Новогоднее обострение

               
На тарелках уже аккуратно разложены солнцеликие  диски красных Сицилийских апельсинов, острые дольки розовобоких яблок, жёлтые кружки бананов. Глазастый сыр с любопытством взирает на мир тоненькими дырчатыми листиками. Зелёные полоски огурчиков разливают аромат летней грядки.  Колбаска настрогана по всем канонам сервировки, а запах  свежего хлеба (Ммм!) вызывает слюноотделение. Рюмки и чашки под чай-кофе пересчитаны,  начищены, выстроены во фрунт. –  Словом, пикниковый набор на празднично разостланных листах офисной бумаги для печати. Зеркало – в ажурном кружеве рукотворных снежинок. Винтажная ёлочка, щедро презентованная в далёком прошлом в дар кабинету кем-то из коллег, циклично, раз в году, является из недр шкафа,  чтобы долгий месяц пестреть  потом  разномастными игрушками – осколками  чьих-то домашних коллекций. Вот и сейчас она  красуется на полке компьютерного столика.
В самый канун Нового года, традиционно встречая его каждый у себя, традиционно же провожали Старый сообща, кабинетом.
И, казалось, щёлкнуть бы  уже ключиком, дружно присесть вокруг стола, но, словно предновогодний снег на голову,  явился клиент Нины. Ну, вот нет у людей совести! Новый год уже практически поскрипывает под окном  морозным снежком, мягко ступая в расшитых серебром валенках. А некоторым  – и праздников нет!  Всё ходят и ходят! Новогоднее обострение – не иначе!
Клиент покосился на затейливый стол в противоположном углу кабинета и уселся таки на стул перед Нининым, строго по диагонали, спиной к скатерти-самобранке.
Беседа затянулась до неприличия. Девчонки нетерпеливо поглядывали в сторону тугодума, красноречиво сигналя Нине: «Закругляйся! Сколько ещё вату катать?»
Катерина, на чьём столе накрыли полянку, экономя время, презрев  непрошибаемую спину клиента, решительно взялась за бутылку шампанского, зажала её  под столом между коленками и принялась ловко расправляться с фольгой и металлическим намордником бутылки.
 – Бббахх!
Глухой выстрел в недрах Катиного стола, строго в столешницу, сопровождаемый лёгкой аурой  дымки, прервал клиента на полуслове. Втянув голову в плечи, он замер. Зато бутылка, радостно вырвавшись на волю из растерянных Катиных рук, с шипением, щедро поливая игривой белой пенкой ножки стульев, боковушки столов, скорой ракетой заскользила  по полу до противоположной стены. Чистый огнетушитель!
Осознав, что произошло, клиент вспомнил, наконец, какое сегодня число, и поспешно  ретировался со словами: «С Наступающим!»
Пришлось, конечно, отправить гонца за новым шампанским в соседний магазин. И, кажется, одной бутылкой не обошлось. Обувь ещё долго липла после праздника к полу.  Швабра уборщицы была бессильна перед гигантским разливом «полусладкого». А этот Новый год, наверное, запомнится, прежде всего,  дуэлью на шампанском.


Всё это шумное безобразие случилось вчера. А сегодня – на работу можно не идти.  Отчёт сдан накануне. Дел нет. В доме – тишина. Гирлянды –  в прихожей, Рождественский венок –   на двери, игрушки –  на ёлке. И ничего неожиданного в перспективе. Пу-сто-та.
Даже потеряшку-сеттера, которого она три недели назад привела в свой дом с улицы, к которому уже почти привыкла и тихонько твердила про себя мантру: «Пусть хозяева не отыщутся», – даже сеттера три дня назад забрали. Отыскались. Убрала коврик, миски, и никто по ночам не вздыхает больше в прихожей, не позвякивает кольцом ошейника, не  цокает по полу когтями. Тишина.   
Синдром душевного провала неизменно накрывал после  неумеренного  веселья, потому она не любила в последнее время  ни сами  праздники, ни праздничные посиделки, ни прочие междусобойчики.
 – Ты  с кем встречаешь? К родителям?
Ну, что за страсть задавать неприличные вопросы!
 – С Александром Сергеевичем, разумеется! Фамилию, извините, не озвучиваю!
Объяснять, что ей нравится встречать вот так,  в полном  одиночестве, до последнего движения стрелки ожидая какое-то Чудо? – Не поверят.
Рассказывать про плюсы? – Не  надо  толкаться в очередях среди ёмких дядек и тёток, обрывать руки, строгать, тушить и жарить. – Не поймут.
 Бокал шампанского, мандарины,  любимые конфеты «Коммунарка», бой курантов. Записать желание на бумажке, которую потом – сжечь, а пепел – в бокал с шампанским и успеть выпить до последнего удара.  Всегда сложно его выразить: оно – призрачно-неопределённое. Потому и не сбывается ни черта.
Встрепенулась, вспомнив про вчерашний традиционный обмен символическими подарками. Выбирать их – единственная предпраздничная радость.  Достала из сумки Наткиного Ангела, старательно выбрала для него подходящее местечко на ветке:
 – Ангел мой, будь со мной.
И под покровительством Наткиного Ангела отправилась в город, созерцать поголовное Новогоднее обострение.
На улице по-прежнему порошило. Снег в этом году какой-то неуёмный. Он лежит пышными белыми барханами, куда не глянь. Дороги и тротуары чистить не успевают. Прямая, как стрела, мощёная дорожка от дома давно скрылась из виду, нащупать её под сугробом – нерешаемая задача. Какой-то первопроходец проложил в снежной утренней целине странный дугообразный полукруг (вот занесло человека!). Тоже, наверное, после новогоднего утренника. Пришлось, утопая выше щиколотки, вносить свой вклад в «народную тропу». 
Выбравшись в центр, она вдруг подумала про уток. Заглянула в магазин за батоном и направилась к реке, о чём тут же пожалела. Лестницу, конечно, чистили, но  снег не уступал. Длинный каскад ступенек слился в один сплошной лыжный спуск. Того и гляди, проедешься по нему спиной. Однако спустилась.
У реки было девственно пустынно. Лишь на противоположной стороне  – мужчина в связке с псом, но поводка не разглядеть.  А здесь – лишь она одна:

