Где берёзы похожи на дождь из молочных рек,
Где кисейные мхи над кисельной дрожью болот,
Не известный Правительству подданный-имярек
На границе былины и сказки ещё живёт.
Макарошки кончаются – кашу из топора
Он заварит, хлебать не хлебает, а всё же рад!
А придёт военком, задушевно молвит: "Пора!" –
Без раздумий отставит топор и возьмёт приклад.
И ему всё равно, что не моден его прикид,
И что вата из старого ватника лезет вон.
Просто если у солнечной Родины заболит,
Он готов фонарём осветить ночной перегон.
Обойдёт все пути, обстучит молоточком рельс,
Чтоб без трещины было, без маленькой кривизны,
И опять будто не был, опять позабылся весь.
Не о нём по субботам Правительство видит сны.
Хоть направо пойдёшь, хоть налево, иль напрямки –
Неизбежно в любой деревне встретишь его.
Но всегда исчезает, коль скоро зовут, прикинь,
Разделить победителей скромное торжество.
И не будет у грешного ордена на груди,
Потому как былинам не свойственны ордена.
Вени, види, а вито — дальше иди! –
Под молочным дождём сквозь кисельные времена.
Он умеет искусно не жить и не умереть,
Словно ветер в густой листве, круги на воде,
Не известный по описи подданный-имярек
Не вписавшийся в рынок, а всё же живущий здесь.
Сядет где-то в теньке на завалинке не вдали,
Да почнёт не за-ради почёта простым ножом
Ложки ладить-строгать: хлебать кисели
Тем, кто должностью выше, и ростом, и этажом.