Меж двух истории потоков,
Спознавши истину, живет,
Гонимый Западом, Востоком,
Умом не понятый народ.
Он мерит удалью героя,
И тужит, коли чуда нет,
И что-то ведает такое,
Чему никто не даст ответ.
И меры в действиях, не зная,
Он необузданным слывет.
Страну, где нет конца и края,
Родимой матушкой зовет.
Он в Бога верует по вкусу,
Украсив образа дугой,
Одной рукой молясь Иисусу,
Стуча по дереву другой.
И свято веря провиденью
Волхвов, пророков, колдунов,
Живет по своему хотенью
Под музыку блаженных снов.
Убереги от лиходея,
Господь, посконного раба,
Ведь у него своя Идея,
Своя Душа, своя Судьба.
Часть I
В необозримом мироздании,
Под звон мечей и звуки лир,
В великой славе и страдании,
Язычествовал древний мир.
Он чтил в герое-исполине
Источник правды для людей,
И жили в мифе, камне, глине
Озирис, Юй и Прометей.
Но Тот, кто заповедь оставил
Любить людей, как брата брат,
Был на кресте, что сам доставил,
Уже в страданиях распят.
Душой, воскресши и телесно,
Он завещал по миру несть
Учеников своих всеместно
Благую трепетную весть.
А там, куда, в великом страхе,
Не заглянул античный миф,
В звериной шкуре, без рубахи
Жил дикий и ужасный скиф.
Народу этому не ведом
Был власти целостной венец,
И срамословил перед дедом
Любой с оружием юнец.
Они гордились грубой силой,
Добычу с гостем разделя,
Не зная брака, ласки милой,
И ложем их была земля.
Подвластны игрищам, развратам,
Похожи были на зверей.
Туда-то обратился с братом
Апостол - праведник Андрей.
Он необычную природу
В таинственной земле постиг,
Здесь климат нежен был полгода,
Полгода же - суров и дик.
Здесь солнце землю не палило,
А, тихо выходя из тьмы,
Отогревало нежно, мило
От долгой северной зимы.
В степные дали без предела,
Чуть пробудивши их от снов,
Нес вольный ветер то и дело
Привет от девственных лесов.
Но всего больше поразили
Апостола, как в дивном сне,
Те обитатели, что жили
В той необузданной стране.
Физически сильны и статны.
Подвластны им стрела и меч,
Вне битвы - кротки и приятны,
И с русым волосом до плеч.
И злым коварством не убитый,
Доверчиво встречает вас,
Доброжелательно открытый,
Взгляд голубых, как небо, глаз.
Народ был этот свежий, новый,
И сохранил в лесной глуши
Неразвращенною основой
Запас великих сил души.
В нем, как в ребенке, просто жили
На все лихие времена
Без разложения и гнили
Любви и правды семена.
Думбы, вятичи, поляне,
Древляне, кривичи, меря,
Родимичи и полочане -
Славяне, проще говоря.
Народ свободный и гуманный,
Он по своим законам жил,
И восхитился Первозванный,
И землю ту благословил.
Часть II
Кипят сто двадцать бочек меду,
И ломятся столы от блюд,
Гуляет дружно всем народом
Благочестивый русский люд.
И красным солнышком меж ними,
На кубок, возложивши длань,
Пирует набожный Владимир,
Веселью щедро платит дань.
Забывши распри и невзгоды,
Вкушают яства, мед густой,
Князья, бояре, воеводы,
Смешавшись с прочей беднотой.
Не пышным титлом горд вельможа,
А братством, что вокруг него,
И общей чашей, что дороже
На свете нету ничего.
Соборность чтя, как добродетель,
Из-за стола поднялся князь
И вдарил пляску так, что с петель
Входная дверь оборвалась.
И с головы стряхнув похмелье,
Сказал, унявши сердца прыть:
- Питье - для русского веселье,
без этого не можем жить!
Текут года, меняя даты,
От славных дел и до невзгод,
Но фразы, брошенной когда-то,
Не забывает наш народ.
С судьбой и Господом не споря,
Миллионы превратив в гроши,
В питье он топит свое горе,
И ищет праздника души.
