К сожалению, народный говор уходит, стирается, а так хочется сохранить наши смачные деревенские словечки. Думаю, что многие читатели найдут в моей поэме знакомые слова, вспомнят своё детство.
Часть I
Грустью распято родное местечко
С именем светлым родительский дом.
Всюду бурьян здесь с трубою от печки —
Призрак разрухи на месте святом.
Силюсь смотреть, образ дома рисую,
Сердце щемит и ресницы дрожат.
Стала о прошлом грустить зачастую,
Память листает страницы назад.
Вижу, как спят на полатях сестрёнки,
Дружный квартет — это, кажется, мы.
Словно по струнке стоит у иконки
Бабушка в платье темнее золы.
Светлое изредка лишь надевала,
Вахта по дому с утра дотемна.
Праздников в жизни немного бывало,
Барыней слыть не радела она.
Вот и сейчас принесла на заплечье
Ношу поленьев, ведёрко в руке.
Юрко, как мышь, мельтешит перед печью,
Выставив ряд чугунов на шестке.
Скоро в них варево будет томиться,
Запах еды поплывёт по избе.
Спорится дело под скрип половицы,
Глядя на пламя, толкует себе:
- Ветер дурит, тяга дыма плохая,
Будет ли дождик, поди, угадай.
Юнь, а погода на вёдро скупая,
Сено, небось, не поспело в сарай.
Ишь ты, как сёдне на воле уныло,
Точно к ненастью, все кости мозжат.
Старая дура! К корове забыла,
Чай, не дождётся, когда подоят.
Тут же заслонку закрыв, всполошилась,
В руки подойник и вихрем за дверь.
Крепкой была в ней хозяйская жила,
Прыть бы иметь мне такую теперь.
Будто во хлев на прогулку сходила,
Дело привычно — гнуть спину с утра.
Живность вниманьем своим оделила
И проводила в луга со двора.
- Скоро на завтрак орава проснётся,
Пол до подъёма успеть подмести.
Сколь не ругай этих вольниц, неймётся...
Вызнали снова каньфетки в клети.
Вздрогну, как вспомню, что давеча было.
Стыд-то какой... Занялись воровством.
В дом заявились с бессовестным рылом,
С чьей-то игрушкой — цветным утюжком.
Взбучку дала им, запомнят надолго,
Вещь приказала хозяйке отдать.
Вот не хватало ишо кривотолков,
Всё, мол, семейство воришкам под стать.
Пища в загнете шкворчала и млела,
Хлеб поднимался, пеклись пироги.
Снова у печки бабуля за делом,
Верно жалеет, что две лишь руки.
Гирьки у ходиков вверх подтянула,
Времени семь — не такая уж рань.
Ножку косую поправив у стула,
Кружку водицы плеснула в герань.
День впереди. С ним приходят заботы.
Некогда летом лежать на боку.
Ей ли бояться тяжёлой работы,
Много встречала всего на веку.
С раннего детства скиталась по людям,
Нянькой служила в богатых домах,
Где за объедки с господского блюда
Труд выполняла — жила на хлебах.
Вздыбилась память в минуты молчанья,
Прошлое болью сдавило ей грудь…
Ценит семью с той поры неслучайно.
Пусть даже времени нет отдохнуть.
Часть II
- Небо дождём, видно, зря нас пугало.
Ну-ка, айда, ребятишки, полоть.
Хватит слоняться, управьтесь с авралом,
Слаще покажется хлеба ломоть.
Голые пятки упрячьте в обутки,
Зябко сейчас от землицы сырой.
Мешкать нельзя, дорога и минутка,
Высохнут грядки, не влезешь рукой.
Эх, огород – с лебедою бескрайность
Рабством неволила в детстве меня!
Сотки твои ненавидела тайно,
Спинушку гнула, боялась ремня.
К речке сейчас бы, в тенёк под ракиту...
Тут же корячься, не смей улизнуть.
Катится солнечный мячик к зениту,
Скоро обед. Остаётся чуть-чуть.
Слюнки текут. Наконец-то застолье:
Каша со щами, горох, пироги.
Сытно питались, спасало подворье,
Было вкуснее стократ из печи.
После обеда сморило бабулю,
Чуть задремала, присев у стола.
Чуя свободу, на улицу пулей,
Вынесло нас с диким воплем «Ура!»
Ей же приснились года молодые,
Статный хозяин - Егор, сыновья.
Вот она в платье нарядном впервые,
Хлеба достаток, изба есть своя…
Счастье, известно, не может быть вечно.
Разный в деревне встречался народ.
Гнусная зависть души человечьей
Смерть принесла с горем тяжких невзгод.
Даже не дав докурить папиросу,
В ночь конвоир на телеге увёз,
Вмиг упекли муженька по доносу
В лагерь, в Сибирь, а скотину в колхоз.
