(Из ранней лирики. Фрагмент романа-трагикомедии «Евгений и другие».
предыдущий фрагмент «Не скучал в ту ночь Онегин...»
http://stihi.ru/2023/11/28/5994)
– Извечно эти ловеласы...
Как тип бессовестных мужчин...
Используют нас, как матрасы.
Как их подстилки, мы влачим
Для них своё существованье
И нет нам, глупым, оправданья,
Как нету оправданья им!
Гляди, коль хахалем твоим
Захочет стать такой пройдоха,
Как Вовка Ленский, например!
Он сердцеед и лицемер!
Уж лучше рядом пса бульдога
В постель с собою спать клади
Иль вовсе честь свою блюди,
Чтоб и к тебе без притязаний…
Мы, чай, не девки из Рязани!
Им лишь амурами плати!
Пусть мы из грешной плоти сами –
Никто не ангел во плоти –
Я с желторотыми птенцами,
С уездными-то женихами,
Его в один не ставлю ряд.
О нём такое говорят!
Такому не клади в рот палец!
Обворожительный мерзавец
И развращённости фанат,
Любую соблазнить он рад,
При этом бегая, как заяц,
От обязательств и венца.
Управы нет на молодца.
– Я слышала, он стал красавец:
Красноречив и с виду агнец.
– Себе средь дам он ищет мест.
Им практикуемый наезд
Хорош не только для охальниц.
Девицы, падкие на лесть,
Сближенье с ним сочтут за честь.
– О нет, не надо и задаром!
Не поддалась бы, приударь он
За мною, даже и не раз…
– Да вот он – хищный ловелас!
Заметил нас. Идёт сюда он!
Беда – он в жертвы выбрал вас!
Я прочь немедля б убралась,
Ведь озабочен он, как даун!
Бесчинств его не угадаем!..
. . .
…Рассмотрим Ленского. Орфей
В нём мог развиться, право слово.
Но восхвалять талант рисково.
Талант не значит корифей…
…Душа героя – пыл без крова.
Знал с юных лет он ушлых фей.
Отныне жить пытался ровно…
…Противоречий – тьма! Славней
Его черт тут… нет, безусловно.
Как жертва общего злословья
Он популярности своей
Впредь не терял, дыша вольней.
Он чистоты душевной жадно
Искал, но рыскал… деликатно…
…Не прикрывай уста вруну –
Соврёт, что Ленский в жизни скушен…
…Привык ли ты к масштабу ню,
Иль лишь к мечтам о нём досужим –
Жди женских чар, но к табуну
Гривастых чаровниц не суй сам
Нос любопытный, как в бою!
Придут – не поведи и усом,
Иль даже стань гусаром-трусом…
…Любил ли Ленский кабалу
Чар до оскомины любовной?
От ярких женщин на балу
Один и тот же стих альбомный
Имел для откупа герой.
Под тканью же рубахи – рой
В душе тех грёз неистребимых,
Что пишут женщин лишь любимых…
…Среди овечек ты – пастух,
Для пахоты – имеешь плуг,
Ну а к русалкам – выйди Лешим…
Когда достаточно был грешен,
Сбрось груз грехов и стань, как пух…
Что зачесалось, то и чешем:
Язык. Чтоб молча не опух…
…Гость не жужжал, как майский жук.
Владел он тенором нежнейшим.
Когда под свой сердечный стук
Владимир Ленский – майский жук –
Не реагировал на женщин,
То помнил, как папаша вслух
Навёл на отпрыска испуг:
«Тебя зарежут без ножей, сын,
Развратом бабы – бойся сук»!..
…Гость не выскакивал из брюк…
…Сияли глазки голубые
И томно карие влекли.
Короче, женские любые
Круги призывней раза в три,
Чем смешанные и мужские,
Володю взорами крестили.
А безграничны ли, узки ли
Запросы флиртовавших дам,
Не ведал Ленский. Ожидал
Чего-то большего он смутно.
Мечтаний тайна неподсудна
Аж самому ему, хотя
В контрасте с грёзами подспудно
Жизнь изначально – скукота,
Когда копируешь кота…
У Вовы длинные ресницы
И дух романтика в глазах.
