Дневник Дождей. Глава 29. Лоффофорор и письма

Ирина Лаугина
Дождь № 8873450777909

Дождь шёл и шёл. И  ничего не оставалось, как только
наблюдать за тем, как  крошечная грязь превращается в  обширную, великую, необозримую, чудовищную, баснословную, неисчерпаемую, глобальную  грязную, неотвратимую грязь.
 

 
Ледяное небо погасло и  дальнейшего  понижения температуры после захода  Солнца уже ничто не могло предотвратить.
Снег быстро синел, небо чернело, атмосфера улетучивалась.  Близкие звёзды не грели, потому что  их свет сдувал  ветер- поток абсолютного холода.
Он растекался  по каналам путаных улиц  и, не привыкший к берегам и преградам, попадая в тупики, впадал в беззвучную ярость, ища выхода,  рвался в оконные щели, под жесть крыш,  молча, без свиста и завывания, без хлопанья и скрипа - внутрь, насквозь. Пронизывал до костей.
Рассказывают,  что в открытом космосе от холода пропадает  чувство меры и бешеный восторг, замешанный на тоске одиночества, вызывает желание сойти с   ума   и,  почему-то,  там  пахнет  мёдом.
Его поволокло. Наверное, если бы путь был длиннее,   невесомость успела бы связать его гравитационно с какой-нибудь галактикой. Он даже успел понять, с какой -NGC 2403.  Но  это10 тысяч светолет.  Ха.
До Луны-то не получилось. Хотя, по популярному мнению  оппонентов,  он как будто  свалился именно с Луны.
А он скатился сразу  с экзосферы, но даже это  слишком заметно испортило  внешний вид.
Теперь,  он  думал, что  мог бы чувствовать себя лучше из-за необходимости быть здесь, имея возможность  уединения
и вялотекущей депрессии, благодаря которым у него были силы для исследований и размышлений.

На почте было пусто, тепло и  сонно, уютно пахло сургучом и бумагой.
В окошке  ему выдали микроскопический пакетик.
Жёлтую хрустящую пухлую посылочку.
Чтобы не идти на мороз так быстро, он медлил, будто бы   искал  на себе место потеплее, чтобы спрятать пакетик.
Хотя Зерно  выдержало -270 градусов стратификации.  Но эмбрион уже достаточно выспался при этой температуре. Пора греться, разгонять атомы и выходить из состояния покоя.

По дороге домой он  пытался любоваться инеем и снегом. Созерцание красоты пробуждает.  А ему предстояло иметь дело с очень трудным пробуждением. Если конечно негоцианты прислали не подделку.
Есть два вида пришельцев: «надувающие бородавки»  и «сдувающие бородавки» * (*жаргон торговцев инопланетными редкостями). Кто есть кто  совершенно неизвестно  и не понятно.
 Метод проб и ошибок слишком расточителен. Не из-за денег. Из-за разочарований.
Заказывать не зная где, не зная у кого  почти напрасно. Но больше негде.

Дома их ждали инкубатор и  татебана. — пейзаж из чёрной узловатой коряги  с подлеском из наклонившейся  под  порывом ветра  магнолии маггр,  загадочно скрытой мимолётным туманом.
Коряга была ориентирована на Шедар, а для передачи тумана  он использовал клочок пергаментной бумаги с переведённой из атласа картой Малого Магелланова Облака.
Устойчивость и незыблемость олицетворяла чаша «Опрокинутая гора» (мастер Ёкуранпугёку-х  ).
В  момент, когда он направлял корягу,  в безграничном космическом пространстве складывалась и воздвигалась масштабная композиция.
Подношение  должно было  дать зерну ощущение безграничности пространства  и бесконечности роста.

Лохматые тапки, изображающие котов, грелись на батарее.
Он задержался, здесь.
Ему нравилось пребывание в темноте у окна в рассеянном свете улицы. Особенно после возвращения с мороза.
На подоконнике стоял лоток с песком. Стоял уже  лет десять. Иногда в приступе  неизвестности он раскладывал там камни и чертил борозды.  Без толку.  Правда, небольшая структура в дальнем левом углу, что-то похожее на упорядоченность,  мерещилась в последнее время, которую он боялся задеть и разрушить.

Десять лет назад он получил посылку-бутыль наполненную  чёрным сухим  песком.
На песке,  когда он ещё лежал пластом где-то под Мицаром, было написано послание,
затем этот песок был  просто ссыпан в бутылку и отправлен по его адресу.
С тех пор он комбинирует песчинки,  пытаясь восстановить текст.
Пробовал обойтись без этого, простой телепатией, но автор был экранирован.
Место отправления находилось за каким-то  облаком антиматерии.
Если бы песчинки хотя бы  были гранёные, но они обкатаны и мозаику сложить  невозможно.
Если бы он мог  побывать в Цитадели и получить инициацию Йоги Изображений! Наверняка, он вернулся бы оттуда с другой головой.
Столько писем, которых он не понимал и не мог ответить.
Скомканное письмо Лагны (его он САМ не хотел понять) лежит  и светится.  Это не выносимо. Он взял его, поднёс к губам и выпил его медовый воздух, поцеловал и опять положил на прежнее место.
«Как далеко я продвинулся с тех пор, как  ни разу не сходил с  этого самого места...»

Он провёл коррекцию  Облака.
Раскупорил дезинфекцию и продезинфицировался.
Затем,  наконец, извлёк из пакетика свою  драгоценность. Капсула- забавное сувенирное подобие трансплутонового контейнера. Остроумно. Вытряхнул зерно на ладонь и понёс  к лампе.
Похоже на позолоченное яйцо нимфалиды. Только  очень гигантской.
А что, если оно действительно проклюнется и начнёт расти...
Мировое  древо при уже существующем на планете  абсолютно запрещено -это вызовет катаклизмы и  глобальную смену экосистем.
Но куда его потом посадить ?
Ведь он, профессор хронофобии Лоффофорор,  уникальнейший учёный, не может покидать Землю. Никаким способом.
Из-за этого он вынужден  работать, преступая дозволенное.
Нелегальные действия по выращиванию Мирового древа  уже точно доведут его  до застенков Архива.