поэмы небывалой
И, может быть, наклюнулся роман?
– Да, россыпь планов есть, держи карман
Открытым – я делюсь рукой невялой, –
Зубасто улыбнулся другу гость,
Чугунную поставив в угол трость.
У Ржевского отборные ликёры
Гость Пушкин перепробовал на вкус.
У Ржевского глаза – не паникёры,
Но быстро округлились: «Вот так гусь!
Пьёт крепкие напитки без закуски.
Вот это по-гусарски и по-русски»!
– Да ты трезвей гвардейца на посту!
Готов, брат Пушкин, мне начистоту
Признаться, в чём же фабула поэмы? –
Подначивал поручик поднося
Ещё графин с ликёром. – Но не вся
Тут винная подборка, ибо темы
Сюжета не коснулись мы с тобой.
– Не трогай тайн гусарскою стопой!
Тебя интересует всё и сразу,
Как в женщине?! Да ты всегда таков!
Подверг Рок тайну тёмному окрасу.
Весьма осведомлённых знатоков
Историки когда-то опросили.
Про гибель государственной России
Задумал я писать. Про смерть царя.
Открою лишь тебе и втихаря.
Архивы прошурую и, похоже,
Куски трагикомедии начну
Увязывать в сюжет свой в пику сну.
У Ржевского пошли гулять по коже
Мурашки: заговорщик – и какой
Циничный – развлекался с ним игрой!
– Артист из погорелого театра!
Пиит ты злой среди нейтральных харь!
Не рано ли хоронишь Александра?
Совсем ещё не стар наш государь.
Я как потенциальный твой читатель…
спрошу. Ты – заговорщик иль мечтатель?
Тут Пушкин рассмеялся от души:
– С напраслинами, брат, ты удружил!
С тобой хохмить сто раз в году не внове,
Но ты невольно сам себя развёл.
Я – не цареубийца, не козёл,
А мыслю написать о Годунове.
– Борисе Годунове? Что за блажь?!
А, впрочем, эпохальный антураж
Имеет с нашим временем то сходство,
Которое никто не уловил.
Мятежное какое-либо скотство
Нам дьявол поднесёт не по любви.
Случиться может всякое, предвижу.
Гвардейцы поклоняются Парижу.
Симпатий к Александру нет. Не в счёт!
Глухое недовольство лишь растёт.
А если кто извне ещё направит –
Из Лондона масоны, как всегда –
Грядёт беда с кровищей до черта!
У наших офицеров не добра вид.
А значит, не казаки и рабы
Поднять Россию могут на дыбы.
– Отпущено тщеславным в их гордыне
Не счесть тысячелетий для интриг
Самим Творцом… от древних и доныне.
Из них кто возлюбил бы груз вериг!
Но часто ли случается несчастье
Такое, чтобы пали в одночасье
Устои государства, чтоб страна
Раздробленным кускам была равна?!
Такое после смерти Годунова
Разбило катастрофой нашу Русь.
В чьи силы я, в чей… патронаж суюсь?
– Узреть такое – даже чёрту ново!
Достигла вся страна в чьём гневе дна?
– Да, мистика событий мне видна.
Загадка всех успехов самозванца
Покоя не даёт. Создать готов
Историю Лжедмитрия-засранца
Я вкратце, подложив немного дров
В огонь большого в людях интереса.
Мы вора знаем, но… не ухореза.
Монархию рассмотрим с двух сторон.
Негодника приняв к себе на трон,
Державе стать дано не скоро зрячей.
Сумев дожить до царского венца,
Приняв Державу, справедливый царь
Путь к лучшему обязан озарять ей.
– Царь должен быть, врагов своих задрав,
Для подданных правдив, для войска – здрав.
С дилемм о самозванцах снять заклятье
Желаешь, о Лжедмитрии сказав?
– Поэмы полотно стремлюсь соткать я,
Включая тьму героев. Их состав
Широк, но род Бориса – на закате,
А вор до государственной печати
И скипетра дорвётся, сев на трон.
Отрепьев артистичен, как Нерон.
– И так же, как Нерон, он кончил жутко,
Хотя не сам поднёс к себе кинжал.
Лжедмитрий так народ свой унижал,
Как будто бы утратил часть рассудка.
Нетрудно православных натравить
На всех, рискнувших ересь заварить.
– О Риме помня, рылся я в архиве,
Сопоставляя Рим и нашу Русь.
Москва обзавелась патриархией,
Что вызвало особенную грусть,
А с ней и ярость в недрах Ватикана.
Встряхнулся подлый клан! Браваде клана
Способствовал отрепьевский проект.
За двести лет тому назад про век,
Родивший смуту, знал бы я побольше.
Врагами взбаламучен был народ.
Бориса извести, Борисов род
Задумали враги отнюдь не в Польше.
Начало смуты вызвал Ватикан:
Потрафил чёрт его еретикам!
– Понятно, что не польская интрижка
Крестовый против нас дала поход.
Пиши намёком, что Отрепьев Гришка
От ангела-хранителя – урод! –
Отрёкся, взяв себе чужое имя.
