Неистовый ливень ожесточённо хлестал по стеклу. Щётки не успевали сбрасывать напор разъярённой природы. Свет фар впитывался в мокрый асфальт без надежды на хоть какую-нибудь ответную реакцию. «Буханка» мчалась к месту дислокации. Это был подарок воинам от команды волонтёров, созданной другом Егора. Три часа назад Егору позвонил Данила и попросил зайти перед отъездом.
— Горка, — с трудом выговорил Данила из-под одеяла, — у меня температура под сорок, а пацанам нужны медикаменты, броники, коптеры. Я не скоро выкарабкаюсь. Нас пока мало и серьёзную помощь мы оказать не можем, так что этот уазик с грузом — всё, что нам доступно на данный момент. Среди нас пока нет человека с «правами», кроме меня, а я, как видишь, не в состоянии проехать даже сотню километров, не говоря уже о тысячах. Тебе всё равно туда, страховка открытая, оба бака заправлены под завязку и пара канистр на всякий. Вот документы на груз. Выручишь?
— Дань, ты чё? Конечно! Куда доставить?
— Всё равно… Хоть в свою часть… — немного задыхаясь прохрипел Данила.
Они скрепили договор крепким рукопожатием и Егор, подняв руку и тряхнув сжатым кулаком на прощание, захлопнул входную дверь. Новенький «бухантер» стоял у подъезда. Поворот ключа и у правого локтя достаточно шумно, но ровно забубнил оживший двигатель. Дорога была дальняя, но Егору не в первой мотать тысячи в любое время суток. Дождь усиливался, хотя казалось, что сильнее уже некуда, засверкали небесные мегавольты, освещая практически непроглядную тьму. Луна, звёзды… Было бы неплохо, но по факту только ливень и никак не помогающие фары разве что обозначали габариты при встречном разъезде. Лесная дорога была бы красивой, если бы её было видно. «А что такое — сон? — задумался Егор. — Кто-то утверждает, что это часть пережитого, кто-то уверен, что во сне может быть предупреждение, кто-то считает, что это скрытые желания… Много разных гипотез, но что это на самом деле? Вот мне сегодня приснился сон, что у меня угнали машину и я её так и не смог найти. Это что, моё скрытое желание? Чушь! Пережитое? Да у меня никогда не угоняли. Или предупреждение о потерях? Но у меня давно нет машины, разве что эта „буханка“, которая даже и не моя…»
Ниоткуда на обочине появился «голосующий» человек. Он был промокший до нитки и Егор понимал, что на этой безлюдной дороге человек может простоять не один час. А что потом? Тяжёлая болезнь, возможно, с летальным исходом. Как врач, Егор не мог этого допустить и остановился. Сдавать назад не рискнул, так как видимость отсутствовала полностью и можно было сбить бедолагу.
— Спасибо, — откашлявшись произнёс насквозь промокший мужчина, — подвезите куда-нибудь до цивилизации. Я заплачу.
— Садитесь. Денег не надо.
— Моя машина сломалась в лесу, а мне срочно нужно в город. Неудобно даже просить, но можно побыстрее?
— В такую погоду? Хорошо, сделаю всё, что смогу, — и Егор нажал на педаль.
Первый поворот на незнакомой трассе заставил сердце забиться чаще. «Так. Скорость надо снижать. Это не дело», — немного успокоившись, подумал Егор, но плестись под сорок, что было бы правильным, не давало чувство, что он и не с таким справлялся, да и просьба пассажира. «Сотка — нормально. Прорвёмся!» — подумал Егор и снова нажал на педаль.
Он ещё не имел достаточного опыта, чтобы знать — лучшая скорость та, которую самостоятельно держит нога, а не та, которую хочешь. Его уверенность подкрепляли успешные экстремальные прохождения опасных поворотов в практически нулевой видимости.
Очередной поворот осветили фары встречной машины, возникшие где-то слева, но было уже поздно — поворот был неожиданный и слишком крутой. Визга тормозов не было, хоть педаль и «согнулась» под давлением ноги. «Буханка», не изменяя скорости, «проплыла» по остатку асфальта и нырнула в кювет. Кусты, деревья… «Етит твою ты за ногу! Не довёз! Как же теперь пацаны?» Это были последние мысли перед ударом о дерево и вылетом через лобовое стекло.
