«Теплое вино в лавчонках села Шабо мутило голову».
К.Г. Паустовский
*
Лиман... Немного в этом слове
До сей поры жилО в Душе.
Что изменилося? Об оных мимоходом
Один писатель другому рассказал. Оне
С тех пор в М.П. мечтою поселились.
И он, не очень ей противясь,
Себя собрал и съездил на лиман,
Затем и на другой... Там впечатлений он набрал.
И лёгкою своей рукою,
Как жемчуга из дальних стран,
Он на страницы книги разбросал -
Их я прочтя, впитал своей Душою.
И так, лиман - от греческого слова он рождён:
Лимевас - то бухта или гавань. Продолжу про него.
*
Загар лиманский - что-то с чем-то!
Он лучший в мире, да! загар.
Сравнить его немного есть с чем...
Вот только с золотом в бокале коньяка.
Он образуется не только лишь от Солнца..
Вода лиманная как б в помощь придаётся -
Лучи от Солнца отражаются их тихою водой.
Ведь на лиманах много штилей. От отражения жар такой ж
Как от луча прямого с Солнца.
Качается и слепит этот жар.
Немного отступаю... Случается такое иногда,
Что мимоходом сказанное слово
Услышавшему в душу западает так,
Что начинает душу оную мутить, не отпускаючи никак.
*
Продолжу. СлЕпят блеском солнечным лиманы -
Обширны оные, не глубокИ, с зеленоватой чистою водой
И с низкими полынными бригами.
Днепровской-Буговский лиман, а рядышком Херсон...
Себя сдержу от мыслей изложения... пока. Я продолжаю:
Места сии напитаны смешеньем запахов от рыб (тут поясняю,
Что чирус - это скумбрия, что оченьно мелка...
Ко сожаленью, НТП сгубил её - в лиманах нынешних отсутствует она)
И жаркой древности. Названия, связаные со лиманом,
Зело волнуют: Ольвия, Кибурн, Тендра, Ингулл,
Очаков, Березань и Ягорлык - в венок сплелися тут.
Как жестковатые цветы степные те названья,
Как из засохшего репейника букеты есть оне.
Букеты эти пахли сами по себе
*
Чуть горьковато, но при этом сладко,
Пропитываясь запахом белёных мелом рыбацких небольших лачуг.
На их стенАх букетики весели эти постоянно
На ржавых гвоздиках - с весны чрез зиму вновь в весну.
Из этой пережжённой Солнышком земли частенько хлеборобы
Выпахивали вазы эллинские, что были звонкие особо.
На каждой вазе ветер черноморский, что тут дул тысячелетия назад,
Подолы лёгкие у женщин эллинских собою развевал.
Тут замечание М.П. философическое сделал,
Мол, далее от смерти человека коль,
То он становится бессмертным... Я соглашусь, добавив, НО
При том условии, что с памяти людской он не исчезнул.
Иначе о бессмертии какая может продолжаться речь -
Жив человек, покуда у потомков о нём память есть.
*
Минули годы, и М.П. раз летом
Другой лиман - Днестровский - посетил.
Для ясности добавлю - первая поездка
Была предпринята задолго до Войны.
Но вот добит фашист во логове Берлинском.
Край восстановлен наш Новороссийский.
И выдвигается М.П. на отдых в те края.
Что видит он? - Покой и красота!!!
Лиман Днестровский - ко его откосам,
Из глины кои, нет возможности рукой
Коснуться - раскалились так, а за косой,
Что назвалась Пересыпью, зернистое-зелёно море
Разлилося прохладою и пеной... Уж окунулись, а?
Что до меня - я окунулся... лишь пока в мечтах.
*
Уютный городок, построенный как будто
Во бесконечно мирные года,
Что звался ныне Белгород-Днестровский (ранее ж он чудно
Иначе назывался - Аккерман)
Весь задыхался от табака цветов и от лиловой маттиолы.
Рыбачьи лодки выходили все на всёслах
В лиман за глоссою и за бычками то ж...
Весь городок был погружён в густую тень садов,
Как будто бы над ним протянут был брезент зелёный и прохладный.
А за чертою резкою сего брезента - жар и жар:
На солнце плавился лиман,
Испепеляя лица, шеи, кои попадались.
Вернусь ко мысли изложенью... точнее к состоянию Души:
Хочу я на лиманах побывать и Душу усладить, когда наступит мир.
==
... Вы имеете понятие о лиманном загаре? Это – лучший в мире загар. Цвета коньяка с золотом. Он образуется не только от солнца, но и от его отражений в тихой лиманной воде. На лиманах много штилей. Жар от солнечного отражения такой же палящий, как и от прямого солнечного луча. Он качается и слепит, этот жар.
Иной раз незначительные, услышанные как бы мимоходом слова западают в душу и начинают мучить человека чем дальше, тем больше.
Так случилось со словами Багрицкого
об особенном, слепящем солнечном блеске лиманов, – обширных, неглубоких, с зеленоватой чистой водой и низкими полынными берегами.
С тех пор желание увидеть лиманы и пожить на их берегах прибавилось ко многим другим, столь же практически бесполезным желаниям, наполнявшим мою жизнь.
В первое же лето после этого разговора с Багрицким я уехал в Херсон и на Днепровско-Бугский лиман.
Об этих местах, напитанных запахом чируса и жаркой древности, я напишу отдельно.
Даже венок названий, связанных с этим лиманом, волновал меня, – все эти Кинбурны, Ольвии, Очаковы, Тендры, Березани, Ингуллы и Ягорлыки.
Названия были как жестковатые степные цветы, как сухие букеты из репейника. Букеты эти пахли сами по себе горьковато и сладко и вместе с тем пропитывались запахом белёных мелом рыбацких лачуг. На их стенах эти букеты висели на ржавых гвоздиках целый год, – от одной весны до другой.
...
Здесь из этой пережженной земли хлеборобы выпахивали иной раз звонкие эллинские вазы. На рисунках этих ваз черноморский ветер, дувший тысячи лет назад, развевал легкие подолы эллинских женщин. Каждая из этих женщин казалась мне Ифигенией, умершей здесь в изгнании.
Чем дальше по времени был умерший человек, тем он становился более живым и в конце концов делался действительно бессмертным.
...
Недавно я был летом на другом лимане – Днестровском. К глинистым его откосам нельзя было прикоснуться рукой: так они были раскалены, но за Пересыпью разливалось по пескам прохладой и пеной зернисто-зеленое море.
Теплое вино в лавчонках села Шабо мутило голову.
Уютный, будто построенный в бесконечно мирные времена городок Аккерман (Белгород-Днестровский) задыхался от цветущего табака и лиловатой маттиолы. Рыбачьи лодки уходили на веслах в лиман за бычками и глоссой. На базаре продавали самотканые шерстяные ковры с такими пылающими розами и бешено-зелеными виноградными листьями, что покупателей брала оторопь.
Там же, на базаре, над корзинами с виноградом и сливами звенели на одной высокой ноте перетянутые в талии осы, и старик в чёрных очках говорил доверительно:
– Покупайте сливы-мирабельки. Чистая глюкоза! Покупайте и кушайте себе на здоровье в холодке под акацией. Очень укрепляет кровеносные сосуды!
Городок весь целиком был погружен в густейшую тень садов, будто над ним протянули зеленый прохладный брезент. А за резкой чертой этого брезента плавился на солнце лиман, испепеляя лица и шеи.
//
Отрывок из книги
Повесть о жизни.
Константин Георгиевич Паустовский
Книга шестая «Книга скитаний»
Глава «Птицелов»