Чуть углублённые глазницы –
Дворянства северного знак…
«…Ценитель с мастером разнится.
Секрет ремесленный – важняк, –
Поэт – пиит и в новостях. –
Да, жил, мадам, я за границей
Немного дольше, чем пустяк.
Жить долго – это не в гостях…
Но не успел я породниться
С семьёй саксонских мастеров.
Свои секреты на засов
Те прячут дружно и традиций
Отнюдь не склонны нарушать», –
Холодный вылил он ушат
На собеседницу-соседку,
Смоленскую полу-эстетку.
Но та продлила разговор:
«О, Вальдемар, как я надеюсь,
Что весь саксонский мой фарфор
Вы не воспримите за вздор,
Ведь с виду он – такая прелесть!
В отлучке будет муж Корней
И свёкор – оба грамотеи
В любой охотничьей затее…
Так приезжайте же скорей!
Нельзя же выглядеть скромней
Вам, чем вы есть на самом деле»!
Соседка Ленского в сердцах
Вновь зазывала (не в постель ли?)
Володю на свой риск и страх.
Но всем отказ в его устах
Сам Бог озвучивал в гостях.
От слёз у дам глаза блестели…
…Кто в женских душах кавардак
Сам не доводит до безумий,
Тот и в себе отверг бардак.
Покинуть дремлющий Везувий
Герой всегда мог, как Спартак…
...Переполох твори, но плавно…
…Поэт налево и направо
Легко раскланивался так,
Что дамы млели, как шалавы.
Душа героя не в затяг
Ещё вдыхала ароматы
Игривых дам, а те и рады
На Ленском тешить женский взор.
Амур – не только ревизор,
Внедрённый в женские отряды…
Глаза у гостя не хитры,
Но он Амуру нос расквасил,
Чтоб от стрелка не ждать стрелы.
Дразня дам – нашим рад и вашим –
Дарил вниманье до поры
Им гость подобием аванса.
Мужской и женский чти полы…
«…Мадам, достоин я хулы.
В цене фарфора и фаянса,
Как и в подделке их, увы,
Не изучил я всех нюансов…
…Мадам, слова петь о любви
Я ради ваших реверансов
Посмею с вами визави
Лишь из классических романсов.
Надеюсь, вами я прощён.
Мой не коснётся штопор жён
Соседей, будь те хоть мещане…
…Сударыня, я впрямь польщён
Столь щедрым вашим обещаньем
Продлить знакомство наше. Жаль мне
Лишь остолопа муженька.
Он одевает вас в шелка.
На случай всякий бы пожарный
Не загорался бы бездарно
Огнём я даже и слегка»…
Всем дамам кланяясь невольно,
Владимир дальше шёл проворно.
«…Позвольте, дамы, пожелать
На вечер вам блистать, как стая
Жар-птиц. Стих мысленно верстая,
Я приведу вам позже ряд
Примеров вашего блистанья…
…Мадмуазель, я вам – как брат,
А флирт – иной, увы, обряд…
…Простите, не посудовед я,
Чтоб про фарфор продолжить речь…
…Мадмуазель, до новых встреч…
…Пардон, мадам, спешу до ветра…
…Мадмуазель, навек я ваш,
Но не сегодня. Я – не паж», –
Владимир, криво улыбаясь,
Ходил в гостях из зала в зал:
Не раздувался, словно парус,
Но и улиткой не вползал.
«Как суетливо похотливы,
Но лицемерны и шкодливы
Все, кто до сборищ жадны тут,
Кого собранья не гнетут.
Толпа – рассадник скучных правил.
Такую я бы не возглавил,
Зато покинул бы стремглав.
Не импонируют мне снова
Ни разбитные Свистуновы,
Ни осторожный Нулин граф.
А сам… я Божий чту устав»...
На стыке самоутвержденья
И красованья пред толпой
Герой добился отверденья
Не только взора: «Я – крутой», –
Но и своей холодной воли.
Гнездо чужое родовое
Не то чтоб принял за своё,
Но посягал в нём на звено
Лишь центровое: гость – от Бога.