***
На несколько секунд придя в сознание, Егор открыл глаза. «Сколько времени я провалялся?». Дождь не стихал и крови на глазах уже не было, но Егор явственно ощущал, что на глаз течёт не только вода. Хотел вытереть, но рука остановила эту попытку нестерпимой болью. Во рту чувствовалась соль, дышать было почти невозможно. Кашель пронзил грудь, как кинжалом. Как хирург, Егор понял, что сломанная рука — это не самое страшное. Ребро, повредившее лёгкое, и, судя по всему, оставшееся в нём, не даст дожить до утра без оперативной медицинской помощи. Отхаркивающий кашель снова лишил его сознания.
— Как Вы себя чувствуете? — услышал Егор, открыв глаза и увидев расплывающийся силуэт, — не бойтесь, можете говорить, это не причинит Вам боли.
Егор с опаской медленно вздохнул. Боли действительно не было. Осторожно он втянул холодный воздух ещё несколько раз. Никакой боли. Он вытер рукой лицо и с удивлением понял, что рука нормальная. Зрение вернулось полностью. Над ним склонился мужчина средних лет обычной наружности. На столько обычной, что составить его словесный портрет Егор бы не смог.
— Вроде, нормально. Что с машиной, — подтянувшись к дереву и облокотившись на него спиной, спросил Егор.
— В порядке. Только без стекла. Оно оказалось калёным и рассыпалось в семечи. Остальное не хрупкое.
— Там же всё намокнет.
— Вас только это интересует? — улыбнулся незнакомец, — не беспокойтесь, бронежилетам и коптерам вода не причинит вреда, лекарства в блистерах, ампулах и баночках, а бинты и пакеты экстренной помощи уже высохли.
Егор посмотрел в сторону уазика. «Бухантер» стоял целёхонький, только без лобового стекла. Ну разве что полосы на краске выдавали места, где металл был покорёжен, порван и смят. И ливень его не касался, как и Егора с его собеседником, хотя дорогу заливала разбушевавшаяся стихия.
— Как это? — только и смог произнести Егор, оторвав взгляд от машины и взглянув на «обыкновенного» мужчину.
— Любой металл достаточно податлив внешнему воздействию. Вы удачно вписались в дерево. Внутренности почти не пострадали. Это я о машине. Вот стекло восстановить не получится.
— А я?
— Человеческие ткани тоже легко восстанавливаются, если клетки не деградировали. Даже легче, чем металл. Они сами регенерируют, надо только помочь, ускорить процесс. Я специально не приводил Вас в сознание, пока не срослись кости и не регенерировали мягкие ткани, чтобы Вы не навредили себе преждевременными физическими нагрузками. Теперь можно. Вы куда направляетесь?
— На юго-запад, — осторожно произнёс Егор, не уточняя конкретного места, так как был хоть и хирургом, но военным.
— Подвезёте? Нам немного по пути.
— А я смогу?
— Конечно. Ваша нога, хоть её и пришлось собирать по частям, в полном порядке. Впрочем, Вы об этом, скорее всего, и не знали. Кстати, язвы желудка у Вас тоже нет. И не будет.
— А желудок будет?
— Юмор констатирует о Вашем полном выздоровлении, — засмеялся незнакомец, — в том числе и психическом. Ну что, едем?
— Если не боитесь промокнуть без стекла, то едем.
— Ну не промокли же до сих пор, — улыбнулся «спаситель», — только не гоните. Всё равно уже опоздали.
— И действительно, ни капли не падало ни на Егора, ни на его собеседника. Сев в машину, они легко выехали из кювета. Ливень шёл метров за сто от уазика, ветра тоже не было, словно машина ехала под невидимым куполом, но мокрая дорога всё равно не отражала света фар, как будто их и не включали. По дороге познакомились, хотя Егор почему-то был просто уверен, что Глен — так звали его спасителя — и без этого знал его имя.
— Сколько времени я был без сознания?
— Почти три дня.
— И за это время у меня срослись все кости?
— Не только. Быстрее не получилось — слишком сложные переломы.
— А что Вы делали эти три дня?
— Лечил.
— Как?
— Я тоже врач в некотором роде.
— А как мой пассажир?
— Он в порядке.
— Где он?
— Ушёл.
Егор не задумался — откуда Глен знает, что он врач, куда делся пассажир, почему не пострадал, как в такой короткий срок наступило выздоровление. Его не отпускала другая мысль. Он понимал, что должен был умереть, но выжил. Значит что-то пошло не так и будущее изменится. Он не должен был привезти гуманитарный груз. На этой машине не должны были спасти раненых, которых теперь спасут, кто-то не должен был выжить, но теперь выживет, значит кто-то из противников должен был выжить, но теперь погибнет от руки выжившего, не родит детей. Пусть враг, но он такой же человек, и главное — теперь всё пойдет не так!