– Держаться при любом резоне Рима
Чревато православному, но дик
Тщеславием расстрига-еретик.
Он посягнул на власть царя: в отрядах
Своих вёл сатанистов, как он сам.
– Фемида, прикреплённая к весам,
Позволила ему миропорядок
Разрушить, при обмане завладеть
Российским троном, стало быть, гореть
Ему в геенне огненной навечно!
– Обманщика поболее, чем треть
Народа возлюбила скоротечно,
Любить не обещая вовсе впредь.
В симпатии народ непостоянен:
С восторгом – днём, а ночью – нелоялен.
Борис познал не от меча провал.
Вор дьявольски людей очаровал!
– Греховен ты, поэт, или безгрешен,
Похож ты, или нет, на мудреца,
Но в тексте вплоть до самого конца
О дьяволе пиши, как можно реже:
Читательских насмешек избегай,
Для нас продли своей харизме рай.
– Хочу я показать, что самозванец –
Не просто оступившийся монах,
А дьяволу продавшийся засланец
На Русь – патриархии русской враг.
– Не вздумай написать об этом наспех –
Тебя поднимут в Высшем свете на смех!
Так к мистике веди и к чудесам,
Чтоб каждый сделать выводы мог сам.
К чему прямолинейно сатанистом
Отрепьева по-авторски клеймить!
Пусть ляжет тонко в тканном поле нить.
Мол, Гришка обаятелен, неистов
По степени чарующих манер.
Шекспир в одном лице он и Мольер,
Но всё – в коварстве, ради лишь коварства.
Читателю поведай, что, ей-ей
Отнюдь не от спесивого в нём барства –
Из уст исходят чары на людей.
Его благожелательность фиктивна.
– Во всём ты, Ржевский, прав. Интуитивно
Дошёл до схожих мыслей я и сам.
Лжедмитрий католическим крестам
Дорогу проложил от Ватикана
До центра православия – Москвы.
В пасть Ватикану только лишь ослы
Наивно шли. Доверчивость шикарна!
Все проходимцы, наши и извне,
На мутной поднимаются волне.
– Не зря старались псевдо филантропы,
Кричавшие: «Спасай Святую Русь»!
Лжедмитрию поверили враз толпы.
Но как на Ватикан списать?! – Не трусь.
К Истории дай больше аллегорий.
В неведомое лезешь! А легко ли
Сыграть чужую музыку без нот?!
Включи-ка ты в поэму эпизод…
Юродивый на паперти Борису
Кричит: «Ты, ты зарезал! Вот народ
Бы знал, кто жизнь царевича берёт»!
– Желая заключить со мной пари, суй
Свои советы, истине назло.
А впрочем, пусть бы исподволь росло
Сомнение в читателе: мол, кто же
Царевича сгубил со стороны,
Коль он не сам зарезался от дрожи
В падучей? Обе версии равны.
А лужи крови вытекшей – багряны.
– Но выгоду от этой мутной драмы
Использовал коварно Ватикан.
Естественно, из плана вытекал
Поход крестовый в ненависти лютой.
И против православия Руси.
– Бери и ненавязчиво грузи
Читателя намёкам без уюта
В его неподготовленных мозгах.
– Боюсь, не проскользнул бы мимо знак
Намёка моего, короче, шифра.
Героями меня кто б попрекал!
В одном – найдёт читатель дебошира,
А в Гришке – разглядит еретика.
– Опять же помни, всюду атеисты.
Поэта репутация терниста.
Безбожникам вещать о сатане
Уместно-допустимо не вполне.
– Ты прав. Аристократ, да из гвардейцев,
К поповским сказкам труд мой приобщит.
Поэма – тот же дом, что не обжит,
Коль нету постояльцев и сидельцев.
– Безбожник не заплачет по твоей
Поэме: в атеизме жить вольней…
Юродивого вставлю. – «Бедный Йорик», –
О нём не станет ржать читатель твой.
– Дружище Ржевский, ты по жизни – ёрник,
А ныне философской головой
Советы подаёшь мне здраво-мудро.
– Монахов разнимал я. Глеб Фому драл,
За то, что тот не хаял Ватикан.
Глеб дал Фоме прочухать в мате грань
Меж глянцем Ватикана и изнанкой.
Начитанный донельзя этот Глеб
Подробно мне донёс, в чём был нелеп
Фома-невежда. Справиться с вязанкой
Не смог бы Ватикан, но, разобщив
Народ наш ложью, что Димитрий жив,
Добился враг того, что самозванец,
Побитый и, казалось бы, совсем,
Добрался до Москвы и сел, мерзавец,
На царский трон! Такая карусель.
О кознях и грехах иезуитов
Глеб-дока из плеяды эрудитов
Мне многое ещё порассказал.
Марина Мнишек – не на раз коза –
Крутила самозванцами, а после
И замуж под Заруцкого пошла,
Такого же наёмного козла.
– Ты истину нисколько не опошлил.
Теперь мне ясно, чей ты ученик.
Монах сей Глеб – не Клио ли жених?
(продолжение в http://stihi.ru/2023/11/24/3251)