Девятая доска от стенки, где была кровать,
не изменила ни акцент, ни виноватый голос,
и знаешь, по сей день всё также безнадёжно холост
тот, кто пылинки важно обещал с ресниц сдувать
наивной девочке с короткой чёлкой и каре...
Загадочная пустота, как самый долгий ящик,
болезненно хранит мгновений ворох настоящих,
которым в этих стенах ни за что не отсыреть
ни в дождь, ни в снегопад за тем же кухонным окном,
где незаметный свет вливался солнечным каскадом,
и я, того не понимая, бесконечно рада
была тогда — теперь же всё совсем наоборот.
Помятый самолётик в отчий дом, где я росла,
несёт на канцелярских крыльях ностальгии запах,
и снова пустота на задних искривлённых лапах
несчастной Жучкой просит посмотреть в её глаза.
Девятая доска от стенки — клавиша тоски.
Стою на ней и умираю перелетной птицей.
Хочу в те времена, но не сумею возвратиться,
чтоб просто-напросто обнять и снова обрести.
Тягучей горечью воспоминания рябят.
Всё стало наотрез серее самой серой моли…
И крылья самолёта, будто небо, раскололи
невероятность в комнате почувствовать тебя.