Часть III
Родную землю озирая
Суровым взором вдаль и ширь,
Не находя конца и края,
Степями скачет богатырь.
За ним дружина боевая,
Все удальцы наперечет,
Для князя славу добывают,
Себе награду и почет.
Воздав богам своим молитвы,
И жертвы пышные воздав,
Спешат они на поле битвы,
Ведет их храбрый Святослав.
Сыны Руси, друг другу братья,
Так повелось с покон веков,
Спешат в кровавые объятья
Врагов жестоких - степняков.
Перун приветствует их громом,
Шумит Стрибог среди ветвей,
И островерхие шеломы
Качает мерно бег коней.
Крепки мечи, крепки кольчуги
И острия тяжелых пик,
Спешат они Даждьбожьи внуки,
В щиты, вковавши его лик.
Им боги победить велели,
Просил об этом мал и стар,
Сойдяся в битве, одолели
Касогов, ясов и хазар.
Прогнали в поле печенегов,
И Киев мирен, стал и тих,
И вышли русские на греков,
И греки вышли против них.
И солнце ясное потускло,
И стало страшно от того,
Что было греков против русских
По десяти на одного.
Хоть каждый биться мог геройски,
Забывши боль и смерть поправ -
Не одолеть такое войско,
Но молвил храбрый Святослав:
- Нам некуда уже деваться,
Хотим мы, или не хотим,
Но, братья, мы должны сражаться,
Родной земли не посрамим!
Коль побежим - позор нам будет
В людском суде грядущих лет,
А коль умрем - нас не осудят,
Поскольку мертвым срама нет!
Я впереди пойду, за мною
Идите вы, презреем их,
А если лягу головою,
Заботьтесь сами о своих.
И воины сказали: «Княже,
Вином кровавым напои,
Где голова твоя поляжет,
Там сложим головы свои».
Короткие закончив речи,
Встал князь вперед своих полков,
И страшная случилась сеча,
Достойны россы своих слов.
Они дрались бесстрашно, смело,
Мечи в руках смертельно сжав,
И бились так остервенело,
Что греки дрогнули, бежав.
И вырываясь из неволи,
Сломавши злобы паралич,
Взметнулся ввысь над бранным полем
Ликующий победный клич!
Еще не скоро тихо стало,
Но замолчав, в конце концов,
Все поняли, как жутко мало
Кричащих в поле храбрецов.
Где было семь - осталось трое
Отечества любимых чад,
И в поле мертвые герои
Победный клич не прокричат.
Они молчат, не досражавшись,
В последнем взмахе смерть, приняв,
Исхода битвы не дождавшись,
Руки с оружием не разжав.
Не осрамив свои святыни,
Победы общей сласть вкусив,
И этот дух живет поныне
В сердцах у воинов Руси.
Он в сорок первом был в окопах,
В двенадцатом держал редут,
Он стал щитом для всей Европы
Воинственный военный дух.
Он и сейчас себя готовит
Для будущих больших побед,
И смерть его не беспокоит.
Поскольку мертвым срама нет.
Часть IV
Во злобе и крови напрасной,
Забывши совесть, стыд и честь,
Кипит по всей Руси несчастной
Междуусобных браней месть.
Господь сынам своим заблудшим
Сказал, что можно, что нельзя,
Велел им чище быть и лучше,
Что ж вы, удельные князья,
На зверствах выковав крамолу,
Свершив тщеславно ектению ,
Родные города и села
Мечу предали и огню.
Ужель главой перекрещенной
Не ведали тогда вожди,
Что по Русь незащищенной
Косые мечутся дожди,
Что из степного беспредела,
Мечом суровым божьих кар,
Идут на Русь осатанело
Лихие полчища татар.
Уже познали в Калкской битве,
Заслоном пред Чингизом встав,
Мстислав с дружиною убитой
Их вероломный лютый нрав.
Татарин с Богом чаши не пил,
Ему за саблю, да не трусь.
Все обращая в смерть и пепел,
Он не щадил святую Русь.
И города ее, и храмы,
И дух, что русских возвышал,
Он безрассудно и упрямо
В великой злобе разрушал.
