Глаза откроешь. Джезва. Черный кофе.
Вприкуску тишина. Чем не блаженство?
А вот, подишь ты, — словно на Голгофе:
всё тех же серых дней несовершенство.
Весь распорядок в красках чёрно-белых.
Ни капли алой. Разве что под кожей.
Глядишь в окно, проснувшись очумелой, —
там на тебя десятка три похожих.
Ночной дозор уставших жить до срока,
повязанный беспомощным молчаньем.
Вкусивший от догматов лжепророков,
и ждущий не от Бога подаянья.
А впрочем, что б он дал? – распят ведь ими
там, на горе из тел, – все стали прахом...
К чему ему торги с глухонемыми,
запачкавшими в кровь его рубаху?
Проснулся, отхлебни спокойно пойла —
не ты один отмерил сутки скукой.
Не дергайся. У всех всё то же стойло.
Не ты один готов свершить сеппуку...*
* сеппука — то же, что и харакири