Если это - плата за счастье, то в прошлой жизни он должен был быть безумно счастлив.
Нынешняя его жизнь было скользкой, как каток. И тяжелой, как каток. Она валила и давила его. Иногда натощак, до завтрака. Иногда сонного с немытыми зубами.
Это в той жизни он не знал падений.
Спал стоя. Был слоном.
Первым слоном. Великим слоном.
Любимым слоном раджи.
Самого раджи.
*************
Это и есть счастье.
Мощь, красота и величие. Тепло, уют и достаток. Любовь - от нежности до страсти. Любовь - от обожания до поклонения.
И никто на тебе не ездит. Никто. Даже Сам. Первый слон не для этого. Первый - воплощенная власть.
Духовые и ударные. Только духовые и ударные. Громко и низко. Отрывисто, как бы гортанно. И - пошла правая передняя и левая задняя. Голова чуть вправо и вверх, хобот к колену. И ритмичные движения ушами в такт ходьбе. И даже не в ушах дело. Все в такт ходьбе. Все мышцы роскошного, мощного тела. Напрягаясь и расслабляясь. Пружиня и раскачиваясь. Фиксируя каждый шаг, проникающий в души восторженно затаивших дыхание женщин, упругим толчком в ступни делая ватными их ноги, разводя колени и напрягая бедра.
Ближе, ближе. Встречаемый алчными взглядами, недоуменными и восторженными. Ближе, рядом, мимо... Преследуемый сдавленными вздохами.
Триумфально. Неприступно.
Утопая в смущении униженных мужчин. Толстых в своих мешковатых одеждах, скрывающих все, кроме беспомощности. Тощих в набедренных повязках, открывающих взорам, прежде всего, немощь. Толстых и тощих - бессильных от рождения.
Первый. Идущий во главе. Способный сокрушить растревоженную толпу. Он входит в нее с неумолимой осторожностью. Не касаясь никого. Сжимая, вспенивая и раздвигая людей одним лишь полным выплескивающейся страсти взглядом.
Первый. Несравненный. Открывающий величественнейшее из доступных смертным зрелище - Парад Слонов.
Степенно, даже томно, по южному сладострастно, по военному жестко, последовательно, колонной по одному. От первого, исторгающего восторг, до последнего - юного, дарящего надежду.
Миндалевидные глаза смуглых красавиц. Влажные, с поволокой. Едва прикрытые, ничем не стесненные груди. Округлые, мягко выставленные напоказ животы. Благодатные, жадные бедра.
Ближе, рядом, мимо.
Мимо.
Находя несравненное наслаждение в не утолении вспыхивающих страстей. Нагло, бесстыже, подло предлагая себя, отвергать и отказывать, даже не выслушав согласия. Будучи врожденно уверенным в этом согласии, еще не высказанном. Читаемом в напряженной постановке тел, в едва ощутимом, неслышном движении губ. Они согласны. Все. С каждым.
Никогда не решатся. Но согласны.
Парад Слонов. Боги, сошедшие на землю. Боги, снизошедшие к ним. К каждой. К самой последней из до сроку повзрослевших девчонок. Ирреальные посланники тоски и желания. Несравненные, уверенно ступающие по лепесткам белых лотосов. Открытые жадным взглядам вплоть... Тяжелая, грозная, животная плоть. Горы плоти. Парад. Демонстрация жизни.
Рожденные горячим мозгом тайные фантазии, не реализуемые даже в душных летних снах. То, в чем не признаются даже себе. Себе в первую очередь.
В жажде быть раздавленной. Хоть однажды, но по-настоящему. Не оглядываясь, не вспоминая, не сравнивая. Осознавая мгновенно и пронзительно невероятность случившегося, не ощущая вкуса крови на искусанных губах, восторгаясь мучительной болью, ощущая в себе теплое, все заполняющее счастье. Огромное, как слон.
Слом. Скол. Хруст.
Реальность, незрячей девчушкой забредшая в фантастическое шоу. Не увидела слона. Слепая, несчастная, одинокая, обреченная. Просто попавшая под ноги. Единственная, кого он вспомнил, уже умирая.
Стоя. Тяжело и беспомощно привалившись к дереву.
*************
Рождался иным. Женщиной, но крупным. Шел тяжело - вперед ногами. Экономящая на кесаревых акушерка перевернула его во чреве матери. Неверно. Вывихнув ему правую руку. «Тужьтесь, у вас мальчик, - сообщила она матери, сдавливая полотенцем ее живот, - Тужьтесь, я вам помогу».
О его рождении узнали по опавшему животу, прекратившимся схваткам и липкой тяжести в руках державшей его акушерки, изумленно смотревшей на свои пустые ладони.
При рождении человека-невидимки не было отмечено никаких зловещих явлений. В роддоме не хлопали двери, не вспыхивали розетки. Совершенно обычно вели себя дворовые собаки.
Ребенок родился, в общем-то, крепким и здоровым, но невидимым. Хорошо прослушивались сердце и легкие, прощупывался пульс. Невидимое тельце кричало, мочилось, требовало еду и внимание. Его выписали под наблюдение врачей. «Под наблюдение врачей» было написано в кавычках.
С возрастом, одетым, он стал выглядеть нормально. Более, чем нормально. В его теле угадывалась несдержанная сила и страстность. Рельефные мышцы напрягали любимые им водолазки. Если бы он был видимым, он был бы красавцем. Хотя он и так считался красавцем.
Стриптиз вряд ли может стать профессией, если он не станет способом жизни.
Гений эротического танца. Солист. Первый. Любимый. Восхищающий.
«Появляется во фраке и цилиндре, с тростью в руке. Танцует. Небрежно вешает трость на спинку стоящего на эстраде стула» - произносит голос диктора, и сидящие в зале женщины напряженно замирают. Зал затемнен, но он легко ощущает давно знакомое ему томление. «Снимает фрак и перчатки», -продолжает диктор. Вынутая изо рта сигара повисает в воздухе. «Расстегивает и сбрасывает на пол рубашку». Могучий торс исчезает, пронзаемый лучами софитов.
Зал не сдерживает вздоха. Они чувствуют его. Его силу, его власть над собой. Главного глазами не увидишь.
Он легко и игриво выскальзывает из брюк. «Легко и игриво выскальзывает из брюк, - диктор старается казаться бесстрастным, - и остается в одном цилиндре».
Цилиндр замирает. Под ним - пустота. Пустота, приковывающая к себе восторженные взгляды возбужденных зрительниц.
Обожающих, но не любящих. Грезящих им, но не верящих ему. Не пробовавших понять его, не пытавшихся простить его. Не надеющихся увидеть его.
Знающих, что слепы.