И тогда он садится на кровли жилых домов,
не спеша выпускает из бархатных рукавов...
Для начала он правой рукою взмахнёт едва –
появляется сонная плоская голова,
озирается в сумраке первые пять секунд,
в птичьем взгляде сквозят Караваджо, Уорхол, Мунк,
взор твердеет, желтеет, перо пристаёт к перу,
нарастает далёкий, неясный, тревожный гул.
Через миг воцаряется полная тишина,
фонари повсеместно качают свои права,
безмятежными снами навьюченная сова
улетает к забытым, больным, неспящим.
Вслед срываются свита, прислуга, ученики –
разлетаются в разные стороны мотыльки.
И повсюду,
повсюду,
повсюду,
куда ни глянь,
тонут в небе молитвы, проклятья, просьбы.
Словом, всё как обычно, – подводит итоги он.
И степенно поводит вторым своим рукавом.
Всякий жаждущий днесь да получит отныне всё –
сколько вымолит, выдержит, – столько и унесёт.
И тогда выдвигаются танки, пехота, флот,
дроны-осы сбиваются в рой и летят вперёд,
инкассаторы, судьи, волшебники, палачи,
сонмы котиков, девушек, женщин, парней, мужчин,
дети, звания, премии, пенсии, города…
Словом, всё, – произносит он медленно, – как всегда.
Как всегда, в это время его называют – Ночь.
Как всегда, он старается выслушать и помочь.
Просто это такая работа – давать и брать.
Он спокоен и выдержан, ибо придёт пора –
и тогда он опять обернётся обычным Днём.
И воздаст каждой твари живой по делам её.