Такой не мается виной.
Он – сливки града над Невой.
Такого пестует эпоха.
Загадка сам он по себе,
Не затеряться чтоб в толпе.
Поэт, к гуляниям не склонный
(Вернуться в прошлое трудней),
В одну Эвтерпу лишь влюблённый,
Скучавший в обществе людей,
Бал посетил без компаньона
И без каких-либо затей,
Держась за собственную тень.
(В навозе рай для шампиньона –
Грибную шляпку лишь надень.)
Стихи писать уединённо
Бог помешал ему в тот день.
Быть на балу определённо
Желанья не было, а лень
Превозмогал с трудом он, сонно
Воображая чёрный день
Среди кокеток и каналий…
Ни завсегдатай, ни экстерн,
Одну из местных вакханалий,
Пародию на бал в Версале,
Гость посетил не ради стен
Или амурных перемен,
А из симпатий к Свистуновым.
(Тут бал не то что на Неве –
Как есть, довольствуйся хреновым.)
От них он, не кичась уловом,
Имел уж не одну, а две
Записки с «Рождеством Христовым!»,
Мол, рады с юношей бедовым
Войти в союз на много лет…
…Несклонный брать пример с комет,
Имел отзывчивость поэт…
…Гулять всю ночь на всем готовом?
Как не прочесть, чтоб дать ответ!
Ну, вот вам сельский быт кондовый.
В записках принужденья нет.
В них – просьба осчастливить свет,
Явив на вечер к Свистуновой
Себя в лице персоны новой.
Гость, тень былого Казановы,
Не соответствуя молве,
В раздумьях ехал мили две:
Не отказать ли Свистуновым?
Почти как мученик с терновым
Венцом на светлой голове
(Без дам три месяца говел!),
Хозяев не дразня отказом,
Он въехал юным светлым князем
Славянских смешанных кровей
В усадьбу с чувством отторженья,
Хозяйке сделав одолженья.
Сперва ей спел, как соловей,
Он мадригал из уваженья,
Затем в порыве услуженья,
А не предлогом для сближенья,
Ей настрочил в альбом стишков…
…Бал – это старт в мир прегрешений.
По залу, полному движенья,
Шуршанья, говора, смешков,
Привычных знаков уваженья
И приглушённых матерков,
На фоне мэтров совращенья,
На фоне прочих женишков
Брёл, охладевши к согрешеньям,
Брёл с запоздалым сожаленьем
Он загрустившим мудрецом,
Лишённым голоса певцом…
Как будто в битве с ожиреньем,
Дышал он, словно пред концом,
Сам путь свой вымостив презреньем.
Но вот, покончив с размышленьем,
Он очарован был лицом,
Внезапно с пылкостью изрядной
Его узнав в толпе нарядной.
Гость улыбнулся – добрый знак:
К подруге детства ненаглядной
Он пригляделся и обмяк.
Досель в поступках аккуратный,
Свою хандру всю об пол – шмяк! –
Решил он, ускоряя шаг,
Пробраться к обретённой цели.
Неужто Ольга?! В самом деле.
Когда успела подрасти?!
Раскланиваясь с полпути
С подружкой и её соседкой,
Поэт свою проносит плоть
Сквозь плоть толпы. Сумев вспороть
Заслон, он попадает метко
Спустя мгновение к ногам
Отнюдь его не ждущих дам.
Мадам вдовой была. Гулёна
Покойный муж устал жить с ней
И счёл, что Смерть и то жирней,
Чем злюка желчная супруга.
Смерть прибрала его. Хапуга!
Давно муж в прошлом и, ей-ей,
Земля, как говорится, пухом…
…Итак, отнюдь не на пари,
Гость возжелал уж до зари
Жить страстью – дрогнула б Верона!
Всё повидавшая матрона –
Наставниц Ольги хоть соли –
Всё рассмотрела до микрона
В лице «нахала». Отзови
Его в тот миг другие гости,
Она б и им, шипя: «Прохвосты», –
Ярлык пришила кобелей.
Со зла белил своих белей,
Она бросала взоры криво
И лик свой веером прикрыла.
