Альманах Вологодских писателей-краеведов
«Храни огонь родного очага..." Вологда - 2020 год.
Издательский центр Киселева А.В., г.Вологда ул. Преображенского дом 4.
548 стр. (стр. 428)
Прощение - прощание
Лето перевалило за его белую середину: ночи стали темнее, а дни жарче.
Каникулы Саньки шли своим обычным чередом: с утра пололи или поливали с братьями грядки, днем с бабушкой шли за ягодами, вечером, пока виден мяч, играли в лапту. До синих губ купались в Сухоне, до смоли загорали.
Одним вечером за ужином мать сообщила, что идёт навестить дедушку в деревню Кульсеево и берет с собой Саньку. Санька был рад. Он любил ходить в гости, любил общение ребятами и девчонками из соседних деревень. Он помнил, из рассказов бабушки, что дедушка Коля, по линии отца, пропал без вести в 1942 году в битве под Москвой, а дедушка Леша, по линии матери, погиб в боях под Сталинградом.
- К какому дедушке мы идем? – спросил вопросительно он.
- Завтра, завтра всё расскажу, - ответила мать, и концами платка стала вытирать набежавшие на глаза слёзы.
- Сашка, вставай! Шесть часов уже, петухи давно пропели! Опять вчера до полночи у костра просидели, полуночники. Вставай, блины стынут! – сказала мать, заглянув в комнату, где спали ребята.
Санька сел и свесив с кровати худые загорелые ноги в синяках и царапинах, заворчал:
- Сама ешь свои блины! И в каникулы поспать не даешь. Весь год в школу будила в экую рань, и теперь летом выспаться не даёшь. А младшего брата Ваню и будить было не надо, он еще с вечера просился у матери взять его к дедушке в деревню и уже крутился на кухне.
В комнату заглянула бабка:
- Санька, блины стынут! Ты же вчера был готов идти с матерью. Тебе сметанки или с маслицем будешь?
- Сметанки, сметанки, - ответил Санька.
Встал, надернул штаны. Прилетел на кухню. Ел почти на ходу, стоя. Стопка блинов таяла на глазах. Вытер свои жирные от масла руки о волосы, а потом о штаны.
Мать, заметив это, заворчала:
- Опять о штаны руки вытираешь.
Утром было не жарко. Легкий ветерок Сухоны приносил прохладу. Тропинка петляла то между густыми зарослями черёмухи и ивняка, то выходила в поля засеянные овсом и горохом, то шла лугами вдоль ручьев, поросших цветущим иван-чаем. Холодная роса приятно обжигала босые ноги. Идти было не близко, но Санька, перешедший в 6 класс, выдерживал и более дальние походы на рыбалку. Мать начала свой рассказ о дедушке.
Дедушка Лёша жив, и не погиб на фронте, - сказала мать, - мы говорили вам о нем не правду. Я не поддерживаю с ним отношения уже много лет. Сейчас он серьёзно болен и прислал письмо, извинялся передо мной, просил навестить его.
И мать начала не лёгкий свой рассказ.
Это было в войну, вечером к нам в окно постучалась почтальонка.
Я выскочила в сени. Почтальонка озябшими руками долго рылась в сумке, словно что-то потеряла и не может найти, потом достала и молча подала мне извещение и, не прощаясь, удалилась.
- Кто там? – спросила меня мама, услышав стук в окно и торопливые удаляющиеся шаги по деревянным мосткам.
А я только и успела прочитать: «Ваш муж пал смертью храбрых в боях…».
- Зоя, кто там? – переспросила меня она более громким и настойчивым голосом, не вставая с постели.
- Почтальонка это…
И немного помолчав, добавила:
– Папы больше нет…
Мама закрыла лицо руками и молча заплакала. Она уже год как не работала. После рождения младшего сына, моего младшего брата, сильно захворала и уже не могла работать дояркой на ферме колхоза. А вскоре не могла работать и уборщицей в колхозной конторе. Папу, почти сразу после рождения брата, призвали на фронт. Я понимала, маму мучило сознание, что на мои хрупкие девичьи плечи выпали непомерные заботы: и больная она , и два мои брата семи и двух лет.
После ухода отца на фронт, я вынуждена была бросить школу. (Позже в жизни я часто шутила, по этому поводу говорила, что моё образование - 2 класса и 3 коридора). Работать пришлось на маслозаводе. Мне приходилось на лошади, старенькой смирной кляче, возить из соседних деревень на маслозавод в бидонах молоко. Бидоны были тяжелы, и потому приходилось постоянно возить с собой две жердочки, по которым я и закатывала их в телегу. Хоть лошадь и была смирная, но зачастую не стояла на месте, переступала ногами, делала несколько движений вперед или назад, и бидон с молоком падал с жердочек на землю. Из-за чего их закатывать на телегу приходилось порой по несколько раз. Зимой же, конечно, было гораздо легче, так как грузить приходилось в сани. А работать приходилось и в дождь, и в снег, и в распутицу, и по тряской осенней застывшей дороге, пока на землю не выпадет снег. Но и по дому было работы не меньше. Но хорошо, что мама что-то ещё могла делать: приготовить скудную еду, накормить братьев, прибраться в доме. А вот на огороде мне приходилось всё делать почти одной. Ну да, средний брат помогал. Но и у него была работа в колхозе, он работал подпаском, в помощь пастуху. Спасала река, да лес – ловили рыбу, собирали ягоды, грибы.