— Не думайте об этом, — услышал он голос Глена, — Вы не должны были погибнуть. Это вмешательство извне. Вы не задумались, откуда взялся Ваш пассажир, если к трассе не примыкала ни одна лесная дорога? Так что всё в порядке, теперь всё так, как должно было быть.
— А Вы как здесь оказались?
— Моя спальня находится метрах в ста от того места, где я Вас нашёл, — улыбнулся Глен.
— Ничего не понимаю. Спальня в лесу?
— Это сейчас здесь лес, а потом будет жилая зона.
— Но как…
— Давайте сменим тему. У Вас есть мечта? — спросил Глен.
— Не сказал бы, что мечта, но хотелось бы вернуться в детство. Не стать снова маленьким, а просто попасть туда, где я вырос. Нет, я был недавно в старом дворе, но там всё иначе. Уже нет высокого ангара размером с двухэтажный дом, с которого, забравшись сначала на забор, с него запрыгнув на рядом стоящее дерево, а потом с дерева на крышу, мы прыгали в глубокий сугроб, полностью тонув в снегу, и выбирались, прокапывая руками тоннель или окоп. Нет снежных крепостей, из которых мы закидывали друг друга снежками. Нет дощатого теннисного стола со щелями, от которых шарик отскакивал в непредсказуемом направлении, нет вытоптанной лужайки для игры в ножички, нет площадки для лапты, на которой мы играли битами, сделанными из досок ящика, и чижика, сделанного из углов того же ящика. На этом месте, где был только самодельный некрашеный турник, стоит современная спортивная площадка с отличными тренажёрами. Огромная, как нам тогда казалось, берёза давно сгнила и некуда привязывать качели из бельевой верёвки. Кабели уже не валяются на дороге. Не из чего делать рогатки, пульки к ним, а из телефонных кабелей уже никто не плетёт разноцветные браслеты, ручки и прочие мелочи, по причине отсутствия тех самых кабелей. Там, где был магазин «Юный техник», теперь запчасти для иномарок. А так хочется иногда склеить пластмассовую модель самолёта из набора деталек или выстругать яхту, поставить на неё парус, микромоторчик с батарейкой или просто натянуть под дном венгерскую резинку от носа к винту из консервной банки, закрутить её и пустить кораблик, пока она полностью не раскрутится. Конечно, нужно руль поставить немного в сторону берега, чтобы кораблик вернулся. А змей? Я так давно не запускал змея к облакам…
***
Глен проснулся, как обычно, в девять.
«Интересный сон, — подумал он, взглянув на потолок с изображением солнечного утра, которое меняется в зависимости от времени суток, — я врач? Да, я могу восстанавливать первоначальный вид металла, могу восстанавливать живые ткани, но я никогда этим не занимался, хоть и пробовал в детстве ради интереса. Но не на людях. Люди давно не болеют. Я — музыкант, композитор, но не доктор. Это отжившая профессия. Каждый может себя вылечить сам. Да и от чего? Разве что от травмы, — думал Глен, лёжа в кровати, — а ведь во сне я искренне считал, что всё происходит на самом деле. И Егор считал, что он живёт, что-то делает, кому-то помогает, кого-то лечит, кого-то любит, а по сути он просто плод моего воображения. Может, я и сейчас сплю? А проснувшись подумаю: интересный сон». Эта мысль увлекла Глена и он продолжал размышлять. «Все что-то делают, куда-то спешат, а кто-то просто валяется в постели и считает, что поймал за хвост неординарную мысль», — улыбнулся Глен и не отпустил эту, как ему казалось, достойную размышлений гипотезу. «Может, я из прошлого и фантазирую о будущем, которое представляю именно так, как это происходит сейчас. А может и наоборот. Может, я более высокоразвитый индивидуум и мне снится то, что я когда-то где-то прочитал, увидел в каком-то архивном фильме и это всплыло в моих сновидениях. Конечно, сновидения, как правило, обрывочные, состоят из разных эпизодов, не относящихся друг к другу, но, находясь внутри этих эпизодов, я не считаю, что это огрызок целого. Только проснувшись, я понимаю, что это были короткие отрезки. Может, я и сейчас вижу сон в котором размышляю о приснившемся. Сон во сне. Забавно. А может, Егор — это я в прошлой жизни и эти воспоминания всплыли из моей памяти? Да нет. Во сне же был и я теперешний. Хотя, понять игру неконтролируемого во сне мозга невозможно. Он, мозг, мог и объединить прошлое с настоящим. Пока никто не опроверг реинкарнации, а значит она возможна. Однако, надо продолжать жить, пока не проснулся, — с улыбкой подумал Глен, — а над этим пусть ломают голову философы».