Напрасно, полные отваги,
Князья дрались за свой удел,
Нанизаны их были стяги
На острия татарских стрел.
Но гостя всякого по чести
Привыкли русские встречать,
Всем миром выходили, вместе,
Чтоб пир неслыханный начать.
Перекрестившись, предлагали
Вина кровавого испить,
Но только чаш не успевали
На рать великую налить.
По чести же и провожали
Врагов, уменьшенных в рядах,
Все вместе мертвыми лежали
В сожженных тихих городах.
Пришло оно, лихое время,
За свой раздор платить сполна,
Взрастила дьявольское семя
Междоусобная война.
Народ, стенал и с воплем к Богу
Взывал ко выжженной Руси:
- Всевышний, укажи дорогу!
От злых пришельцев упаси!
Но позабывших честь и братство,
Чинивших смуту и розор,
Обрек Господь на срам и рабство,
На злое иго и позор.
Страх был повсюдный, все постились,
Навзрыд кричала птица Див,
В грехах покаявшись, молились
Тому, который справедлив.
Все добродетели молчали –
Татарину не прекословь,
И цепи рабства заглушали
Святую к Родине любовь.
Но были доблести примеры,
На фоне рабства тех времен,
Ведь благодатным светом Веры
Был каждый русский озарен.
Тогда из мрака униженья,
Во след побоищу на льду,
Свет Раковорского сраженья
Блеснул, как звездочка, в аду.
Ведь как бы дух наш ни губили,
Под игом мы из года в год.
Отечество в сердцах хранили,
Как Православия оплот.
И вот, срывая все оковы,
Своею сильною рукой,
Привел на поле Куликово
Полки великий князь Донской.
Где угнетенья страх ломая,
Молитву Господу пропев,
Народ обрушил на Мамая
И боль, и ненависть, и гнев.
И отразился в глазках узких
Великим страхом тот удар,
Преодолела слава русских
Хулу поганую татар.
Уже веселье их пропало,
Уже их трубы не поют,
Их столько под мечами пало,
Что реки кровью их текут.
А из поверженного стана,
Почуя смертную беду,
Метнулся вон Мамай поганый
В свою злосчастную орду.
В день Богородицы рожденья,
Сменяя ликованьем грусть,
Взошла звезда освобожденья,
Была помилована Русь.
Часть V
Гласят всемирные приданья,
Что в поле, в доме, на коне
Любили музыку славяне,
Предпочитали мир войне.
Любили предки веселиться
Ввиду бесчисленных врагов,
Могли в веселии забыться,
Что делать - нрав у нас таков.
Взирает мир с большой опаской,
Доныне и с былых времен,
На пенье, музыку и пляску,
На радость, рвущуюся вон.
Без песни вмиг душа увянет,
Без пляски сердце не унять,
Зайдитесь в музыке, славяне,
Отец и сын, и дочь, и мать.
В свободный вечер или в праздник.
В просторный дом иль на лужок,
Зовет свирель, гудок-проказник
Или искуснейший рожок.
Услышав радостные трели,
Свистенье, гул и рев, и бас,
Спешат любители веселья,
Чтобы начать разгульный пляс.
Пляшут слева, воют справа,
Стонут сзади, впереди -
Эх ты, русская забава,
Рви рубаху на груди!
Под пары хмельные пива,
Под веселый дружный хор,
Ложек дробные разливы,
Балалаечный мажор.
Поберечь бы перепонки,
Недалеко до беды -
В ход пошли тазы, заслонки,
Крышки и сковороды.
Водрузивши на колено,
Иль держа в руке одной,
Бьют в них палкой иль поленом
В ритме музыки лихой.
Кто-то в лад платочком машет,
Кто частушкою трусит,
Все гудит, поет и пляшет –
То-то радость на Руси!
Часть VI
Ценя природное купанье,
И солнца раскаленный жар,
Все ж нежить тело в теплой ванне
Народ от века обожал.
На Западе и на Востоке,
И с благовоньями, и без,
Кто день-деньской, а кто с дороги
Помыться в ванну каждый лез.
Известно исстари - славяне,
Зимою лютой, в летний зной,
Предпочитали мыться в бане,
Отменно жаркой и парной.