Плачут детишки, несчастьем убиты.
Нет за душой ни кола, ни двора.
Спрятав за пазуху горечь обиды,
В узел пожитки она собрала.
Сжалась, слезою кропит бессловесно...
Страх, пересуды, презренье - долой!
В ссылку поедет, в тот край неизвестный,
Следом за мужем, как нить за иглой.
Голод и хвори в смердящей землянке,
Горб от тяжёлых мешков на спине,
Руки все в кровь от пилы на делянках -
Ждали её на чужой стороне.
Годы скитаний давно за плечами…
Только вот прошлое - гнойный нарыв,
Ноет и ноет порою ночами,
Болью страданий, как шалью накрыв.
Снится, уходит Егорушка милый…
Даже проститься с семьёй не успел,
Грохот раздался. О, Боже, помилуй!
Снова арест и, пожалуй, расстрел…
Сонную одурь рукою смахнуло.
- Чё это было, осколки кругом?
Ох, сорванцы, не упасть бы со стула,
Чёрт угораздил вас в раму мячом.
Взять бы орясину, выучить шкоду.
Мыслимо разве по окнам лупить?
Эко хайло вон! Опять же расходы.
Да и стекло – дефицит не купить.
«Больше не будем», - лишь только и слышу.
Страм и беда! Стали хуже мальцов.
Живо дрова убирайте под крышу,
После ловить отпущу огольцов.
Часть Ш
- Солнце на запад давно повернуло.
Что-то домой не спешат рыбаки?
В полдник рыбачить умчались огулом,
Носит их чёрт до сих пор у реки.
Ох, разрывается сердце на части,
Думы плохие, сама не своя.
Смейте опять у меня напроказьте!
Точно помру от такого житья.
В розыск идти мне придется, похоже.
Ждать не могу, а как бросишь дела?
Надо закончить работу с навозом,
Пойло телёнку ишо не дала.
Мы же, надеясь на бабкину милость,
Глазки, не смея поднять от стыда,
Хуже побитой собаки тащились
В мокрых одеждах, босые с пруда.
Так получилось, что после рыбалки,
Лилий-кубышек хотели нарвать.
Влёк нас венок необычный и яркий,
Жёлтым украсивший водную гладь.
Плот вмиг нашли и швартовы отдали.
Полный вперёд за красивой мечтой!
Скоро цветы... а пока, что сандали
Срочно намыть нужно чистой водой.
Плот накренился, мы в страхе, визгливо
Плюхнулись в воду – попали в беду.
К счастью спаслись и все четверо живы,
Жаль лишь сандали уплыли ко дну.
Ждали, что всыплют ремня за потерю.
То, что тонули, решили молчать.
Бабушка, взглядом суровым измерив,
Жалобно вдруг начала причитать.
- Греться быстрей полезайте на печку,
Чай заколели совсем на ветру.
Чтоб ни ногой из сухого местечка,
Дома сидеть! На замок щас запру.
Хлопнула дверью, протопав по сенцам.
Снова работа, ругать недосуг.
Всё же, жалела истерзанным сердцем
Нас непослушных. За жизнь был испуг.
Вспомнила дни после казни Егора,
Вся задрожала осиной опять.
Выла душа часто зверем от горя,
Тяжко пришлось следом дочь потерять.
Крепко цеплялись за жизнь лишь мальчонки,
Выпасть боялись они из седла.
Дело другое – последыш-девчонка,
Будто травиночкой хрупкой росла.
Впроголодь жили в холодной избёнке,
Как возвратились обратно домой.
Ветхая обувь, рваньё – одежонка,
Сами затравлены вечной нуждой.
Сколько ещё в жизни встретит мучений?
Сдюжат ли плечи нести тяжкий крест?
Чем бы унять эту горечь лишений?
Был ей порою не мил белый свет.
Только в труде забывалась немного.
Ради детей приходилось ей жить,
Радость искать в этой жизни убогой,
В жилах напрячь материнскую прыть!
Вспомнив про нас, тут же в дом поспешила.
- Что-то купальщиц не видно нигде?
Раньше бывало, сидят, как на шиле,
Тут тишина. Прикорнули в тепле?
Времени зря не теряют, пожалуй,
Карты, поди, разыскала орда.
Мало за них я намедни шугала,
Слёзно клялись не играть в дурака.
Стаду вернуться с лугов уж пора бы,
Матери надо на ферме помочь.
Ну, щас держись лисапед на ухабах,
Только скажи, ведь помчат во всю мочь.
Села, устав от хлопот карусели,
Руки скрестила молчком на груди.
Время нашла отдохнуть, неужели?
День за плечами, покой впереди.
Завтра по кругу начнутся заботы,
Встанет она, как всегда, до зари.
С крестным знаменьем приступит к работе,
Думы несладкие спрятав свои.