  В уединенные места
  Бреду, глотая безысходность.
  Пусть окружает пустота,
  И дрогнет сердце. Канул вот бы
  За грань, где стихнет суета,
  Мир этот плавно и неспешно!
  Я под опорами моста
  Ищу покой в движенье пешем.
  Ищу, иль нет? –  Поглощена
  Своим бессмысленным походом?
  Опять – одна, и всё – одна,
  Смотрю на скованную воду.

Вот оно – чёрное око незамерзшей воды, недалеко от моста, стиснуто со всех сторон основательно взявшимся льдом. И в этом ледяном плену мерно  покачивается несколько уток. А остальные – сплошная  чёрно-коричневая масса – на берегу, прямо в рыхлом, сыпучем снегу, утопая по самые спинки.
Едва зашелестела пакетом, вся утиная масса, подкрякивая недружным  простуженным хором, важно двинулась к ней, обступила, взяв в плотное кольцо.  Она торопливо принялась  рвать батон, кидая направо-налево, ближе-дальше, понимая, что всех не накормить.  Бросая, чувствовала, как утки беззастенчиво топчутся своими неуклюжими красными лапками прямо по её сапожкам. Что-то дёрнуло полу её пальто.  –  Быть того не может! Одна из уток, явно не робкого десятка, подпрыгнув, ухватила клювом за край. И затем –  снова. Буквально висла на ней.  Нагловатые глазки-бусинки буравили пакет с батоном:
 – Сюда подавай!  Не видишь, что ли?
Протянула руку: утка решительно рванула крепким, железным клювом добычу. Так вот ты какая – Серая шейка!
Да! Такая не пропадёт! А остальные?
 – Одной Вам не справиться, – проговорили за спиной.
Обернулась. Молодой человек в низко натянутой вязаной шапке, пухло намотанном  шарфе, взирал с ироничной улыбкой. Глаза их встретились лишь на мгновение. Она вспыхнула, подумав с досадой, что тушь, наверно, расползлась под снегом и ветром, а нос, должно быть, синий. И предложила с отчаянным вызовом:
 – Ну, так присоединяйтесь!
 – А я, представьте – без батона!
 – Могу поделиться.
Она протянула пакет, он оторвал половину и взялся раскидывать куски. Утки охотно приняли и его в свой подкрякивающий  круг. Дело пошло быстрее.
 – Слушайте! Он такой свежий! Я бы и сам сейчас не отказался!
 – Я, если честно, тоже! – улыбнулась, наконец, и она.
 – Ой, ну ни фига себе! – удивлённо воскликнул он. – Вы видели?! – Прямо из рук вырвала, вот эта, юркая!
 – Да, это Серая шейка. Всё пальто уже оборвала.
 – Ваша знакомая?
 – Практически подруга.
Так, переговариваясь, в четыре руки они быстро разделались с батоном.
 – Вы куда теперь? – спросил он.
 – В никуда, – пожала она плечами.
 – А идём кофе пить!
Она вновь встретила его взгляд,  присмотревшись немного внимательнее: по крайней мере – выбрит. А то все сейчас на одно лицо: бородатые варвары из барбершопа. Приятный. Кто-то шепнул ей: «Да! Говори: «Да!»»  Может, то был Наткин Ангел?  Быстро прикинула, что под пальто, и что будет с волосами после шапочки, и решилась:
 – Или чай.
 – Или чай, – согласился он.
Подъём в гору оказался проще. К тому же,  попутчик предложил руку.
 – Вы как там очутились? – спросил он, когда, переводя дыхание, они остановились, глядя вниз, на героически проделанный путь.
 – Решила заработать кармический плюсик на небесах, – улыбнулась она.
 – Значит, и я тоже?
 – Полагаю, что да. А Вас как туда занесло?
 – А я оставил недалеко машину в сервисе. Решил убить полчаса.
 – Эта лестница – не самый удачный выбор.
 – Согласен. Я бы сказал – гигантский слалом. Сам не знаю, кто меня надоумил. Зато карму с Вами подчистил.  Предлагаю сперва забрать автомобиль, а потом – чай. 
Они вновь посмотрели в глаза друг другу. И кто-то снова подсказал ей:
 – Идёт.
 – Павел, – отрекомендовался он.
 – Дина, – представилась и  она.
 – А у Вас на шапочке – сугроб, Дина, – осторожно провёл он над ней рукой в перчатке, словно совершая магический обряд.
 – А у Вас – не меньше, Паша. – Свой стряхнул решительно.
Пока машина, налегая всеми своими лошадиными силами, преодолевала превращённую в снеговую хлябь проезжую, она торопливо, украдкой осмотрела себя в маленькое зеркальце из сумочки. Её манипуляции не остались незамеченными.