Жена Глена, как обычно, по будням, встала немного раньше и ушла в школу живописи обучать детей этому необыкновенному искусству. Научиться преподавать — можно, но нельзя научиться тому, чтобы дети не ощущали, что их чему-то учат, чтобы это было для них естественным. Это призвание, такие возможности даны не всем, как, впрочем, и любые другие. Не каждому дано изобретать технические новинки, не каждому дано придумывать программы для роботизации, не каждый может писать стихи, музыку, да много чего дано одним и не дано другим. Каждый делает то, что хочет, а не то, что приносит материальные блага, как было много веков назад.
Виртуальная секретарша, материализовавшись рядом, сообщила, что завтрак будет готов через пять минут. Глен попросил подать через полчаса. Он решил себе устроить лежачий день, немного поваляться. Писать не хотелось, да и ничего не приходило в голову, а создавать просто набор звуков ему было не интересно. Он, впрочем, как и все остальные, не занимался производством. Всё это делали машины. Люди занимались творчеством, создавали произведения искусства: писали стихи, прозу, музыку, картины, создавали скульптуры, программы для машин, играли в театрах, снимали кино, занимались спортом, научной деятельностью в разных областях. Дома строили роботы, как и аэромобили, морские и речные суда, астролёты. Да и самих роботов тоже делали роботы. Люди только меняли им программы, в зависимости от поставленных задач. Конечно, для передвижения можно воспользоваться левитацией или телепортацией, но чем заменить, скажем, прогулку на яхте, наслаждение плеском волн о крутой борт, крики чаек, лёгкий бриз? Да, палубу моют тоже машины, но никто не мешает это сделать по старинке. А что заменит прогулку на круизном лайнере по бескрайним просторам океана в компании близких или даже незнакомых людей? Так что обычные средства передвижения тоже нужны. К тому же, проще и удобнее воспользоваться аэромобилем, задав ему нужную точку прибытия, и расслабиться в удобном кресле.
«Я сегодня задержусь, — прозвучал в голове Глена голос жены, — у нас детский конкурс на лучшую картину о неизвестной планете».
«Хорошо, — ответил Глен, — а я решил сегодня понежиться в постели».
«Эх ты! Лоботряс!»
Глен почувствовал заливистый смех, хотя не видел и не слышал любимую. Мысли, не важно на каком расстоянии, тоже передают эмоциональную окраску. Хотя, кое-где ещё используются кабели из оптоволокна, но они уходят в прошлое, так как люди давно общаются направленной передачей мысли, а беспроводная передача теле и радио сигналов ни в чём не уступает оптоволоконной ни по скорости, ни по качеству.
«А не сгонять ли в прошлое, — подумал Глен, — в то, которое я видел во сне? Вернее, не в то, а немного раньше, где дощатый теннисный стол и некрашеный турник».
Глен попросил виртуальную секретаршу подать завтрак, сдвинул одеяло и при помощи телекинеза переместился в ванную. Приняв холодный душ он направился в столовую. "Пойду теперь своим пешком", - улыбнулся Глен, так как столовая была рядом. Сев за стол и отключив мысли от возможного путешествия во времени, он с удовольствием приступил к трапезе.
Сытно позавтракав, Глен медленно левитировал к дивану в зале, по пути нажав несколько клавиш на рояле.
«И всё же, почему бы не смотаться? В астрале, конечно, чтобы ничему не навредить. Просто посмотреть и всё. Хотя бы узнаю, зачем запускать змею в облака, что такое рогатка, для чего нужна и как её сделать из оптоволокна».
Развалившись на диване, не ортопедическом, которые давно ушли в небытие, а на мягком, удобном, Глен задумался: «А почему, собственно, я должен куда-то перемещаться? Это же просто сон, происхождение и значение которого до сих пор не осилили лучшие умы в области философии, физики, химии, биологии, медицины. Может, ничего этого и не существует. Впрочем, почему бы не сделать что-то здесь и сейчас? Я же могу попробовать сделать яхту из куска древесины. Конечно, гораздо проще воспользоваться 3D принтером, но из дерева! Это довольно интересно».