Владимир подкатился. Змей?!
А этим временем Татьяна,
Она ж – царевна Несмеяна,
Очами выразив тоску,
Их закатила к потолку.
Вокруг толпились женишата –
Татьяна взорами зажата…
Им бы, как есть, молодняку,
Лежать по-римски на боку,
Любуясь Таней, сколь угодно…
– А вот и наш гусар из Гродно –
Влюблённый Серж! Я рыбаку
Рад как рыбак…
– Мерси боку!
Мишель, ославишь ты стоглотно!
Ты самосаду табаку
Подобен в злости…
– Мне вольготно
Дерзить такому кобельку.
– Ты, не сказать, что безысходно,
Острил не в меру так охотно,
Что денщика за*б Луку!
– Я не такой уж живоглот, но
Скажу, как шпора каблуку:
Моя колючесть всепогодна,
Как чья-то жёсткость на лугу.
– Сравнимся, как тебе угодно…
– Задам вопрос не сопляку.
Ужели нашего полку
Настолько прибыло сегодня,
Что нас рассудит только сводня
Или повальная дуэль? –
Поддел соперника Мишель.
Серж подобрал ответ проворно:
– Уж я-то чувствую просторно
Себя и ныне, господа!
Не тот пошёл соперник…
– Полно!
Есть Ахиллесова пята
И у тебя: тебя топорно
Бог сотворил и нам подал.
– Ну, это всё довольно спорно…
– Тебе признаюсь непритворно,
Чтобы надежд ты не питал
И в облаках бы не витал:
Татьяна мне – почти невеста.
Твоя напрасна суета.
В амурном деле завсегда
Что-что, брат, а уж перевес-то
Имею над тобой давно.
Тебе быть первым не дано.
Ты для неё – пустое место!
У нас же с ней – заведено
На людях скромничать невинно,
А тет-а-тет мы, как лавина,
Сметаем жалкие табу…
– Будь правды даже половина,
Я всё равно, брат, отобью
Враз у тебя Татьяну!
– Пью
Друзья, шампанское за то я,
Чтоб время юности златое
Мы не расходовали зря
На жеребячество пустое
И дрязги, пусть и не со зла…
Внимая бравому корнету,
Как есть, крестовому валету,
Татьяна чудом не сползла
По стенке на пол, крайне зла.
Претерпевая вдоволь эту
Дань женской чести от козла,
Татьяна вскорости внесла
В беседу собственную лепту.
(Тусовка, скажем по секрету,
Кляла хвастливых вожаков.)
Татьяна в обществе щенков,
Их отвергая поголовно,
Невольно слышала дословно
Гусарский спор двух пошляков.
Намёк Мишеля на альков,
Который якобы с ним Таня
Делить любила неустанно,
Её шокировал: размах
Бравады юношеской слишком
Приближен был к его мыслишкам:
Не показать, что дело швах.
Сердясь на всех, кто был в штанах
И не рисуясь совершенно,
Татьяна в гневе хорошела.
Заход, руки разящий взмах…
Запанибратски на глазах
У остальных она Мишеля
Взяла едва ли не за шею
И вспять направила стопы.
Он вышел с нею из толпы,
Польщён, но и растерян явно…
Ей с ним разделаться – пустяк!
Хлебнёт он Таниных атак,
Чтоб из себя не корчил фавна.
Татьяна сдержанно и плавно
С ним отступила чуть, но так,
Чтоб слышали другие фавны.
– Вы развлекли меня недавно –
От смеха трудно засыпать.
Надеюсь, будете опять
Вы откровенны и забавны.
Мне вновь расскажите, как славно
Вы в детстве писались в кровать,
Всё умудряясь заливать?
Прошла совсем ли ваша хворость?
Один такой вы на всю волость.
(Толпа внимала, не галдя.)
Ваш стиль претит порой, хотя
Журить не смею за фривольность
Вас, откровенное дитя.
Во мне есть жалости черта.
На откровенность иль на роль злость
В меня не входит ни черта...
(продолжение в http://stihi.ru/2023/12/03/6619)