73 Тюрьма

               

                Возвесели нас за дни, в которые Ты поражал нас,
                за лета, в которые мы видели бедствие.

               
                Псалом 89


        73: ТЮРЬМА

Итак, Евгения закрыли* -
Судебное решенье совершили.
Поехал по этапу он,
В далёкий снежный регион,
На Крайний Север, в холода,
Куда не ходят поезда.

И пять часов (совсем не много),
Лететь ему прямой дорогой 
В Норильск, на самый север мира;
Там ждёт его тюремная квартира
Но зоне строгой, но не очень:
«Пятнашкой» называют впрочем.

Приличная, однако же, тюряга,
Осколок жалкий «Норильлага»;
Про зону ту написано немало,
Одна мне женщина сказала,
Что черных правил нету там давно,
Там, по понятиям, красно*.

Рискну я написать про нравы
Далёкой зоны, про забавы
Там местных завсегдатаев,
Наушных соглядатаев,
И первоходов-пацанов,
И просто русских мужиков.

Тюремные законы просты,
Как геморройные наросты;
Для человека с воли странны,
Сомнительны, непостоянны;

Порою уморительно смешны,
И часто мерзки и подлы,
Зависят от статуса колонии,
И общего беззакония.

Конкретный некий человек,
Борзой начальник  или зэк,
Здесь властелин всего, решала,
И вытворяет что попало.

Иной раз, я не разберу:
Как будто всё похоже на игру.

Тут на кону и жизнь твоя,
Где сам себе ты не судья,
И кто-то, видимо, другой,
Разрушит символ веры* твой.

В тюрьму попавший человек,
Теряет суть свою навек.
Он в жизнь людскую не вернётся,
Всё навсегда перевернётся.

Там нравы древних  жителей,
Тех наших прародителей,
Косматых проточеловеков,
Совсем из каменного века.

Ведь первобытное начало,
Заложено у нас с начала:
Оно в глубинах наших, в генах,
Его не старят перемены,
Лишь корректируют слегка,
Через года, через века;
А если попадёшь на дно,
Оно всплывёт как то г…но.

Тюрьма – пещера с вожаком,
Авторитетным паханом.

Из ближней челяди воры,
И зубы точат до поры,
Чтобы подставить вожака,
И власть подмять наверняка.
А в жизни разве же не так?
Чем выше власть, тем жестче враг.

Потом идёт блатняк, жиганы,
И в основном тупняк, бараны,
На цырлах* ходят,  будь здоров -
Они опора паханов.

На самом дне петушья каста -
Опущенные педерасты;
Их за людей там не считают,
Как говорится, опускают.

Немало париев таких,
Средь слабых духом и больных…

Мне скажут мол, виновны сами,
Что глупы, жалки временами,
И силы воли лишены,
И потому обречены;
Их зона не щадит, не лечит,
Ещё сильней она калечит.

Ужасная без меры участь,
Но есть и там ещё живучесть.

Особенная каста - суки*,
Или козлы*, как по науке;
Вот им я не завидую ничуть,
Их перибьют когда-нибудь -
На волю выйдут, так и там,
За всё ответят по годам.

На зоне «типы» есть такие:
Воры*, бродяги*, шерстяные*,
Бобры*, муфлоны*, кумовья*,
И очень много мужичья*;

Там есть шныри*, чушки*, форшмаки*,
Обиженные* и стремяги*...
А с девяностых и братва*
Вступила в новые права.

Кто там внизу, а кто в почёте,
Вы в Википедии прочтете.
А я вернусь к своей борьбе,
К лихой Евгения судьбе.

Как я писал, его закрыли,
И беззаконие совершили.
Попал в каморку он к бандитам,
Блатным мокрушникам сердитым;
Его спросили про статью,
И шконку* дали на краю.


    Кишинев    Москва
     1991       2021