Не зная, где взять нужный кусок древесины, Глен так и остался лежать на диване. На улице было солнечно и Глен любовался разнообразием зелёной природы, не понимая, как можно спилить дерево ради какой-то поделки, ведь деревьев не так и много, как вдруг увидел, что к окну приблизилась шаровая молния диаметром около полуметра. «Хорошо, что окна закрыты, — подумал Глен, — иначе последствия непредсказуемы. И откуда она взялась в ясную погоду?» Но молния прошла сквозь многослойное стекло, будто его и не было.
— Я не молния, — возникло в голове Глена, так как направленная передача мыслей на расстоянии появилась у человечества пару веков назад.
— А кто?
— Как бы Вам объяснить… Я, можно сказать, из Вашего будущего. Я энергия в чистом виде. Если хотите, я могу принять форму любого, знакомого Вам существа или предмета.
— Нет. Пожалуй, мне проще общаться с шаром, чем с медведем или гитарой, — овладев собой подумал Глен, — и что Вы здесь делаете?
— Путешествую, если можно так выразиться. Для меня нет ни времени, ни расстояния. Это немного скучно, когда тебе доступно всё. Захотел оказаться на какой-то звезде, не важно, на каком расстоянии, и через мгновение ты уже там. Никаких тебе космических кораблей, длительных перелётов. Просто увидел, захотел и перенёсся.
— А как же скорость света?
— А так же, как и телепортация. Просто для телепортации вам нужно «видеть» точку, в которую вы хотите телепортироваться, а мне нет. Только и всего.
— Так просто?
— Вы же не удивляетесь, что можете телепортироваться при помощи только мысли, а когда-то для этого вам нужны были сложные приборы и механизмы.
— Да, это так. В древности людям приходилось даже изучать разные языки, чтобы понимать друг друга, а теперь такой проблемы не существует и профессия переводчика канула в Лету, как и профессия врача. Мир движется вперёд. А откуда Вы к нам пожаловали?
— Отсюда.
— В каком смысле?
— Я просто переместился во времени.
— А в будущее можете? Нам это пока не дано. Наши «большие умы», с помощью техники, конечно, могут только смоделировать будущее, заложив в основу развитие планеты на протяжении нескольких веков, и делают это периодически, что позволяет исключить фатальные ошибки в действиях. Благодаря изучению нескольких возможных сценариев развития они увидели, что в предполагаемом будущем люди постепенно отдали автоматам всё. Не надо было ничего делать. Даже благоустраивать города не имело смысла, так как люди перестали выходить из дома, наблюдая за тем, что находилось снаружи через стены-экраны, сидя в удобных массажных креслах, а на экране можно было показать и море, и лес, и дома, и дороги, и скверы, и памятники, любые художественные кинофильмы из прошлых веков и созданные роботами, в общем, всё, что пожелает зритель. Системы жизнеобеспечения создавали в домах нужный микроклимат, так что полностью отпала необходимость в растительности и инфраструктуре. Постепенно они теряли вкус к жизни, так как со временем не нужно было даже потреблять пищу — автоматы внутривенно снабжали людей всеми, необходимыми для существования, микроэлементами и люди погружались в состояние полусна, из которого уже не выходили до самой кончины. В какой-то степени они стали похожими на растения, за которыми ухаживали в элитной оранжерее. Это было доведено до широкой общественности и люди наотрез отказались от такого будущего, на основании чего правительство приняло определённые решения, чтобы этого избежать. Мы доверили машинам только сферу обслуживания, да и то частенько готовим пищу сами, а на аэромобилях оставлено ручное управление, хоть автоматика и вмешивается в критических случаях. Возможно, электронный композитор создаст музыку, более гармоничную, чем смогу я или электронный художник, с помощью выверенных линий и заранее зная результат, к которому он хочет прийти, напишет идеальную картину, а электронный певец не отклонится ни от одной ноты ни на тысячную тона, но я не хочу смотреть на картины, созданные железякой. У человека появилось столько возможностей, о которых древние только мечтали, и мы не хотим от них отказываться! А о скольких мы ещё не знаем! Мы уже научились понимать мысли млекопитающих, но есть ещё и рыбы, птицы, насекомые, наконец. Да и млекопитающим мы ещё не можем передавать свои мысли. В мире ещё столько интересного!