В Руси великой, малой, белой
Она служила, мир гласил,
Усладой для души и тела,
Для духа - испытаньем сил.
В уютной деревянной бане,
До треска раскаливши печь,
Нагими ждали поселяне,
Чтоб пот ручьями начал течь.
Чтоб тело с воплем попрошайки,
С душою разделив экстаз,
Тянуло взор туда, где в шайке
Душистый веник ждет свой час.
Водой холодной окатившись,
Блаженствовали стар и мал,
И начинали, помолившись,
Для бани главный ритуал,
Где пару добавляя жадно,
Секли себя со всех сторон
Жестоко, сладостно, нещадно,
Что душенька летела вон!
А после красные как раки,
Блаженством распирая грудь,
Катались по снегу в овраге,
Иль в прорубь, чтобы охлануть.
И снова в преисподню лезли,
А ну-ка пару наподдай,
Чтоб отступили все болезни,
И в сердце поселился рай...
В Москве, Калуге и Рязани,
В деревнях, не жалея дров,
В субботний день дымились бани,
И квас ядреный был готов.
Так русским Бог назначил видно,
Что завершать житейский круг
Без самоистязаний трудно
И совестно без адских мук.
И в мире ведают повсюду
Про нас - загадочных людей,
Мы Азии - живое чудо,
Европе же - еще чудней.
Но если кто-то на попранье
Чудной народ приговорит,
Возвысим гордый дух, славяне,
Нас Богородица хранит.
Часть VII
Есть в нравах русского народа
Черты - не людям на показ,
А те, которыми природа,
От века наградила нас.
Мы кротки, тихи и ранимы,
И сердцем искренне добры,
В своих трудах неутомимы,
Гостеприимны и щедры.
Мы чтим ответственность, свободу,
Отечества священный дым,
И Родине своей в угоду
Все, что имеем, отдадим.
Но мы по прихоти всевышней
Несем в себе через трагизм
Налет жестокости излишней,
Небрежность, леность, анархизм,
Безудержное критиканство,
Бунты, восстанья, мятежи,
И отвратительное пьянство –
Саморазорванность души.
От униженья до геройства –
Характер русского таков,
В нем сочетаются, как свойства,
Царь Петр, Мышкин, Хлестаков.
Но нам, как дивное лекарство,
Себя поможет уберечь
Ума веселого лукавство
И живописнейшая речь.
Язык наш громок, сладкозвучен,
Богат, чувствителен, силен,
Кто языку тому обучен,
Тот до зубов вооружен.
На нем общаться с Богом славно,
С друзьями, грусть забыв свою,
С любимой женщиной о главном
И с неприятелем в бою.
На нем слагают поколенья
Приданий стройные лады,
Пословиц мудрые веленья,
Загадок хитрые ходы.
В нем песен нежные истоки,
Частушек пестренький наряд,
Стихов божественные строки
И сказок нравственный заряд.
И злою волей супостата,
Чтоб осквернить наверняка,
Добротней не придумал мата
Ничей язык во все века.
Язык наш свеж умом народа,
Ему не ставьте рубежи,
Он память наша год за годом
И праздничный парад души.
От прибаутки до былины,
От повести до эпопей,
Могучий, нежный и невинный –
Язык достойнейших людей.
Часть VIII
По всей Руси гонцы гласили,
Что, будучи не очень стар,
Великий князь Москвы Василий
Скончался к радости бояр.
Что, коль в наследнике Иване
Державе слабая рука,
То государством править станет
Елена Глинская пока.
Но эта властная княгиня,
Едва правительницей став,
Не стала сдерживать отныне
Крутой и непокорный нрав.
Тогда гнездо крамолы свили
Бояре, чтоб раздольно жить,
Княгиню тайно отравили
И стали в драке власть делить.
Малютка князь Иван Четвертый
Во власть боярскую попал,
Толи живой был, толи мертвый,
Никто, порой, про то не знал.
Мальчишку грубо обижали,
На месте ласки был кулак,
Учить хорошему не стали,
Кормили даже кое-как.
Когда ж свою смиряя скуку,
Игру себе придумал князь –
Животных мучить и прислугу,
Они смеялись, веселясь.