 – Так будет удобнее, – отогнул он козырёк над лобовым стеклом, снабжённый зеркалом, – но там всё в порядке: тушь, помада, румянчик. Всё на месте, – и  хитро покосился на Дину.
 – Я только опасалась, что вместо двух глаз – четыре.
 – Зачёт, – улыбнулся Павел. – Может, на «ты»?
 – Давай попробуем.
Вошли в кафе и она, сбросив ему на руки пальто, непривычно для себя легко и раскованно, обернулась.
 – О! Ручная работа! – проговорил он, с неподдельным интересом разглядывая затейливое платье.
 – А удачно выбрала! – шепнул (ну точно, он!) Ангел!
 – Ты вяжешь, что ли? –  усмехнулась она, приятно польщённая.
 – Не я –  мама. А смотри, чё у меня есть! – и, освобождаясь от шарфа, как фокусник, сбросил своё пальто.
Дина уставилась на его грудь, сравнивая орнамент свитера со своим, по лифу и рукавам платья. Расцветкой (сдержанный бордо, пылкий красный и  ультрамарин) они удивительно близко перекликались. Только её платье, как и положено женскому наряду, было более причудливо: основной фон – цвета бледной глицинии, с ромбовидными косами и шишечками. А вот лиф и верхняя часть рукава –  бордовый, с красно-ультрамариновым орнаментом – точно в стиле его свитера. Это своё платье Дина увидела когда-то в журнале:  платье для неё, яркой брюнетки! Долго подбирала точные оттенки и качество пряжи и потом долгими вечерами вывязывала по схеме, представляя, как сразит им кого-то…
 – Гармонично, – подытожила она осмотр.
 – Судьбоносно, – констатировал он.
Когда заказали кофе и десерт, он, всё ещё оживлённо разглядывая её платье, прибавил:
 – Только не говори, что сама вязала.
 – А то что?
 – А то женюсь, чего доброго.
 – От добра добра не ищут. Так уж и не рискуй лучше. А ты точно не женат?
 – Всмотрись в мой орнамент! Тут чётко прописано: «Мамин», –  ответил он шутя, но смотрел серьёзно. Помолчав, продолжил:
 – И часто ты одна уток кормишь?
 – Циклически, – пожала она уклончиво плечами.
 – С парнем разругалась?
 – С парнем я ругалась лет в восемнадцать. Это – другое.
Что другое, объяснять не стала. И он не спросил. Принесли кофе. Потянуло волшебным ароматом востока. Пироженки нежно поглядывали с белоснежных блюдечек: то ли на них, то ли друг на дружку; ложечки, должно быть,  готовы были пропеть благословляющее «дзинь», подобно свадебным колокольцам. Столик был небольшой. Они сидели напротив друг друга, волнующе близко.
  – Ты где встречаешь? – задал он тот самый вопрос, глядя внимательно  карими, несколько удлинёнными глазами сквозь призрачный пар над белым фарфором чашки. Странное, волнующее впечатление производил этот мягкий, умный, манящий  взгляд. Он не был поверхностным взглядом искателя лёгких приключений.  В нём –  что-то,  с чем ей сложно справиться, не отведя своих собственных, тёмно-серых с зеленью глаз.
И она время от времени спасалась бегством, глядя на пирожное,  а он тем временем разглядывал нежные черты девушки, оттенённые опущенными ресницами, немного напоминающей перепуганную лань (ну, не подобрать другого сравнения!). И её глаза – с чем бы их сравнить?
В кафе было людно, не смотря на дневное время. Дивно уже то, что в предпраздничный день отыскался для них этот столик на двоих. Но многолюдье зала было каким-то расплывчатым, невнятным, и музыка доносилась, словно издали. Он – пытливо и спешно, она – немного таясь и явно смущаясь –  оба изучали друг друга.  Тембр, звучание голоса, интонации, жесты – ведь всё это так важно. Ах, что за глаза у него! Там, у реки, в окружении уток, она не успела их рассмотреть. 
 Так о чём он спросил? Ах, да! –  С кем встречаю.
– В домашней обстановке, – был её уклончивый ответ после короткой паузы. Не выкладывать же, что одинокой букой просидит у телевизора. А ростки сожаления уже предательски пробивались:

  Зачем мне это промедленье? –
  Ведь я предчувствую уже
  Пожар любви сквозь первотленье,
  И в неизбежности  горенья
  Я всё ж стою на рубеже.
  Я, не подав руки и вида,
  Лишь умножаю список жертв,
  Любви пророча панихиду;
  Но медлю я на рубеже.

