Дочка откуда-то, но не со двора, а точно издалека
принесла нам крохотного беспородку щенка.
А мы - на съёмной. И старший наш - на войне.
И у нас на руках его двое : двухмесячный и двухлетний.
А сирены - не каждую ночь, но хватает вполне,
никогда не знаешь, которая будет последней.
И вот мы глядим на щенка, он подслеповато смотрит на нас.
Нет, говорю я, только не в этот раз.
Дочь взвывает похлеще сирены, двухлетний за нею вслед.
Гладят вшивого, полудохлого, грязного, почти слепого.
Ох уж эти детские слёзы, их горький тайный секрет!
Знаем, слышали, видели. Нет, говорю сурово.
Но тут вдруг муж, нетерпящий беспородных собак,
справедливый, серьёзный, неласковый, вроде бы не дурак,
забирает щеночка, разглядывает, шепчет: ну ты и урод...
кто ж тебя, такого задристыша, ещё кроме нас подберёт...
... И теперь по сирене ( у нас есть всего сорок пять секунд) мы бежим гуськом:
муж с двухлеткой, дочка, невестка с младенцем и я - со щенком.