Никто не чтил в нем государя,
С ним оставался только Бог,
Еще митрополит Макарий
О нем заботился как мог.
Образованье дал мальчишке
В силу учености своей.
Иван читал охотно книжки
Про власть других государей.
В тринадцать лет рукою твердой
Боярина он умертвил,
И рос жестокий, властный, гордый.
И имя Грозный получил.
А власть сильнее гордой славы,
И, взяв правления бразды,
Он понял - без грозы держава,
Что конь строптивый без узды.
Бояр преодолев коварство,
Митрополиту молвил князь: -
Венчаться волею на царство
Желаю, Богу помолясь.
И видя взор сурово-твердый,
Митрополит провозгласил,
Что князь Москвы Иван Четвертый
Отныне - царь всея Руси!
Гарантом от любой напасти
Царь, для поддержки своих сил,
Венец самодержавной власти
От главы церкви получил.
Но какой присвоить опыт -
У власти сложный механизм -
То ли абсолютизм Европы,
То ли восточный деспотизм?
Соборность русскому услада,
А все правители - отцы,
Возникли "Избранная рада',
Стоглав, Судебник и стрельцы.
В Москве печатать стали книги,
Купец в Россию мог попасть,
Ушли боярские интриги,
Явилась выборная власть.
Но демократия по-русски,
Как шаловливая жена,
Чем больше на нее нагрузки,
Тем неподвластнее она.
И вышла у царя в итоге
Анархия на всю страну,
Не стали поступать налоги
В опустошенную казну.
Вновь засумятились бояре,
Пришло раздолье воровству,
Усоп митрополит Макарий,
И Курбский убежал в Литву.
Та демократия просила
За жизнь свою большую мзду,
И царь ответил грубой силой,
На Русь набросивши узду.
Он не сказал, какую цену
Заплатит князь, боярин, вор,
А чтобы вывести измену,
Он учредил опричный двор.
Шесть тысяч воинов суровых
Цареву волю стерегли,
По одному лишь его слову
Казнили, мучили и жгли.
Бояр пытали постоянно,
И долго не сходил с поста
Опричник самый окаянный,
Злодей Скуратов Малюта.
Царь был жесток, не спал ночами,
Никто не знал своей судьбы,
Играл он божьими рабами,
Будто они - его рабы.
В чем ярости его причина?
В чем смысл крайности такой?
Убил он собственного сына
Своей державною рукой.
Но мы его судить не станем,
И, Богу помолясь, простим.
Велик в терпенье русский Ваня,
Во гневе же - неукротим.
Часть IX
Лишь солнце яркими лучами
Являло миру свой восход,
Люд русский с чистыми очами
В молитвах ждал его приход.
Чтоб, отзвонив колоколами,
Отбросив негу, сон и лень,
Вершить достойными делами,
Дарованный Всевышним день.
Ждала ли дальняя дорога,
Опасность ли с каких сторон,
На помощь призывали Бога,
Перекрестившись у икон.
Чтоб поле сжать или светлицу
Срубить по мере своих сил,
Народ шел в церковь помолиться,
Чтобы Господь благословил.
В поход военный выступая
И горсть земли кладя в суму,
Святые Тайны принимая,
Все исповедывались Ему.
Мужчины, избегая страсти,
Ценя меж тем кулачный бой,
Любили жен своих, но власти
Им не давали над собой.
Был женский пол в речах не скушен,
С обидчиками горд и смел,
В быте же кроток и послушен,
Работал много, много пел.
А в сердце женщины носили
Мужей да Бога наравне,
У Богородицы просили
Здоровья деткам да родне.
Справляли праздники обрядом,
Молясь чреде священных дней,
Одаревая тех, кто рядом,
Простосердечностью своей.
Так день спешил привычным ходом
Под божий справедливый суд,
И вместе с солнечным заходом
Ложился спать блаженный люд.
Русь как священная обитель
Для чад возлюбленных ея,
И зрил спокойно Вседержитель
На благочинство бытия.
Часть X
Тремя перстами покрестившись,
И «алилуйя» трижды спев,
Из храма, не оборотившись,
Ушел, презревши общий гнев.