 «В домашней обстановке», – ах, глупая! Почему она так ответила? Что-то Ангел её сплоховал.
 – Ну, ясно: «Домашний праздник», –   проговорил он, улыбнувшись, однако  огорчения было не скрыть. А я хотел пригласить тебя в компанию – небольшую, старые друзья.
 – Да, жаль, наверное, – улыбнулась Дина. – Не с кем будет поговорить про уток.
 – Точно! Утки теперь – моя любимая птица, – воскликнул он преувеличенно шутливо. 
 – Особенно Серая шейка, – поддержала она.
 – Значит, завтра тоже не увидимся? Ты, наверное, будешь занята готовкой, уборкой, пёрышки чистить станешь. И устанешь, – прозвучало мягко и неожиданно в рифму. Она всегда улавливала такие мелочи. А он выглядел откровенно разочарованным.
Ну, что она наделала! Выкладывать карты теперь – уж совсем глупо! И она лишь коротко подтвердила:
 – Да. 
Он подвёз её до дома. Не спросил, с кем она живёт. Задержал лишь  руку, свободную от перчатки,  в своей, отчего тепло медленно разлилось по телу. «Ах, не уходить бы никуда! И что я за дура!», – словно глядя на себя со стороны, мысленно вопрошала она.
 – Ты позволишь хотя бы поздравить тебя с Наступившим?
 – Конечно, и даже –  с Наступающим! Это будет мило!
 – А уместно? – посмотрел он в её странноватые неопределённостью цвета  глаза.
 – Вполне (можно было не отвечать: там ведь всё было написано!).
 – Тогда диктуй телефон.
Он проследил, пока она открыла входную дверь, обернулась, приподняв раскрытую солнышком ладонь, тепло которой так явственно ощущала его рука, и, кивнув, скрылась в тёмном проёме.

Всю ночь она слушала тиканье старых часов без всякой надежды на сон. Ей чудилось, что они то ускоряют свой  ход, то замедляют. Затем её встревожил тихий посторонний звук, и она вспомнила про хомяка с соседнего этажа, который несколько лет назад повадился проникать в её квартиру через канализационную шахту. Нет, почудилось, наверно. 
Не проворонила ли она на этот раз что-то настоящее? Она встала, подошла к ёлке. Ангел таинственно поблескивая, молчал.  Подошла к окну и долго глядела на конусы косо летящего снега под фонарями, разливающими свой неоновый свет на детскую площадку, на засыпанные дорожки, на автомобильную стоянку, где в белых холмиках угадывались чьи-то машины, на это холодное, торжественное безмолвие. Гирлянда из дома напротив насмешливо подмигивала: «Ну, что! Маешься?»
 
  Печаль кружащегося снега
  Печатью лёгкой на уста.
  И ужасаясь жизни бегу,
  От одиночества устав,
  Не спят, и в окна  сморят молча
  Она и Он, а снег пророчит,
  В который раз сочтя до ста:
  «Всё – суета, всё – суета! –
  Метель свой белый танец спляшет
  И уврачует сердце ваше».

Спит ли он сейчас? Думает ли о ней?
Ей виделся сугроб у реки. Белый батон тонул в сыпучих снегах. На чьей-то вязаной шапочке снежинки множились, стирая цвет, пеленая белизной. Утки напирали,  обступая со всех сторон, и под их мерный, сиплый  кряк она забылась, наконец, сном…
 
Утром Дина решительно и вопреки отварила зачем-то  ингредиенты для оливье, настрогала целый салатник, исполнив свой долг перед новогодним столом.  На самом деле, ей необходимо было заполнить хоть чем-то пустоту дня. Позвонила матери, выслушала список новогоднего родительского меню,  уловив в голосе матери надежду: не приедет ли. Но потом обе решительно отвергли эту идею: куда в такой снегопад?!
 – Мам, не переживай! Ты же знаешь: мне одной совсем не скучно!
  До полуночи оставалось целых двенадцать часов. И вдруг она торопливо засобиралась, метнулась к комоду, решительно достав заначку на осуществление одного давнего плана, и направилась в торговый центр.
 – Эта сумасшедшая – не я! – твердила она себе. –  Сегодня уже и не работает никто! И выбрасывать деньги на какую-то глупость, на безумную идею, на химеру! – повторяла она, ускоряя шаг. – Ну, точно! – Новогоднее обострение!
Торговый центр действительно был тих. Покупателей, кроме неё, практически не видно.  Она пробежалась вдоль знакомых павильонов, и тот, что был нужен ей…– Он ещё работал! Только не было знакомой продавщицы. Её заменял какой-то мужчина. Ну, понятно: нормальная женщина сейчас дома.
 – Платье! Мне срочно нужно платье! – выдохнула она.  Какое,  не смогла бы объяснить. Но за одиннадцать часов до Нового года это вовсе не обязательно. Мужчина, осмотрев её, словно фокусник, извлёк откуда-то  именно то, что ей нужно. Нежный, тёплый, мягкий шёлк заструился, облегая её, подобно лепесткам дивной  розы нереального, слегка приглушённого, пурпурного цвета.
«Пурпурная роза Каира», – вдруг вспомнилось ей название старого фильма. Она смотрела на своё отражение в зеркале:

  Ах, этот шёлк моей души!
  Он лёгок, словно шёлк на платье!
  Я жду тебя, твои объятья!
  Приди и чудо соверши!
  Взгляни своей улыбкой нежной,
  И я уже не буду прежней!
  Скользит по телу шёлк на платье
  В твоих объятьях. В твоих объятьях.
 
