Я не скажу ни слова. Шумит ковыль,
Прыгают с ветки на веки, лысея, белки.
Едкой воронкой уходит устало пыль
В горло скривившейся Арабатской стрелке.
Я не скажу ни слова. Сползает в даль
Вся многорукость. Мир Шивы, и Брахмы, и Вишну.
Там на куски тебя разрывал февраль.
Я не смотрю. Не вижу, не вижу, не вижу.
После тебя рвал март. Я ждала полынь,
Каждой весны помня запах. Гнала меж пальцев.
«Выдохни. Вдох. Глубже, глубже. Теперь остынь».
Ты меж полозьев, меж рельсов, щитов, меж пяльцев,
Между всего. Ты лежишь – над тобой пустота.
Слабый, беззубый, открытый, но защищенный.
Дальше гремел июль – унося поезда –
Сильных, уверенных, дерзких, за все прощенных.
Я прижимала платок и смотрела вдаль.
Помня песок у краешков своих пальцев.
Просто нас всех на куски разорвал февраль.
И никогда, никогда уже не собраться.