- А что у вас своей-то коровы не было? - спросил Санька.
- Когда-то давно была, но папа сдал её в колхоз, - ответила мать.
Смерть мамы напугала меня. Ранее с младшим братом оставалась больная мать. А теперь его не с кем было оставить, только если на присмотр 7-летнего брата.
Но вскоре Колю и Витю отправили в детский дом, так как других родственников, кто бы мог взять их на попечение не было. Война. Проклятая война. Я, как и многие селяне, голодала. Колхоз, всё до остатка отдавал фронту, всё для победы. Выживали кто чем может. Жили, верили и надеялись. Матери и жёны и даже после получения похоронок, надеялись и верили, что их сыновья и мужья живы и продолжают воевать. Ждала и я возвращения папы. Я не верила в смерть отца. Вернее не хотела в это верить. Были в нашей деревне случаи, когда приходила похоронка, а спустя месяц другой письмо от солдата, что он жив и здоров, что был ранен, лечился в госпитале, а сейчас снова воюет, бьёт немцев. Мы часто бегали на пристань к пароходам, что приходили ранним утром с Вологды, а вдруг да вернутся с фронта наши отцы, пусть даже и раненые. А после того, как пришло сообщение о победе, все ребята деревни, почти всё лето не покидали пристань.
Помню, хорошо помню, - продолжала мать, вытирая набежавшие на глаза слёзы.
- Одним ранним сентябрьским утром с парохода на пристань сошел солдат, так похожий на моего отца: высокий, худощавый, в военной поношенной, но опрятной шинели, с большим чемоданом в руке . Но он был с ребёнком на руках, и с ним незнакомая женщина, которая тоже была в военной форме. То ли отец не узнал меня, то ли я ошиблась, и это был не отец. Солдат прошел мимо. Они так и не свернули в наш проулок, где жила я, а пошли по тропинке, ведущей в соседнюю деревню. И потому я подумала, что обозналась, перепутала, и это был просто похожий на моего отца солдат. Когда папа ушел на фронт, мне было всего 11 лет, а с тех пор прошло почти 5 лет. И дома у нас даже не было его фотографии. И кажется, я тогда уже подзабыла как он и выглядит. Через пару недель знакомые девчонки с маслозавода сообщили мне, что мой отец вернулся с фронта и живет в деревне Кульсеево, и работает в колхозе на МТС слесарем. Я отпросилась на работе и радостная побежала к отцу. Он, как мне показалось, был не очень-то и рад нашей встрече, отводил свой взгляд в сторону. И не заводил разговора, что заберёт из детдома моих братьев. Мы долго разговорили, вспоминали довоенное время. Но жить он меня к себе так и не пригласил. А весной я переехала жить и работать на Сухую Речку в леспромхоз. Летом работала на сплаву, сортировщицей леса, а зимой в лесу - рубщицей сука. Здесь жить было легче, хорошие зарплаты, да и с продуктами для сплавщиков в ОРСе получше.
Санька с матерью миновали аэродром и метеостанцию, прошли по центральной улице деревни Биряково и спускались под гору.
- Мам, а ты с дедушкой больше так и не виделась? - спросил Санька.
- Почему не виделась, виделась и не один раз.
- И что дедушка снова не пригласил тебя жить к себе?
Мать промолчала. Из чего Санька понял, что не пригласил.
- А когда родился ты, - продолжила мать, со слезами в голосе, - я сообщила папе об этом, пригласила его к нам в гости, конечно же, через знакомых. Но он не приехал. Только передал мне привет. Я знала, где живет он. А он знал, где живу я. Но мы на этом прекратили общение. Я была сильно обижена на него, не хотела с ним видеться. Да и потом было как-то всё не до того, у меня появилась семья: муж (твой отец), ты, два твои брата, за делами и заботами я и позабыла про отца. И вот недавно пришло от него письмо. Он извиняется предо мной. Пишет, что сильно болеет и просил навестить его.
Солнце уже стояло высоко, когда подходили к деревне дедушки. Шли тихо, Сашка плелся сзади матери, сморенный жарой. Хотелось в воду, как у себя на Сухоне. Но не было на пути ни ручья, ни речки.
Мать оборачивалась и, утешая сына, сказала:
- Ну, вон на горе и Кульсеево. А там за селом есть речка Стелица.