Денег хватило впритык. Дорогой оказалась Каирская роза.
 – Счастливого Нового года! – напутствовал её продавец. 
 – Взаимно!

Мужья, в последний момент посланные  в магазин  взмыленными, озабоченными жёнами за забытым майонезом, счастливые этой возможностью вырваться из нервозной кухонной обстановки; жёны, не полагающиеся на бестолковых мужей; семьи с возбуждёнными детьми; самые безответственные – ещё только с  ёлками; шумные компании, уже настроенные  проводить уходящий – всё двигалось. Все были обременены ношами, азартно тащили что-то в сумках, пакетах. Машины, перегруженные пассажирами и провизией, сплошными медленными потоками ползли в противоположных направлениях, загромождая пешеходные переходы, слепя фарами. – Новогоднее обострение.
 Лишь она одна несла невесомую ношу: своё платье цвета Каирской розы. Предновогоднее обострение  заразно. Почему-то ей тоже захотелось почувствовать себя частицей этого временного безумия, нести в прозрачной, перевязанной лентой коробке торт, словно и ей есть с кем его разрезать. И Дина заглянула в  человеческий улей – магазин в самом центре.
 

За три часа до Нового года её стол сиял атласом белоснежной  скатерти. Мандарины и конфеты в вазочках,  сверкающий бокал, бутылка шампанского (жаль, нет Кати!), листок бумаги, ручка (для желания!) – всё было  готово. Оливье? –  Может быть. Но позже.
Деланно бодрым голосом, одновременно подкрашивая ресницы и ногти,  она весь вечер отвечала на поздравления, шутила, желала, благодарила.
 – Динка! С Наступающим! Ну, как ты после вчерашнего? – оторвалась Натка от своей кухни. – А может, давай к нам? Мы с Лёшкой тебя потом проводим.
 – Нет, спасибо, Нат! Я уже практически в пижаме.
 – С ума сошла!? Как Новый год встретишь, так и…!
 – Знаю.
 – Не вздумай спать! Я намерена поздравлять тебя с Наступившим! Бум чокаться телефонами! Ну, пока! А то Лёшка там чё-то спалил, гад! Пошла разбираться.
 – Пока!
 – Дин! С Наступающим! Вчерашний выстрел – этто что-то! Мужик чуть со стула не сполз! Ты как? Уже празднуешь?
 – Праздную!
 – Надоест праздновать – приходи к нам!
 – Спасибо.
 – Сестрёнка, с Наступающим!
 – Кузина, с праздником!
 – С Наступающим!
 – С Наступающим!
 – Дин!
 – Дин!
 – Дин!
Ещё раз обсудила с матерью родительский стол: не так изысканно сервированный, зато обильный. Но всё это было так незначительно перед образом той, что смотрела на неё из зазеркалья – удивительной девушки в платье невероятного пурпурного  цвета.  «Пурпурная роза Каира».
 – Ну и пусть на один раз! И пусть никто не увидит! Новогоднее же обострение! И Ангел, вроде, был не против.
Подруги, коллеги, кузины, тётушки… Да будет ли конец этому!  Хотелось просто отключить телефон. Но останавливало ожидание того, про что каждый год загадывается неопределённое желание.
Он позвонил за два с половиной  часа до Нового года.
 – Привет,  главная попечительница всех речных уток! – она узнала бы  его и без этой шутливой тирады.
 – Привет, первый помощник попечительницы! – ответила, стараясь не выдать нахлынувшее волнение.
 – Не отвлекаю?
 – Нет, развлекаешь.
 – С Наступающим тебя, Дин-Дин! Как настроение?
 – И тебя с Наступающим! – про настроение промолчала. Оно было неустойчивым: из глубины Марианской впадины  взметнулось до вершины Джомолунгмы.
 – Всё успела переделать?
 – Дел было не так много.
 – У вас уже провожают?
 – Я особо и не провожаю. Сам уйдёт.
Он, наверное, что-то почувствовал, спросил осторожно:
 – А ты сейчас где?
 – Я – дома: в окно смотрю. А там снег, представляешь?
 – Ты одна, что ли? – неуверенно уточнил он.
 –  Нет. Мы – с  ёлкой.
На том конце повисла недолгая пауза.
 – Третий –  не лишний? – спросил он, наконец.
 – У  вас там шумновато, однако, – ответила она не по существу. –  А говорил: «Маленькая компания».
Ей хотелось, чтобы он сам, не спрашивая, сделал что-нибудь неотложное для её спасения.
 – Приехать за тобой? – снова попытался он угадать её желание. Не угадал.
 – Нет, спасибо.
 – А просто приехать? – Номер квартиры скажешь? А то придётся весь твой подъезд поздравлять с Уходящим.
Да! Оно! Это! – И она назвала  номер.

