Для тех, кто пал на низшую ступень,
открыт подъем и некуда уж падать.
Опасности таятся на верхах,
а у подножий место есть надежде.
Уильям Шекспир
Зимой решили драпать неспроста:
"По зимникам удастся ехать споро.
Погоня неминуема: бить сполох
начнут по всей цепочке Воркутлага!"
Псари, как суки, мёрзли на постах.
В подсобке поварихи ворковали,
а вохровцы болтали о вульгарном,
мол, Зинка неестественно плоска,
но сам' Степанов выскочил в угаре.
Нарочно объявили банный день:
застав врасплох, разжились арсеналом
оружия и формой. Озираясь,
по лагерной привычке, брали вышки.
Травили анекдоты - бороде
последнего завидовали. "Вышло!
Не будем, больше, братцы, прогибаться! -
кричал хмельной Ретюнин - Борька, где?"
"Он у подводы, занят провиантом!"
В хранилищах для круп и овощей
закрыли только вохровцев. Под видом
учений брали здания. Повидло
грозилось стать предметом притязаний.
Но всё-таки не стало. "Он вообще
планирует прибиться к партизанам
в тылу врага и рвать его что силы!"
Ретюнин был спокоен, средь вещей
цитировал соратникам Шекспира.
Погода улучшалась. Столько рук
направили вверху на их поимку.
Неделя - в перестрелках, но поминки
для двух сторон остались делом чести.
"Пойдём толпой, нас тут же стопорнут,
поэтому разделимся на части,
и группами уйдём к оленеводам".
Лю Фа, китаец, тут же стал понур,
хотя, средь прочих, ждал конкретных вводных.
Ретюнину приснились "Лесорейд";
родители; горняцкая бригада;
изба на сваях; комнатка, где Галя -
доверчивая коми с добрым нравом -
пыталась их, затравленных, согреть,
хотя сама при этом догорала.
В груди в ту ночь по-новому щемило.
А утром, всех собравши на совет,
он тихо декламировал Шекспира.