Там можно будет и искупаться.
И действительно, село находилось на высоком холме, с которого были видны в дали засеянные поля, дома соседних деревень, бегущая, извивающаяся между холмов речка, развалины церкви на высоком противоположном берегу её. Из-за легкого ветерка, здесь на горе, было не так душно. Дом дедушки оказался 2х-этажным пятистенком, с пятью окнами по второму этажу на восход. Фасад первого этажа закрывали яблони.
У крыльца их встретил пожилой мужчина, высокий, не худой и не полный, седоволосый, в темных штанах и серой на выпуск рубахе. Лицо его было сосредоточенно строгим. Он приставил деревянные грабли к заборчику и шагнув на встречу матери, сказал:
- Ну как добрались, Зоя?
-Жарко, но нормально, - ответила мать.
Мужчина улыбнулся, в глазах его появился живой огонёк, а на бледных щеках румянец.
-Витька… Витька, где тебя черт носит? - крикнул он.
- Иди скорей сюда, встречай гостя.
Санька понял, это и есть дедушка.
Из крыльца выбежал босоногий парнишка в ситцевой, в клетку, рубашке, в стареньких сереньких коротеньких штанах. Его лицо было расписано россыпью веснушек. Длинная челка, с выцветшими на солнце волосами, прикрывала левый глаз. Он, как показалось Саньке, был возрастом не старше его.
- Давай, покажи гостю нашу Кульсеевскую гору, речку Стрелицу, - сказал дедушка, - искупайтесь и мигом на обед.
Витя и Санька бойко шагали по деревне. Здесь уже не было таких высоких 2х-этажных домов, как дом дедушки, а были одноэтажные, по их фасаду тянулись изгороди. Из соседних дворов выскочили еще несколько ребят, и присоединились к их компании. Они были разного возраста, но как показалось Саньке, младше его.
Стрелица змейкой бежала между высоких холмов, то теряясь в зарослях ольхи, то появляясь вновь. Противоположный берег был высок и крут, с обнажением красной глины и камней. Речка была не широкая, мелка, с каменистым дном. Тропинка привела их к запруде, которая была сделана на перекате. Там речка была значительно уже. Она, перегороженная большими камнями, между которыми набросаны более мелкие, сдерживали сток воды и потому перед запрудой образовалось широкое плёсо. Ребята, сбросив одежды, вошли в воду, но были несколько несмелы. Потом зашумели, стали плескать друг друга водой.
Удивлению Саньки не было предела, ведь его двоюродные братья из деревень, где не было реки Сухоны, не умели плавать и боялись входить в воду, а эти вскоре дружно бросились в воду. Санька, зайдя в воду, ощутил её живительную прохладу. Нырнул. Сделал несколько гребков руками и оказался на средине плеса, где его даже не скрывало. Он мог бы похвастаться ребятам, что на Сухоне глубина реки не то что здесь, и багром дна не достанешь, но он промолчал. Окунувшись и освежившись, ребята полезли в крутую гору. Взобраться в неё оказалось не так-то и просто, он была почти отвесна. Песок и глина осыпались под ногами и ребята съезжали обратно вниз. Но вскоре всё же вершина была покорена. Радостные и довольные, отряхивая с ладоней песок и глину, отправились на развалины храма. Храмов на горе оказалось две. Один разрушен, а другой стоял без купола и креста. Полазав по развалинам храмов ребята вернулись к запруде, но уже другим путем.
Конечно, же Витька и Санька на обед немножко опоздали. Дедушка, усаживая Саньку за стол, погладил по голове шершавой мозолистой рукой, сказал:
- Совсем взрослым стал. А я видел тебя, когда было тебе всего 2 годика.
Бабушка (жена дедушки) засуетилась, подавая на стол пироги, домашний хлеб, сметану и горячий мясной суп из русской печки. Саньке показался очень вкусным домашний хлеб, он был не в буханке, а каравае. Дедушка как-то интересно его отрезал, длинными узкими полосами, прижимая каравай к плечу и ножом проводя на себя.
Вечер был долгим: разговоры о жизни, работе, делах, воспоминаниях о прошлой жизни.
У Саньки возникли тёплые чувства и к Витьке, и к дедушке. Он ощутил какую-то родственную пока еще непонятную душевную связь. И вскоре погрузился в мечты. Он представил, как радостно расскажет одноклассникам и друзьям, что у него есть дедушка, что он воевал, что у него много медалей и наград. Но вскоре его сморил сон.
В этом же году дедушки не стало. Санька видел его тогда в первый и последний раз.
Для его матери посещение отца было и прощением, и прощанием.
Санька сожалел, что ранее не был знаком с дедушкой. Их общение прервала смерть.
Сожалел, что мать не сделала первый шаг для сближения с отцом первой, а это общение с дедушкой было слишком коротким.