 
 – Динка! Мы решили встретить под ёлкой! Шампанского прихватили. Одевайся, скоро будем за тобой! – затрещала в трубку Натка, едва она отключилась от Паши.
О, нет! Только не это!
Звонок в дверь прозвучал минут через двадцать.  Так скоро, однако? Отворила, не спрашивая. И уставилась на привидение из своего прошлого:
 – Ты?! Какого чёрта?!
 – Отличный приём! Еду на праздники к маме. Ты позволишь? – Игорь нахально ввалился  в общий коридор. – С Наступающим! – коснулся он губами её пылающей щеки. – Выглядишь супер! – Она отстранилась:
 – По-моему, ты не доехал километров пятьдесят. Что стряслось? Твой ямщик сбился с пути? Савраску занесло?
 – Может, всё-таки позволишь? – шагнул он мимо неё в распахнутую дверь квартиры, снимая на ходу куртку.  – И, да: ужасный снег!
 – Кто тебя заставил ехать в такую погоду? – Обострение?
 – Соскучился по маме. Слушай! Ну, хоть чашку чая путнику предложишь?
 – Тут не постоялый двор. Езжай, куда ехал.
 – Кстати, хорошая идея: могу прихватить тебя с собой. Ты к своим не собиралась?
 – С тобой – уволь! Наездилась уже.
Игорь уставился игриво, и вдруг с удивлением, словно сообразив что-то,  воскликнул:
 – Слушай, а ты что, одна? В смысле –  с тех пор?! Это – из-за меня?
 – Не обольщайся. Из-за меня. Ты к этому не имеешь отношения.
Он подошёл вплотную, сделав попытку обнять.
 – Даже не думай! – предостерегла она.
 – Я – дружески.
 – Как семья? Как дочь? – спросила она едко.
 – Слушай! – оживился Игорь. –  Представляешь: я – дважды отец! Вернее, трижды! У меня близняшки, мальчишки.
 – Поздравляю, многодетный отец! И закругляйся. Тебе лучше удалиться. Ко мне должны прийти.
 – Вот как! – встрепенулся он то ли ревниво, то ли с любопытством. – Ну, тогда я просто обязан задержаться. На правах старого друга хочу убедиться, что ты попала в хорошие руки. – И принялся бесцеремонно осматривать квартиру:
 – Да, мало что изменилось с тех пор.
Дина нервно следила за ним, бессильная перед его наглостью. Раздался звонок. Она метнула на Игоря испепеляющий взгляд.
 – В шкаф не полезу, – ухмыльнулся он.
 – Ты поглупел, – сделала она заключение.
Вдохнув поглубже, отворила, вновь не спрашивая. В удлинённых карих Пашиных  глазах прочиталось так много всего сразу. Под номером один: восхищение.
 – С Наступающим, Дин-Дин! – проговорил он тихо, переводя взгляд с каирского шёлка платья  на её взволнованное лицо.
 – И вас с Наступающим! – нахально возник из-за кухонного поворота Игорь. Паша взглянул на него, словно на привидение, словно его  хлестнули по  щеке,  перевёл взгляд на Дину:
 – Так ты – не одна?! –  Неожиданно. Шутка удалась.
Он держал удар. Не сказал ничего лишнего.
 – Желаю счастья! Хорошо вам встретить! – он вложил ей в руки букет роз в тон платья (и где нашёл такие?) и направился к лифту.
 – Паша! Послушай! Ты всё неверно понял! Выслушай же! – дёрнулась она вслед.
Но он, не дожидаясь лифта, шагнул на лестницу. Торопливые шаги, удаляясь, гулко отдавались в тишине подъезда.
 – Паша! – воскликнула она ещё раз со слезами в голосе, –  Ну, что ты делаешь? Зачем!
Она вернулась в квартиру. Игорь, вальяжно засунув руки в карманы брюк, иронично взирал на неё:
 – Да! Психологически не устойчив. Зачем тебе такой, Дин?
 – Что ты наделал! Я тебя ненавижу, – тихо и отчётливо произнесла она, присев на маленькое канапе в прихожей, положив рядом розы и бессильно опустив тонкие кисти на каирский шёлк не принесшего счастья платья.  – Уберёшься ты когда-нибудь? –  Слёзы медленно ползли по щекам.
Игорь, как-то смущённо переступая, предложил:
 – Ну, не плачь! Хочешь, я его догоню? Кто знал, что он так среагирует.
 – Ах! Уйди ты, наконец, …к своей маме! У-би-рай-ся! – закончила отчётливо, по слогам.
Виновато посапывая, Игорь стал одеваться.
 – Ну, ты извини, если что. Я не хотел. С Наступающим, – он тихо выскользнул за дверь.
Дина осторожно взяла розы и направилась в кухню. Мимоходом задержалась у большого зеркала во весь рост. Одинокая, очень несчастная  и очень красивая девушка в изысканном платье, с изысканным букетом в руках, грустно смотрела на неё. Дина коснулась ладонью щёк, осушая слёзы, и бережно понесла цветы, поставить в вазу. На часах было почти одиннадцать. Она решительно откупорила шампанское, отлично управившись без Кати, влила немного шипящего, пенного напитка в бокал, коснулась бутылки:
 – С Наступающим, Дин-Дин!
В дверь зазвонили. Не спрашивая, кто, отворила.
 – Я подумал, что должен тебя выслушать. – Паша, очень серьёзный, сосредоточенный, внимательно и напряжённо изучал её лицо со следами недавних слёз.
 – Входи.
Он сбросил в прихожей пальто, повесил на вешалку, обернулся к ней. А она…шагнув к нему, скользнула руками вокруг его талии и подняла к нему лицо. Сама не поняла, как это произошло.
 – Как хорошо, что ты вернулся!
Он осторожно обнял её плечи, ощущая шёлк тёплой кожи под шёлком платья, и, глядя в глаза немного сверху, спросил:
 – Так что ты хотела мне сказать?
 – Я хотела сказать, что у каждого человека есть прошлое, и оно иногда неожиданно возвращается, как снег на голову, хотя его никто не просит и не ждёт. У тебя разве нет?
 – Есть, – тихим эхо подтвердил Паша.
 – Тогда идём на кухню,  провожать Старый год. 
 – А он где – это твоё прошлое?
 – Ушёл. Уехал. Ускакал на оленях.
Они вошли в кухню. Он огляделся с нескрываемым интересом, изучая быт этой, пока совершенно не знакомой ему девушки с тёмно-серыми, с зеленью, глазами. Букет его лиловых роз перекликался с лиловым шёлком.
 – Ты – такая красивая в этом платье!
Она улыбнулась, мысленно поблагодарив Ангела.
 – Хочешь оливье? У меня есть.
 – Нет, ничего не хочу. Хочу на тебя смотреть.
 – Просто выпьем?
 – Просто выпьем.
Чокнувшись, стоя, пригубили шампанского. С неизбежностью нарастая и приближаясь, настал момент поцелуя. Почти настал: в дверь зазвонили. Он поглядел на неё вопросительно. Она пожала плечами:
 – Наверное, девчонки с работы. Они собирались встречать на  площади, под ёлкой.   – И добавила с улыбкой: «Сумасшедшие. Откроем?»
 – Наверное, надо открыть.
На пороге, виновато переминаясь, стоял Игорь.
 – Ребята! Рад воссоединению. Но не могли бы вы помочь? Я застрял намертво. Толкнуть надо.
 – Ты хотел, чтобы я тебя толкала?! – изумилась Дина.
 – Я видел, как твой нервный друг вернулся в подъезд.
 – Надо же! Наглость – второе счастье! – ещё больше изумилась Дина.
 – Ну, а кого ещё звать? Все уже за столом. Кроме вас, я никого тут не знаю.
 – Надо помочь, Дин, – Паша повернулся к вешалке.
Зашелестел лифт. Шумная компания вывалилась на площадку.
 – Сюда! – раздался командный Наткин голос, и все они комом  ввалились в тесный коридорчик.
 – Динка! С наступающим! – дыша шампанским, Натка сгребла Дину в охапку, чмокая в щёку. Катя затормошила с другого бока:
 – Собирайся! Мы за тобой! Ты ещё не одета?!
 – С наступающим, Дина! – выглянула соседка. – Не закрывайте  потом дверь. К нам гости идут.
 – Она вообще сегодня не закрывается, –  улыбнулась Дина.
 – А что тут происходит? Кто все эти люди? – сообразила вдруг Натка, оглядывая  Пашу и Игоря.
– Лёш, привет! – кивнула Дина маячившему в двери Наткиному супругу. – Требуется помощь. Надо толкнуть из снега сани вот этого…
 – Северного Оленя! – выдала Натка, и они с Катей покатились со смеху. Они были абсолютно готовы к встрече  Нового года. Досрочно.
 – Не вопрос, пошли!
Когда мужчины удалились, Натка уставилась на Дину:
 – И так, продолжим: кто все эти ол-лени?
 – Да, кто? – нетвёрдо продублировала вопрос Катя.
 – Могу я в кои-то веки встретить Новый год с кем-то?
 – С кем-то двумя? – изумилась Катя.
 – С кем-то одним.
 – А выбор то велик! Ну и тихушница ты, Динка! – не унималась Натка. –  Который – твой?
 – Самый лучший.
 – Ну, это ясно! А второй каким боком?
 – Случайно. От стада отбился.
Лёшка с Пашей вернулись. Дверь действительно не закрывалась.
 – Толкнули. И правда, капитально сидел, – отрапортовал Лёшка.
 – Знакомь, – потребовала Натка.
 – Мы уже  познакомились, – улыбнулся Лёшка.
 –  Да не с тобой!
Дина представила всех друг другу.
 – Вы с нами? Динка, переодевайся! Платье, конечно, отпад, но ты в нём всё отморозишь.
 – Вы – без нас, – решительно проговорил Паша.
Натка озадаченно уставилась на него:
 – Патриарх-ат!? – в недоумении разделила слово как-то по-своему.
 – На сегодня, – пожала плечами Дина под испытующим взглядом Павла.
 – Катька! Запоминай: только на сегодня! – Натка сунула в руки Кате бутылку: «Открывай!».
 - Только не в потолок!- взмолилась Дина.
 Получилось эффектно, с дымком. Катька – мастер!
Быстренько разлили по бокалам, все перемешались в брудершафте, даже Натка с Катей, словно не они пили вместе шампанское полчаса назад, и их шумная компания тем же комом вывалилась  из квартиры. 