Христос с икон суровым ликом
Его до двери провожал,
Но патриарх Московский Никон
Реформу церкви продолжал.
Он не восстал против Миссии,
Не воспротивился Творцу,
Решив устроить дух России
По греческому образцу.
Начав церковную реформу,
Он целился в сей грозный миг
Лишь на обрядовую форму,
Да разночтенья святых книг.
И «богоизбранный» с рожденья
Он не хотел судьбы иной,
Как быть в царевом положении
При управлении страной.
Чтоб с властью светскою на стыке
Иметь повышенный успех,
В стране духовным стать владыкой,
Отцом и пастырем для всех.
Но православный люд по воле
Восьмиконечного креста,
Как цельный камень, раскололи
Воздетых кверху два перста.
Возврат к истокам старой веры,
Напрягши волю, дух и ум,
Возглавил собственным примером
Неодолимый Аввакум.
Он аскетизма был поборцем,
Земных утех отвергнув дым,
Его считали чудотворцем,
Кто окаянным, кто святым.
Он власти бросил обвинение,
Топтавшей жестко старину,
Нанесшей церкви обвинение,
Приведшей дьявола в страну.
Он ревностию огнепальной
Смущал князей, бояр, царя,
Больной, расстриженный, опальный
Боролся, правду говоря.
Он люд простой собрал в расколе.
Кому милей земных утех
Был идеал старинной воли
И правды, чтоб одна на всех.
Несломленный, бесстрашный, дерзкий
Он гордо встал на алтаре,
Не принял новшеств богомерзких,
Сгорел на праведном костре.
Но не закончилось сраженье
За строй духовный на Руси,
Зажглась костры самосожженья,
И их ничем же угасить...
Часть XI
Хоть всю планету обойдете,
Со всяческим встречаясь злом,
Страшнее зла вы не найдете,
Чем русский человек с ружьем.
Он не за Русь ведет сраженье,
Разгул крамолы ему люб,
С монологическим мышленьем
Бунтарь, насильник, душегуб.
Он в обществе не чтит соседства,
Его идея выше всех,
А цель оправдывает средства,
Несущие ему успех.
Любовь - явление пустое.
Он исповедует террор,
Он все моральные устои
Легко бросает под топор.
Не может он назвать своими
Дела, пристрастия, друзей,
Он даже собственное имя
Под кличкой прячет от людей.
Его единым интересом,
Единой страстью и судьбой
Является, рожденный бесом,
Бунт, революция, разбой.
Им сотни тысяч обездолено,
Столь же загублено уже,
И если все ему позволено,
То Бога нет в его душе.
Что ж ты задумался печально
Невидимый небесный страж?
Что-то попутал изначально
Ты в человеке, Отче наш.
Добра и зла хитросплетенья
Люди распутывают нить,
И только русским искушенье
По крайностям судьбу вершить.
За что любому лиходею
Грехов ты списываешь треть,
И только русскому злодею
Без покаяния умереть.
Он перед смертью это дело
Был должен сделать, Ты не дал,
А его умершее тело
Ты возложил на пьедестал.
Чтоб всему миру он был явлен,
Открытый выстроили дом,
А охранять его приставлен
Опять же человек с ружьем.
Везде он оказался лишний,
С воздетой в никуда рукой.
Прости его за все, Всевышний,
Хотя бы душу упокой.
Заключение
Блаженства дни и дни ненастья
Нам не разжиживают кровь,
Стремленье к собственному счастью
Рождает к Родине любовь.
От мужиков до благородий
В сердцах блаженных
Русь лежит,
Душа Отечества в народе,
Что за границу не бежит.
Нам ли равнять копейку с центом,
В копейке Русь - не устыдись,
Зачем нам рай с чужим акцентом,
Нам хорошо - где родились.
Где мельница крылами машет,
Где стены древнего Кремля,
Где солнце наше, реки наши,
И наша матушка-земля.
А в ней лежат отцы и деды,
Другой им доли не иметь,
Могилы их в траву одеты
Да в полевую разноцветь.
Не выбирая слов покраше,
Мы скажем, Родину любя: -
Живи, Россия, счастье наше,
А мы жить будем для тебя.