...в маленьком домике за изумрудным лесом матушка ханна растила троих дочерей. старшую, кто бы ни встретил, считали прелестной, средняя бегала огненной белки быстрей, младшая еле держала в руках вилки-ложки, падало все на дощатый истоптанный пол, странной считалась девица - то плакалась кошке, то пред собой не видала почти никого. и не здороваясь, и не прощаясь ходила - к мельнице, кладези, заводи мирной реки. ханна боялась, что в дочери бабкина сила. два в один день предложили два сердца, руки, и по любови - одну богатейшего князя, ну а вторую...вторую того кузнеца, что ее мысли раскрасил арабскою бязью, русскою гжелью, ну просто в любые цвета. что стал в итоге заботливым донельзя дедом, чувственным мужем и самым примерным отцом. только вот бабка потом не вернулась к обеду - волки ее растерзали - все тело, лицо. князь уязвленный сказал перед свадьбой - умрешь ты, глупая ведьма, от острых звериных клыков. эта история выцвела. все-таки в прошлом. сказки - отрада детей и тоска дураков.
ханна смотрела на младшую. бабкины кудри - рыжие в солнечном свете и черные без. если у старшей улыбка и кожа от гурий, то у последыша взгляд изумруден как лес, и ничего больше, ну, понимаете, так чтоб кто-то надумал проситься в ее женихи. средняя справится с кухней, скотиной и глажкой. эта же бегает с кошкой наперегонки.
старшая в дом привела коренастого парня. милый, застенчивый малый. в соседнем селе вырос, родился, играл с деревянною саблей. ханна старалась - на стол подавала жульен, хлеб из печи, твердый сыр и пшеничную водку. все что могла, одним словом. молилась за дочь. хоть бы одну выдать замуж из этих молодок...ханна устала, ей было почти что невмочь все на себе тянуть, словно не женщина - бричка. девки так ссорятся, благо, никто не убит. сели за ряженый стол, соблюдая приличья. старшая чуть покраснела, едва говорит. средняя матери в помощь, а младшая...та же смотрит совсем по-кошачьи в глаза чужаку. только она своей дикостью юной куражит...
...через два дня парень выбрал невесту. не ту. просто вошел, подарил ханне белую розу, взял недолетку под острый смешной локоток. старшая выла подстреленным зверем, и воздух болью ее пропитался. кричала, чтоб сдох этот жених неудавшийся вместе с сестрицей. нет, мама, можно еще не такого желать. что за насмешка планиды - красивой родиться, страстно влюбиться и счастье безвольно отдать? ханна не знала, что делать. сжимала пожитки жилистой хваткой ладони в узоре морщин. волос седой стал, седой и отчаянно жидкий. кто бы ее ненаглядных еще защитил, кто бы следил за насущностью хлеба их, кто бы взял на себя сих радений весомую часть? средняя бегала из дому до огорода, некогда было утешить сестру или мать.
год миновал. больше старшая зверем не выла. мертвые люди не воют, а тихо лежат под этим миром. и птицы проносятся мимо. младшая ханны носила под сердцем дитя (странное дело - один человек умирает, тело болезни доселе неясной скормив, новый готовится к жизни и даже не знает, что за шаманство свободно играет людьми). средняя не замечала дождей или радуг, средняя не замечала почти ничего. стригла овец, мыла окна, порой вышивала. ханна молчала. по дому ходила кругом. здесь ее дети играли, крошили печенье, нянчили кукол, учили стихи к рождеству. глянет на них - и в грудине с того горячеет. ну а сейчас тишиной наполняется слух. плакать по старшей? ждать внука, а может быть, внучку? в библию биться шершавым морщинистым лбом? горе еще никому не бывало сподручней. радость едва ли заходит в потерянный дом.
годы прошли. ханна сгорбилась, высохла, стала будто бы шепка, лишилась рассудка навек. в мае прошедшем и младшая дочка пропала. позже нашлась в незатейливо красной траве. дети остались - две девочки, хиленький мальчик. мужа утешила средняя, ну, как могла. старая ханна молчит и страдальчески плачет, серую пыль разметая по разным углам.