 – Заберите шампанское!
 – У нас ещё есть!
 До Нового года оставалось пять минут. Пять минут на «посмотреть в глаза», и, наконец,  на их первый поцелуй.
 – С Новым годом, Дина!
 – С Новым годом, Паша!
 – Урааа! Урра! – донеслось под окном. Голоса были до боли знакомы.
 –  С Новым годом! Ура!
 – Представляешь! Они не успели к ёлке! Встретили в моём дворе, –  рассмеялась Дина, но смех её был прерван  новым, уже более обволакивающим поцелуем, и не только: платье отлично работало, однако…
На этот раз зазвонил мобильный. Она дёрнулась, он, не отпуская её, отрицательно покрутил головой.
 – А если это мама? – всё-таки оторвалась она от него.
 – Динка! Катя ногу подвернула! Прикинь: стать на неё не может! –  Натка голосила почти трезво.
 – Как подвернула? Вы где?
Паша отреагировал на слово «подвернула» специфически.
 – Дай-ка мне, – потянулся он к трубке.  – Отставить вой! Докладывай, что случилось, и где вы. – Выслушав, продолжил: «Оставайтесь на месте. Поддержите её, я сейчас подбегу».
 – Ну, что, что там? – допытывалась Дина.
 – Да, активные у тебя друзья. Я бы даже сказал – гиперактивные, – проговорил Паша, набрасывая пальто. – С моими определённо  было бы спокойнее. А эти твои рядом, недалеко ушли. Жди нас.
Дина нервно мерила шагами площадку  от двери до лифта, подумав, что даже родителям не позвонила с Новом году.  Минут через десять двери лифта распахнулись, и Катя царицей египетской вплыла на площадку на троне из сцепленных мужских рук, держась за  шеи своих подданных. Следом ковыляла растерянная Натка. Груз внесли в прихожую, опустили всхлипывающую Катю на канапе.
 – Отставить слёзы, – решительно проговорил Павел, на этот раз сбрасывая своё пальто на руки Дины, присев перед Катей, стал осторожно освобождать ногу от сапога, осмотрел, прощупал, задал вопросы.
 – Паш, ты в этом разбираешься? – полушёпотом поинтересовалась Дина.
 – Я – хирург-травматолог.
Дина с Наткой переглянулись. Вот это поворот!
 – Вывиха нет, перелома – скорее всего, тоже. Наиболее вероятно – растяжение. Хотя, исключать трещину нельзя. Нужен рентген.
 – Блиин! – протянула Катя! – Эти твои снежные заносы, Дин!
 – А кто вас гонял по этим снегам! Сидели бы дома, как люди! – возразил Лёша. – Обострение синдрома «срочноищуприключения»?  И я, как дурень, у баб на поводу.
 – Отставить споры! – решительно пресёк препирательства Павел. – За руль садиться некому: брудершафт был повальный. Да и без машин все. Вызываем такси, едем в травмопункт, снимаем все вопросы. Вы обе (Дине с Наткой) – дома, на телефоне. Мы с Алексеем едем, надо же её транспортировать.
На удивление, с такси повезло. Катя вновь взгромоздилась на свой трон и уплыла со страдальческой гримасой на лице.
 – А он – точно ничего! Где ты его откопала? – спросила Натка, устроившись  на диване перед тихо бормотавшим телевизором?
 – У реки, в снегу откопала  день назад.
 – Удачно. А тот, второй – твой бывший?
 – Угу. Очень неудачно завернул  по пути к маме.
 – Олень, – констатировала Натка. Помолчала и добавила: – Знаешь, Дин,  похоже, ждёт тебя патриар-хат (на этот раз разделила слово иначе).
 – Может, это то, что мне нужно?
Вскоре Натка уже сопела, обняв диванную подушку. Звонить родителям было определённо поздно. Подойдя к ёлке, Дина тихонько потрогала Наткиного Ангела, размышляя про патриархат. Явно, не без него сегодня дела делаются. В половине второго зазвонил мобильный:
 –  Дина, мы с Алексеем едем к тебе. Пусть Наталья будет готова спуститься к такси.
 – Что с Катей?
 – Всё в порядке. Растяжение. Отвезли домой, обезболили, холод приложили. Всё будет нормально.
 – Уф! – перевела дух и принялась расталкивать Натку: «Вставай, муж твой  едет!»
Когда такси с супругами отъехало от подъезда, Павел повернулся к ней и спросил с улыбкой:
 – Надеюсь, на сегодня твои друзья иссякли?
А она подумала, что Новогоднее обострение всё-таки существует.
В квартире дошла, наконец, очередь до её пурпурного платья, и оно медленно соскользнуло на пол под умелыми руками хирурга-травматолога.

Утром, встретив распахнутые навстречу серо-зелёные очи-нефриты (наконец понял, что же они напоминают!), Паша проговорил:
– Я бы не отказался сейчас от оливье. А потом – срочно кормить уток! И вообще, подозреваю: нам предстоит крайне беспокойный год.

23.12.2023