Ещё весной гуляла по Лесной,
накинув пончо белое от Гуччи.
Она ловила яркие созвучья,
размахивая книжкой записной.
Она не понимала смысла слов.
не знала теорему Пифагора,
токай не отличала от кагора,
людей не отличала от богов.
Она стихи писала о вещах,
в которых ничего не понимала.
Слова она как яблоки ломала,
и сок блестел словесный на плечах.
Метафоры, над городом паря,
напоминали синих попугаев,
пока строка текла, изнемогая,
и высыхала, как Аму-Дарья.
Она писала белые стихи,
а рифмовать, к несчастью, не умела,
и были те стихи белее мела,
Швейцарских Альп и сливочной ухи.
Она стихи писала про зверьё,
бегущее по сказочному лесу.
Она была великой поэтессой,
сам Шелехметский уважал её.
Ещё она писала про ершей,
позорно с нерестилища бежавших.
Её стихами пьяные мамаши
пугали непослушных малышей.
Метёлкой машет чернобровый гном,
полупустынна улица Лесная,
холодный ветер, отдыха не зная,
качает лампу под её окном.
Москва, Москва, как холодно тебе.
Бегут гуськом безногие трамваи,
по переулкам ветер завывает,
Неглинка задыхается в трубе.