А толку вслушиваться в дождь то ради глупой шутки, то всерьёз,
в размоченный до грязной каши голубого льда точёный грифель,
в слова оживших луж скользящими аккордами поры игривой,
в расплёсканные брызги железяками с покорностью колёс.
И толку вспоминать в пальто, промокшем до последней нитки, нас…
И сырость переводит стрелки на часах сердечной башни в слёзы,
и было бы смешно, коль не было бы грустным пустоту елозить
в разбитых до хронической апатии былой любви стенах.
Сороки прыгают в продрогших клёнах в поисках вчерашних дней…
И с каждым годом всё сильнее раздражает непогода плачем,
и я уже давным-давно смирилась, что тоске совсем не значим
ни дождь, ни снег, ни то, что я с годами тоже стала холодней.
Воздушный лёд исписан струями звенящего дождя до дыр…
В безумных письмах, кажется, возможно потеряться и забыться,
и распустить полжизни без него как макраме с колючей спицы,
да только всякий шанс на чудеса мучительно себя изжил.