А вы можете заглянуть в своё будущее?
— Разве что во сне. По большому счёту, будущего не существует. Вот Вы увидели сон, в котором переместились в прошлое, и задумались над ним. Это уже изменило будущее. Сейчас Вы разговариваете со мной и это тоже изменит будущее. Не глобально, так как от Вас почти ничего не зависит, но со временем ваше будущее изменится, чем дальше, тем больше. Споткнётся какой-нибудь учёный и случайно упадёт на кнопку, которую не хотел нажимать, и опять будущее изменится, причём может измениться на столько быстро, что никто ничего исправить не сумеет.
— Так Вы тоже спите?
— Мы накапливаем энергию. Но это тоже можно назвать сном, состояние, в котором мы себя почти не контролируем.
— А как к Вам обращаться? Как Вас зовут?
— У нас нет имён. Мы и так друг друга знаем и различаем.
— Всех?
— Всех.
— А сколько вас?
— Триллионы.
— И все здесь? В смысле, все на этой планете?
— Нет. Здесь нас не много, но мы в состоянии общаться друг с другом на любом расстоянии, в любой из галактик.
— Как это, наверно, интересно…
— Вовсе нет. Интересно было ловить рыбу копьём или рыть ловушки для саблезубых тигров, выходить с рогатинами на диких зверей, радоваться, если удалось добыть еду и шкуру для одежды. Конечно, приходилось и горевать от потери близких.
— Вы сказали: с рогатиной? Это рогатка?
— Нет. Рогатка — это игрушка для детей. Плохая, но игрушка. Рогатина гораздо больше и для других целей.
— Я не чувствую Ваших эмоций.
— У меня их нет. Только обмен информацией.
— Вы говорите о себе в мужском роде. А что у вас делают женщины?
— У нас нет понятия мужчина и женщина. Я говорю о себе в мужском роде, так как Вы видите шар, а у шара нет женского рода.
— А любовь у вас есть?
— Любовь есть у всех, но у всех это разные понятия. К примеру, у вас есть любовь к Богу, но ни одной женщине вашего мира не приходит в голову страсть в любом из её проявлений, ни у одного мужчины не возникнет страсть к Божьей матери, так же как и Божья любовь не предусматривает плотского влечения.
— А Бог есть?
***
Сон оборвался, как обычно, неожиданно. Перламутровый шар, переливаясь золотистыми оттенками, парил над черными скалами пустынной планеты, которую ему не удалось спасти. Конечно, он мог через прошлое исправить ситуацию, но в этом не было необходимости, так как планете осталась всего какая-то пара тысяч лет, да и не практиковалось такое в их цивилизации. Они корректировали только настоящее и то исключительно в критических ситуациях. Но на этот раз необратимые магматические процессы остановить было невозможно и планета превратилась в остывающее безжизненное небесное тело. Впервые шар задал себе вопросы, которые в его сне интересовали Глена: «Мне приснился сон, в котором я видел человека, который в свою очередь видел во сне другого человека. Может, в данный момент я тоже кому-то снюсь? Или себе? А может, меня и нет вовсе, и я просто плод чьего-то воображения?» Мгновенный анализ не дал ответа на возникшие вопросы, хотя у шара была бесконечная память, в разумных пределах, и молниеносное быстродействие мыслительных процессов. Исключив эту, внезапно возникшую, мысль он приступил к работе. Со всех сторон он принимал миллиарды сигналов. Многоканальный приём позволял не смешивать полученные данные, а анализировать отдельно. Где-то его «соплеменники» скрывали планеты силовыми полями от глаз более высокоразвитых, но агрессивных рас, где-то предотвращали уничтожение планеты её же обитателями, воздействуя на их мысли, где-то просто наблюдали за развитием цивилизаций, где-то меняли орбиты планет для возникновения жизни на них… Это были сверхсущества с неограниченными возможностями и неограниченной ответственностью. По меркам людей они жили вечно. Реальная продолжительность жизни не была установлена, но теоретический анализ не исключал её конечности. Но они не дрались в одиночку против шайки хулиганов за свою девчонку, не вытирали кровь с лица рукавом и не видели неповторимых глаз своей избранницы. Не чувствовали теплых рук матерей и строгих взглядов отцов. Они просто жили. Просто жили, выполняя свои функции, без которых существование мира было бы под большим сомнением.
Но порой кому-то из них хотелось запустить змея.